Варварские тексты: Морозов Евгений Филлипович. Мировая война ислама

Реклама:

Ислам, как религиозно-политический феномен, давно уже присутствует в мире и в России — почти тысяча четыреста лет прошло с первых проповедей пророка и всего лишь ста двадцатью годами менее с первого похода мусульман на территорию нашей страны. В 737 г. Мерван ибн Мухаммад с территории Закавказья предпринял большой поход на север, где-то на Донце, Дону или даже Волге (до сих пор точно не установлено) набрал полон — 20 тысяч «людей из племени ас-сакалиба (т. е., вероятнее всего, славян)» и увел их с собой. Правда, пленники по пути взбунтовались, и мусульмане перебили их почти всех. Вот такое начало, и продолжение было таким же — до тех самых пор, пока в 1873 году «по усмотрению господ корпусных командиров» не было ликвидировано Кокандское ханство. Почти тысяча лет резни и угона в рабство — и это опять началось...

Феникс восстал из пепла: политическое возрождение ислама в XX веке

Конечно, ислам пережил разные этапы своего существования — были и взлеты, были и падения. Но на рубеже XIX и XX вв. можно было смело говорить о его политической стагнации. На карте мира имелось всего три исламских государства: Оттоманская империя, султаны которой присвоили себе среди прочих и титул халифа, т. е. верховного духовного авторитета ислама; Иран, традиционно шиитский, и замкнувшийся от большинства мусульман, являвшихся суннитами; и Афганистан, в котором особого значения теологии никогда не придавали. Правда, имелись на карте также Хивинское ханство и Бухарский эмират, протектораты Российской империи, но уже по этому факту об их самостоятельности и политическом значении говорить не приходится.
А что было? Было многочисленное мусульманское население в Индии, странах южных морей, Северной Африке, России, но и только. Никакой политической структуры у этих мусульманских групп не было, а потому все считали, что ислам существует только на бытовом уровне, и в политическом плане с ним навсегда покончено.
Но XX век принес с собой стремительный политический подъем ислама, по темпам и масштабам сравнимый только с освобождением славянства в этом же веке. На карте мира от Атлантики до Австралии раскинулись десятки государств, в которых господствует религия и идеология ислама, и существуют еще десятки государств, в которых сложились и действуют политически активные мусульманские общины. Среди них и такие государства, в которых никогда ничего подобного не бывало, как, например, Соединенные Штаты Америки, Великобритания, Франция, Германия. Как это могло произойти и откуда что взялось?
Конечно, корни политического возрождения ислама уходят еще в XIX век, в котором он, якобы, окончательно стагнировался. Достаточно наблюдательные люди и тогда видели происходящее и были готовы к тому, что произошло позднее.
Дело в том, что уже в середине XIX века началась «мусульманская реформация» — приспособление древнего учения к изменившемуся миру. Собственно богословских вопросов эта «реформация» не затронула, но в значительной степени пересмотрела религиозные мотивации различных аспектов светской жизни. Начался пересмотр мусульманской судебной системы и ограничение области применения шариатского права. После долгих теологических споров мусульмане отказались от запрета на взимание ссудного процента, что создало возможности формирования банковской системы и практики капиталистического предпринимательства.
Но самое главное — изменения в сфере общественного сознания к началу XX века. Становление национального самосознания и развитие национализма наполнили новым содержанием традиционное положение ислама о единстве всех мусульман. Джамал ад-дин ал-Афгани (а в России — Измаил Гаспринский) сформулировал идею солидарности мусульман, вылившуюся в концепцию панисламизма и получившую широкое распространение в мусульманском мире. Параллельно с панисламизмом, предполагавшим обьединение мусульман на конфессиональной основе, развивается мусульманский национализм, требующий обособления мусульманских общин от представителей других конфессий. Национализм в считанные годы пропитал все направления мусульманской общественной мысли уже к началу XX века.
