varvar.ru: Архив / Галерея / Древнегреческая и эллинистическая скульптура / Пракситель / Гермес, дразнящий Диониса гроздью винограда. Статуя из Олимпии. Около 340 года до н.э. |
Алфавитный индекс всех художников: А, Б, В, Г, Д, Е, Ё, Ж, З, И, Й, К, Л, М, Н, О, П, Р, С, Т, У, Ф, Х, Ц, Ч, Ш, Щ, Ы, Э, Ю, Я.
Пракситель. Гермес, дразнящий Диониса гроздью винограда. Статуя из Олимпии. Около 340 года до н.э.
Карандашный рисунок головы статуи Гермеса. | |
Угольный рисунок головы статуи Гермеса. Toronto Academy of Realist Art. | |
Угольный рисунок головы статуи Гермеса. Toronto Academy of Realist Art. | |
Статуя Гермеса на иллюстрации Надежды Илларионовой к сказке Андерсона "Русалочка". |
"Антиподом Скопаса был афинянин Пракситель, тоже сын скульптора - Кефисодота Старшего, автора Эйрены с Плутосом. Расцвет творчества его, рождённого ок. 395-390 гг. до н.э., согласно Плинию, приходится на 104-ю Олимпиаду (364-361 гг. до н.э.). Праксителя высоко ценили в древности и приписывали ему статуи многих других мастеров. Работавший, как и Скопас, по преимуществу в мраморе, Пракситель был более традиционен в решении постановки фигур и более революционен в трактовке поверхности мрамора. У него параллельно развивались две темы - мужского и женского образа, и это отличает мастера от многих его предшественников и современников.
Мужские фигуры Праксителя известны по римским копиям, и только одна из них дошла в оригинале. Это Гермес с младенцем Дионисом, ок. 340 г. до н.э., хранящийся в Олимпии. Пракситель одним из первых стал работать с натурщиками - натурщицей служила и знаменитая возлюбленная Праксителя афинская гетера Фрина, состояние которой позволяло ей посвящать богам даже свои золотые статуи (Павсаний упоминает такую статую в Дельфах). Медики считают, что и для Гермеса позировал натурщик, поскольку в статуе заметна определённая патология печени. Явление показательно для общего движения эллинского ума в IV в. до н.э. к конкретике, натуре и даже натурализму. Однако Праксителя это касается мало - он крайне далёк от прямого отражения действительности, о чём говорят и свидетельства древних. Поздние статуи мастера специально тонировались воском и тонко, нежно подцвечивались известным живописцем Никием. Согласно анекдоту Пракситель, когда его спросили, какие бы статуи он вынес из мастерской первыми в случае пожара, ответил: конечно те, которые расписал Никий.
Группа Гермеса с Дионисом, в которой современники могли видеть метафору объединения Аркадии с Элидой, показывает, что Пракситель, хотя и сделал настоящую круглую скульптуру, ориентировался в основном на фасадное, плоскостное восприятие, и это отнюдь не значит, что как ваятель он был ниже Поликлета или Скопаса, делавших фигуры, рассчитанные на всесторонний обход. У Праксителя была другая задача - показать гармонию человека и мира, неуловимую нежность их взаимоотношений. Его образы всегда статические, они предстают в состоянии расслабленной неги, часто с древесными опорами. Такая опора есть и у Гермеса, хотя она закамуфлирована наброшенным на неё плащом, спадающим вниз крупными тяжёлыми складками; их мягкая ткань оттеняет сияющее тело бога и младенца Диониса.
Гермес стоит, опираясь на столп левой рукой, так что тело его делает сильный изгиб в бёдрах и торс наклонен; отчасти создаётся дисбаланс подвижной верхней части тела и неподвижных ног. Иконография близка Кефисодотовой Эйрине: взрослый держит на руках младенца. Но вместо тяжёлой мощи и материальной грузности, царившей у старшего ваятеля, его сын представил лёгкого, даже изящного, несмотря на атлетические формы, бога с грациозными движениями. Вероятно, в правой руке Гермес держал на весу виноградную кисть, к которой тянулся мальчик; аналогичный мотив присутствует в другой фигуре Праксителя, Сатир, наливающий вино. Вещь, обыгранная в качестве сюжетной завязки, выступает на передний план, она затеняет собой - фигурально и символически - голову бога, в её ягодах дробился свет, который бросал прозрачные тени на лик Гермеса.
Пракситель разрешил задачу, которую Кефисодот понимал ещё достаточно формально. Гермес связан с Дионисом не только физически, но и духовными узами: ребёнок тянется к кисти, а Гермес наблюдает за ним, глядя с нежной заботой. Лицо бога близко к идеалу высокой классики, но Пракситель модифицирует принятый тип. Овалоидную форму он сохраняет только в целом, надвигая на лоб шапку волос и скругляя все формы, так что впечатление угловатости исчезает, а вместо неё появляется ощущение чего-то живого и цельного, в котором, как у Скопаса, все черты расплавляются в некоем тигле и выходят из него уже совсем в ином качестве - чуть смятыми, чуть приглушёнными , где-то размытыми, где-то пластически подчёркнутыми. Лица Праксителевых богов - это благородные лица изнеженных греческих аристократов, светской элиты, "золотой молодёжи". Им не нужно страдать и бороться - они чувствуют себя в этом мире уютно. Душевная ясность и невозмутимый покой ощущаются в их обнажённой красоте, удлиненных пропорциях, элегантности облика.