По мере развития национализма он начал переходить в стадию национально-освободительного движения и все более отчетливо стала проявляться политизация ислама, т. е. использование исламских постулатов в качестве лозунгов политической борьбы. Антиколониальные движения все чаще принимали мессианско-религиозный характер, лидеры их обьявлялись махди. Суфийские братства трансформировались в боевые организации и создавали мощные религиозно-политические движения (например, сенуситы в Северной Африке). В 1926 г. основывается первая международная мусульманская организация — Всемирный исламский конгресс.
По итогам первой мировой войны была разрушена Оттоманская империя и на карте мира появились современная Турция, Ирак, Сирия, Ливан, Иордания, аравийские княжества. В 1926 г. Египет стал независимым. Мощный импульс получила освободительная борьба в Индии, Индонезии и других населенных мусульманами территориях, политическая независимость которых была достигнута по итогам второй мировой войны. В 60-е годы процесс политического освобождения исламских стран завершился с уходом англичан из Аравии и Малайзии.
Между тем к середине XX в. в исламском мире широко развернулась борьба вокруг проблемы выбора пути развития, в ходе которой появились многочисленные концепции «третьего пути». Неизменно отталкиваясь от традиционных ценностей ислама, мусульманские общественные деятели, равно религиозные и светские, выдвинули тезис об исламском пути развития, как единственно приемлемый для мусульманских стран. На базе этого тезиса создаются концепции «исламского социализма», «исламского государства», «исламского правления», «исламской экономики», «зеленой революции» и т. п., ныне идеологически оформляющие современный исламский мир. Каков же он сегодня?

Головная боль политологов: исламский мир

На сегодня ислам — вторая по численности последователей (после христианства) мировая религия. По приблизительным подсчетам, общая численность мусульман на планете составляет от 800 до 900 млн. чел. (как правило, в исламских странах статистика поставлена отвратительно). Две трети мусульман живут в Азии (20 % ее населения), подавляющее большинство остальных — в Африке (половина населения Африканского континента). Мусульманские общины существуют в 120 странах мира. В 40 государствах мусульмане составляют большинство населения. В странах Северной Африки и Ближнего Востока (кроме Израиля, Ливана и Кипра), Среднего Востока (кроме Казахстана), а также в Сенегале, Гамбии, Нигере, Сомали, Пакистане, Бангладеш, Индонезии и некоторых других государствах мусульмане составляют более 80 % всего населения. От 50 до 80 % мусульман насчитывается в составе населения таких государств, как Гвинея, Мали, Ливан, Чад, Судан; почти половина населения Малайзии, Казахстана и Нигерии — мусульмане; весьма влиятельным меньшинством мусульмане являются в Боснии и Герцеговине, Сербии, Болгарии, Гвинее-Бисау, Камеруне, Буркина- Фасо, Сьерра-Леоне и др.
Крупнейшие по абсолютной численности исламские общины проживают в Индонезии, Индии, Пакистане и Бангладеш. Весьма значительны исламские общины в Китае, Таиланде, Эфиопии, Танзании, на Кипре, на Филиппинах, в ряде стран Европы (Босния и Герцеговина, Албания, Болгария, Великобритания, ФРГ, Франция) и Америки (США, Канада, Аргентина, Бразилия, Гайана, Суринам, Тринидад и Тобаго), в Австралии, в королевстве Фиджи. В 28 государствах Африки и Азии ислам признан государственной или официальной религией, в т. ч. таких значительных, как Египет, Саудовская Аравия, Иран, Пакистан и др. В ряде государств слово «исламский» включено в официальное название — Исламская республика Иран, Исламская республика Пакистан, Исламская республика Мавритания и др.
Во многих странах распространения ислама действуют мусульманские партии, играющие нередко важную роль в политике, например Партия исламской республики в Иране, Партия единства и развития в Индонезии, Панмалайская исламская партия в Малайзии, Джамаат-и-Ислами в Индии и Пакистане. Распространены религиозно-политические исламские организации, в том числе и стоящие вне закона, но могущественные «Братья-мусульмане», Партия исламского освобождения и др.; функционируют многочисленные религиозные учебные заведения (коранические школы, мадраса, мусульманские университеты), исламские общества, миссионерские организации, коммерческие предприятия (исламские банки, страховые компании и т. п.).
Весьма важный элемент исламской цивилизации — мусульманское судопроизводство. Со второй половины 70-х гг. XX в. начался рост применения некоторых норм шариата, ранее исключенных из судебной практики: например, введение определенных мусульманским правом телесных наказаний за уголовные преступления в Пакистане, Судане, Иране, аравийских монархиях.
Значительную роль в мировых делах играют международные мусульманские организации, действующие как на правительственном, так и на неправительственном уровне. Наиболее значительная из них — Организация исламской конференции, созданная в 1969 г. и объединяющая 45 государств Азии и Африки. Свою деятельность, напрвленную на осуществлении исламской солидарности ОИК проводит через Генеральный секретариат и целый ряд специализированных организаций (Исламский банк развития, Исламское агентство новостей, Исламская организация по образованию, науке и культуре, Исламский фонд развития и др.). Среди неправительственных международных организаций организаций наиболее активны Лига исламского мира, Всемирный исламский конгресс, Всемирная исламская организация, Исламский совет Европы. Для всех этих организаций характерна самая решительная антиимпериалистическая риторика при гораздо более прагматичной политике.
В СССР, согласно переписи 1989 г., проживало более 80 миллионов представителей народов, для которых ислам является традиционной религией. Если бы не официальный атеизм советского режима, то в те годы можно было бы утверждать, что Советский Союз — одна из крупнейших мусульманских держав. Сейчас и абсолютная численность, и процентный состав мусульман в Российской Федерации изрядно уменьшились, но все еще представляют собой солидные величины. Точное число мусульман назвать невозможно, прежде всего по той причине, что российская статистика, увы, нисколько не уступает оманской или бангладешской. Но есть и обьективные трудности.
Прежде всего, по причине низкой религиозности нашего общества. Мы знаем, например, что в РФ проживает 1.5 млн. казахов, для которых ислам вроде бы является традиционной религией, но сколько этих казахов реально исповедует ислам? Муфти преувеличит это число, епископ преуменьшит, а сколько на самом деле — один Аллах ведает. Вторая трудность в том, что народы, для которых ислам считается традиционным вероисповеданием, зачастую таковыми не являются. Те же казахи — мусульмане не слишком-то рьяные, у них очень сильны доисламские степные верования, и кто скажет — сколько среди этих полутора миллионов казахов приверженцев родовых культов? Или взять волжских татар — в политологии они считаются наиболее правоверным из всех мусульманских народов России, но спросите этнографа, и он вам объяснит, что нет такого этноса, как «волжские татары», что это по-советски механическое объединение разных этносов под одним названием, и что среди этих этносов, в просторечии именуемых «волжскими татарами» есть и такой, у которого традиционной религией является как раз-таки православное христианство (кряшены). Так что статистика и здесь будет весьма приблизительной.
А если все-таки рискнуть на нее, то у нас получится примерно следующее: народы РФ, традиционным исповеданием которых является ислам, проживают в основном в Предкавказье, между Средней Волгой и Уралом, а также в Сибири. В Предкавказье (или, как привычнее говорить, на Северном Кавказе) традиционно ислам исповедуют народы Дагестана, чеченцы, ингуши, карачаевцы, черкесы, адыги и балкарцы, а также значительная часть кабардинцев и осетин — всего около трех миллионов. В Поволжско-Уральском регионе это татары и башкиры — также около трех миллионов. В Сибири мусульманами считаются сибирские татары. И, наконец, вдоль российско-казахстанской границы лежит полоса территории, в которой значительная часть населения представлена астраханскими татарами и казахами — всего с сибирскими татарами до двух миллионов. Кроме этого, имеется значительная диаспора исламских народов внутри России — в Москве и Центральном регионе сложилась масса переселенцев из стран ислама (как и в районах Берлина и Парижа). Больше всего здесь азербайджанцев, но немало и беженцев из Афганистана и Курдистана, а также переселенцев из Чечни — некоторые называют для этих территорий цифры мусульманской диаспоры до 1.5 млн. Немало переселенцев с Кавказа в Волгоградской и Астраханской области — якобы до 400 тыс. Немало и в городах Сибири переселенцев из Средней Азии. Если брать в расчет диаспору, то сейчас в Российской Федерации не менее 7-8 % населения составляют представители народов, традиционно исповедующих ислам. Сколько человек из них являются верующими мусульманами? Думаю, не ошибемся, если предположим, что половина — около 7 млн. Как бы то ни было, в условиях постсоветского идеологического вакуума с каждым годом их будет становиться все больше и больше.