Пракситель устанавливает новые отношения фигур со средой. Тело как будто начинает подвергаться внешним воздействиям и само реагирует на эти импульсы. Собствено, так было и у Скопаса, но у паросца внешний мир стремился разрушить органическую форму (хотя менялась больше структура, чем поверхность). У Праксителя среда предстаёт знойным полднем; ослепительный жар южного солнца вызывает брожение воздуха, учащённое движение атмосферных частиц, образующих вокруг каждого живого существа некое неуловимое марево. Боги Праксителя погружены в него, в этот тающий, плавящий формы свет. Гермес на пути в Ниссу (или к Силену, или куда-то ещё - в райскую неведомую страну, где живут воспитатели божественных младенцев) остановился, чтобы отдохнуть в тени ; тень для него зрительно создавала виноградная кисть: она выступала иллюзией зонтика, намекая на виноградный сад, в котором очутился спутник виноградного бога-младенца. Всё плавится в этой истоме, всё исполнено жара и окутано тёплыми волнами воздуха. Черты лица Гермеса тоже сплавлены, и глаза, как у героев Скопаса, затенены, но сама форма глаз не искажается - они только становятся уже, глубже и с более уплощённым глазным яблоком; грани бровей приэтом стираются, становятся мягко очерченными дугами.
Тело, излучающее свет, само плавится от света и, кроме того, преобразует этот свет в цвет. Гермес своей гладкой полированной поверхностью, тонировкой и бывшей раскраской словно собирает в себе, как в магическом кристалле, все краски мира, всё их волшебство, чтобы затем снова их отдать, но уже в виде иллюзорного идеального образа. Особую красоту придаёт Гермесу причёска, трактованная лёгкими кудрявыми прядями, очень рельефными, но не регулярными, прорезанными глубокими желобками. В них неровно дробится солнечный свет, создавая "шершавый" рельеф, оттеняющий белизну тела и лица с тающим взглядом. Праксителю удалось показать не только благотворное действие космоса на его бога, но и таковое же действие бога на окружающий мир: истечение из тела божественной энергии, её способность превращать аккумулированный свет в жизнь и любовь.
Таким образом, мужская фигура Праксителя воплотила в себе свет и тень космоса; оба эти начала, слившись в гармоническом союзе, предстали как нечто прекрасное и вечное, как сам бессмертный солнечный свет, не способный рождаться без тени; так новорожденного Диониса-солнце спасала от гибели тень плюща, росшего во дворце Кадма. Вот почему в натуральной тени фигуры Праксителя гаснут - тень на свету "запрограммирована" самой сущностью таких светящихся статуй. Тот факт, что фигура была увидена Павсанием в храме Геры в Олимпии, в его интерьере, не исключает её изначальной предназначенности для постановки в природе , хотя бы в такой окультуренной городской среде, которая окружала Афродиту на Книде.
<...>
Итак, Пракситель дал новый тип обнажённой мужской фигуры и две формы женской - обнажённую и облачённую. Характерно, что в его искусстве, каким оно нам известно по олимпийской группе и римским копиям, опорами снабжаются, как правило, только изваяния мужчин. А поскольку опора, введённая ещё в V в. до н.э. Поликлетом, - важный элемент пластического образа, посмотрим, как она осмыслялась в его фигурах. Древесные опоры, наряду со скипетрами, жезлами и посохами, - всё тот же образ богини-матери, вступающей с сыном в ритуальный союз. Амазонка Поликлета опиралась на пилон, потому что она была раненой, не могла стоять на ногах; её опора скорее восстанавливала амазонский же образ андрогина, типа ксоанов Афины. Теперь этот знак "первомира", бывший ранее вторичным, дополнительным атрибутом, становится равноправным участником действа и возвращает себе исходную семантику дерева. Кривоватая, живая форма подчёркивает своим присутствием совершенство человеческого тела, а иная фактура - шершавость, мягкость наброшенных драпировок или, напротив, заглаженность - оттеняет светоносные качества кожи и пушистость волос.
Союз с деревом для персонажей Праксителя - это связь с аниконическим образом богини. Она выступает опорой своему хрупкому, изнеженно-томному партнёру. Необходимость во внешней опоре говорит о потере мужским образом действенной, самостоятельной силы. Он вновь феминизируется и из категории отца переходит в категорию сына. "Мировое древо" незримо, исподволь восстанавливает свой статус, а с ним потихоньку восстанавливается и былая "геральдическая формула".
Многие статуи Праксителя с опорами заставляют их домысливать как группы: связь двоих, опора с человеком, требуют дополнения в виде третьего, симметричного звена; так, по другую сторону опоры прозревается незримый геральдический близнец. Зеркальный образ, тайное отражение видимой фигуры особенно напрашивается в Отдыхающем сатире. Левый контур тела, сливающийся с очертанием древесного ствола, вертикален, и по другую сторону опоры воображение достраивает его тень-подобие. Видимое материальное и невидимое идеальное тела, однако, имеют нетрадиционный смысл; отсутствующий "геральдический близнец" теперь не связан с духом, он - исчезнувший реальный образ, материальное, земное тело. А статуарная фигура, напротив, представляет идеальный образ. Творения Праксителя словно отринули тяжёлый вещественный облик: они, выпав из драматического цикла превращений, достигли абсолюта. В их мире время не течёт, пространство остаётся неподвижным. Это прозрачный и светлый мир иного бытия, метафизической красоты."
Акимова Л.И. Искусство Древней Греции: Классика. - СПб.: Азбука-классика, 2007. Том II, Стр. 339-347.
hotlog_js="1.0"; hotlog_r=""+Math.random()+"&s=197642&im=600&r="+ escape(document.referrer)+"&pg="+escape(window.location.href);