Да ведь и не только Российская Федерация. И ненька Украина от великой хохлацкой хитрости сама себя перехитрила и устроила себе мусульманский анклав в Крыму, а потом еще и в Донбассе. И у Молдавии сложности с мусульманами-гагаузами. И даже в Белоруссии издавна живут татары. Мусульмане, естественно.

Ислам как социальная теория и политическая практика

Ислам сложился в VII веке в Аравии как политико-социальное движение в религиозной оболочке. Собственно религиозное учение ислама включает в себя устные проповеди («суры») пророка Мухаммада (да будет благословенно его имя) от имени Бога, после его смерти записанные и сведенные в Коран. Толкования Корана запрещены, но на практике широко распространены (чему способствуют многочисленные противоречия в Коране; в священной книге ислама их не меньше, чем в трудах Ленина, так что текстами из корана можно обосновать любое положение), что и предопределило идейное многообразие ислама и существование ряда его направлений, в основе которых лежат различия в подходе различных групп мусульман к религиозным и политическим проблемам. В конце концов эти различия закрепились в правовых вопросах, породив ряд правовых школ ислама.
Основные разновидности ислама — суннизм и шиизм. Кроме них, различают такие разновидности, как суфии, хариджиты, мутазилиты и мурджииты, но эти течения ислама, весьма интересные в идеологическом плане, незначительны в плане политико-социальном, почему мы не будем останавливаться на них
Суннизм — наиболее распространенная разновидность, к ней принадлежат более 90 % всех мусульман. «Сунна» — традиция, обычай, пример (обычно из жизни пророка Мухаммада — да будет благословенно его имя), используемый как руководство для всей мусульманской общины и каждого мусульманина в повседневной жизни и для решения любой проблемы жизни человека и общества. Иначе говоря, сунниты — это правоверные традиционалисты в исламе. Сунниты организованы в демократические общины, мнение которых (основанное на сунне, естественно) есть высший авторитет для суннита. Делятся на четыре религиозно-политических толка (мазхаба) — маликиты, ханафиты, ханбалиты, шафииты.
Маликитский мазхаб основывает свою правовую концепцию на рациональном суждении, признавая главным источником права Коран и сунну. Его приверженцы господствуют в Марокко, Алжире, Тунисе, Ливии, Кувейте, Бахрейне, значительные маликитские общины имеются в Египте и Судане. Ханафиты признают источником права в основном Коран и с оговорками — сунну, широко применяют в то же время и обычное право, что дает им возможность вести деловые и личные сношения с иноверцами и пользоваться значительными послаблениями в быту. Благодаря такой терпимости, ханафитский мазхаб является наиболее распространенным и фактически господствует среди мусульман Анатолии, Балкан, Северного Кавказа, Поволжья, Средней Азии, Китайского Туркестана, Афганистана, Индии и Индонезии (иначе его называют «северным мазхабом»). Шафиитский мазхаб эклектичен, он сложился на стыке ханафизма и маликизма. Ханбалийский мазхаб более догматичен и ставит своей целью очищение ислама, основывая свое право почти исключительно на традиции Корана, сунны и хадисов; он отрицает любые нововведения в области вероучения и права. Именно в рамках ханбалитской идеологии сложились ваххабизм и идеология «Братьев-мусульман».
Ваххабизм — сравнительно новое направление в суннитском исламе. Оно возникло в Аравии в середине XVIII века и получило имя по его основателю Мухаммаду бен Абд ал-Ваххабу. Стержнем учения является воинствующее утверждение единобожия (таухид). Ваххабизм требует очищения ислама от всех новшеств, ликвидации культа святых и пр. (в 1800 г. ваххабиты, захватив Мекку, разбили священный Черный камень Каабы, одну из величайших святынь ислама). В общественно-политической сфере ваххабизм проповедует социальную гармонию, братство и единство всех мусульман, требует строжайшего соблюдения морально-этических приницпов ислама, осуждает роскошь, стяжательство и пр. Важное место в ваххабизме занимает идея джихада против неверных и мусульман, отступивших от принципов раннего ислама. Для ваххабизма характерны крайний фанатизм в вопросах веры и экстремизм в практике борьбы с политическими противниками. Ал-Ваххаб и его последователь эмир Сауд основали государство, именующееся ныне Саудовской Аравией. Это — единственное государство, своей официальной идеологией имеющее ваххабизм, но общины ваххабитов существуют во всех странах, в которых распространен ислам, завоевав себе особенно прочные позиции в Индии, Индонезии, Восточной и Северной Африке.
Шииты (от «шиа» — партия, приверженцы) — учение, сложившееся на базе политической борьбы за пост халифа после смерти пророка Мухаммада (да будет его имя благословенно). От суннитов отличаются распространением мистического учения о власти, которая должна, по мнению шиитов, принадлежать только потомкам зятя пророка — Али. Это вылилось в представление о власти, как о божественной манифестации и конечному переходу ее к махди (мессии, «скрытому имаму»). В ожидании махди его представляет аятолла — высший духовный и светский авторитет, завоевавший свое положение святостью жизни и справедливостью суждений. Шииты с древних времен разделились на ряд направлений, как умеренных (зайдиты, имамиты), так и крайних — секты, обожествившие алидских имамов и исмаилиты, учение которых настолько далеко ушло от ислама, что фактически стало самостоятельной религией. Шиитские общины существуют практически во всех странах распространения ислама, но абсолютным большинством шииты являются в Иране и Азербайджане. Шииты являются также большинством в Ираке и Таджикистане и представляют значительную часть мусульман в Ливане, Йемене, Бахрейне. Исмаилиты также повсюду имеют свои общины и практически господствуют в горных местностях Памира и Бадахшана, расположенных на территориях современных Таджикистана и Афганистана.
Особое значение в идеологии и практике ислама играет концепция «войны с неверными» (джихад, газават, фатх). В наиболее общем значении этот термин означает вооруженную борьбу с неверными во имя торжества ислама. Участие в джихаде — одна из пяти обязательных религиозных обязанностей, выполнение которых и делает собственно человека мусульманином. Классическая доктрина ислама определяет джихад как «нанесение неверным ударов, изъятие их собственности, разрушение их святилищ, уничтожение их идолов» и т. п. Женщин и несовершеннолетних участнику джихада убивать запрещено (если они не сражаются против мусульман), взрослые же мужчины уничтожаются или обращаются поголовно в военнопленных. С военнопленными разрешено поступать трояко: убить, освободить за выкуп или превратить в рабов. Военнопленных, принявших ислам, убивать не разрешается.
В разных толках и течениях ислама эти положения более или менее видоизменяются. Например, исмаилиты полагают, что людей уничтожать надо, но посевы и сады трогать нельзя; ханафиты же, напротив, считают, что если уж можно уничтожать людей, то растения — и подавно, и т. п. Естественно, что минимум ограничений налагают на себя ваххабиты (если вообще налагают), раз уж по их учению джихад возможен не только против неверных, но и против «плохих мусульман», т. е. отступников.
Отсюда и исламское деление мира. По концепции джихада, мир состоит из трех частей. Во-первых, это «дар ал-ислам» — совокупность мусульманских стран, находящихся под властью мусульманских правителей, жизнь в которых полностью регулируется шариатом — как видим, далеко не все страны ислама подходят под это определение; страны со светским режимом правления, как Турция, Ирак, Алжир, Египет и пр. для исламского фундаменталиста не являются «дар ал-ислам». Во-вторых, это «дар ас-сулх» («область мирного договора») — территории, платящие дань и подчиняющиеся мусульманам в политическом отношении; на территории «дар ас-сулх» возможно наличие каких-то прав у немусульман. В-третьих «дар ал-харб» («территория войны») — немусульманские страны за пределами «дар ас-сулх», рассматриваемые как находящиеся в состоянии войны с мусульманами, причем отсутствие военных действий считается временным перемирием.
Доведенная до логического предела исламская теория войны ставит правоверного мусульманина в состояние перманентной войны со всем миром.

Возвращение древнего ужаса

Можно себе представить, как именно разгуливали по Европе, Азии и Африке арабы времен халифата, вооружившись таким учением. Становится понятно, почему с таким ликованием вспоминают историки Запада отражение натиска арабов при Пуатье и турок при Вене. Прошло время и былые раны затянулись — не вскрываются ли они в наши дни?
Суть в том, что, хотя «мусульманская реформация» в известной мере изменила и военные мотивации исламских народов, в их войнах начинают все чаще и чаще просматриваться мотивы джихада. Войны за национальное освобождение как-то плавно перетекают в джихад. Да и сами эти войны за национальное освобождение — не являются ли они особым случаем джихада, т. е. «войны в защиту и распространение ислама»?
В геополитике известна концепция «конфликтной дуги» — обозначения области, охватывающей с юга и юго-запада континент Евразии, в которой происходят если не все, то подавляющее количество военных конфликтов в период после второй мировой войны. И, хотя нельзя связывать все эти конфликты с исламом (довольно трудно представить себе джихад ИРА, ЭТА или корсиканских сепаратистов), фактом является то, что подавляющее большинство этих конфликтов носит на себе печать джихада.
Посмотрим по карте справа налево, как привыкли, т. е. с востока на запад. Самая восточная исламская страна — Индонезия. Поселенцы-мусульмане воюют в Ириане с христианизированными папуасами; на Молуккских островах идет резня между христианами и мусульманами. В Малайзии и Таиланде до сих пор тлеют очаги войн, причем в Малайе мусульмане-малайцы борются против китайских партизан, а в Таиланде исламские партизаны воюют против буддистов. На Минданао — южном острове Филиппинского архипелага — война мусульман против центрального правительства и христианских ополчений идет уже сорок лет. В Бирме масса всяких местных войн, хватает и войн мусульманских племен против центрального правительства. В Индии хрупкий религиозный мир то и дело взрывается столкновениями многотысячных толп индуистских и исламских фундаменталистов, в Кашмире идет настоящая война между исламистами и правительственными силами и моджахеды со всего исламского мира сьезжаются туда, чтобы в бою за ислам получить пропуск в рай (а добрые индусы им охотно помогают). Китайский Туркестан кипит как котел, в Турфане, Хами, Урумчи рвутся бомбы, то и дело вспыхивают стихийные восстания, в горах бродят мусульманские отряды, а на площадях расстреливают моджахедов.
Афганистан охвачен войной, в которой фундаменталисты-талибы пытаются подавить своих противников — «плохих мусульман» — чтобы восстановить халифат древних времен. Огненные брызги из этого котла залетают и в Китайский Туркестан, и в Кашмир, ими уже изъеден весь Таджикистан; боевые организации, союзные талибам, действуют в Киргизии и Узбекистане... поговаривают уже и про Казахстан — недаром Назарбаев бросил Алматы и прижал новую столицу к самой российской границе (удирать способнее, судьба Наджиба памятна всем).
Ирак противостоит сразу всем — шиитскому Ирану, ваххабитской Саудовской Аравии, которая, используя свои огромные вклады в банки Великобритании и США, раз за разом добивается новых и новых агрессий этих стран против Ирака, несмотря на все более настойчивые требования ООН. В Палестине идет война и действия НФОП (кстати, в свое время объявившей-таки джихад Израилю) все более тускнеют и размываются на фоне действий фундаменталистских организаций, также проповедующих и практикующих джихад. В Боснии и Герцеговине, Косово, Македонии исламские боевики под прикрытием натовских войск овладевают новыми и новыми территориями, расширяя «дар ал-ислам». На Кипре мусульмане под охраной турецких войск и христиане — под охраной войск греческих — только и выжидают момента, чтобы вцепиться друг другу в горло.
Мало? А партизанская война в Египте и Алжире? А бесконечная резня в Судане между арабами севера и христианизированными неграми юга? А такая же бесконечная резня между христианами и мусульманами в Уганде? А война в Эфиопии между православными амхарцами и мусульманами Эритреи, Галла, Оромо и пр.? А резня в Сьерра-Леоне?
Но ведь и это не все. Сколько еще районов, в которых мусульмане пока не начали войны, но которые находятся на грани этой войны? Нигерия, Чад, Кения...
Наверное, можно традиционно рассматривать каждый из этих конфликтов по отдельности и не видеть в каждом отдельно взятом конфликте ничего особенного. Но... слишком уж в нас въелась диалектика, некогда весьма назойливо нам преподававшаяся. Трудно забыть закон перехода количества в качество. И если рассмотреть всю эту конфликтную зону целиком, то приходится сделать ошеломляющий вывод — воюют не галла и не эритрейцы, даже не исмаилиты и ваххабиты, воюет весь исламский мир. И уже видно складывание фронтов.
Вот Восточный фронт — сливающиеся в единое пятно конфликты в Юго-Восточной Азии. Северный фронт лег извилистой петлей от Кукунора до Кавказа. Центральный фронт протянулся от Иерусалима до Сараева. Западный фронт раскинулся на огромных пространствах от гор Алжира до болот Уганды. И все более просматривается централизация руководства этими фронтами и конфликтной зоной в целом.
Мы, конечно, имеем в виду не Усаму бин Ладена. Какой бы он ни был миллиардер, его двух (или даже пяти) миллиардов долларов не хватило бы и на три месяца для финансирования партизанских и террористических действий даже на одном из этих фронтов. Нет, за возникающей централизацией руководства чувствуются если не сотни, то десятки миллиардов долларов и, как минимум, государственная организация. А этим условиям отвечает один субъект — Саудовская Аравия, странное ваххабитское государство, семейное владение трех тысяч потомков дома Саудидов.
Они — ваххабиты, так что попытка захвата мирового господства идеологически выдержана. Но они же еще и владельцы 30 % мировых запасов нефти и газа, так что подобный характер действий имеет заодно и экономическую подоплеку — устранение конкурентов. На эту мысль наводит уже тот факт, что подавляющее большинство конфликтов происходит в нефтеносных районах. Так что в конечном счете не совсем ясно, идет ли речь о мировой войне ислама или о мировой войне Саудидов, просматривающейся через сумятицу многочисленных конфликтов.
Осуждая на словах некоторые из этих конфликтов, Организация Исламской конференции исправно поддерживает их на деле. Войска различных мусульманских стран всегда готовы отправиться в район того или иного конфликта (и не раз уже отправлялись). Денежные и материальные средства, отряды добровольцев, а то и полностью сформированные и вооруженные добровольческие формирования — вплоть до батальонов и бригад — различных исламских стран, организаций и общин неизменно появляются в зонах конфликтов.
Ряд исламских стран уже обзавелся ракетами ближнего и среднего радиуса действия, а вот и малоизвестный факт — еще в 70-х гг. китайцы продали Саудовской Аравии пять баллистических ракет, аккуратно выстроили неподалеку от Эр-Рияда для них шахты и поставили ракеты в эти шахты. Ракеты, конечно, не самого последнего образца, тоже средней дальности, но до Дели и Киева долетят. А самое интересное в этом деле с саудовско-китайскими ракетами — то, что применять их без ядерных боеголовок нет никакого смысла (слишком низкая точность). Но ведь нет у Саудовской Аравии ядерного оружия! Или уже есть?
Конечно, Саудовская Аравия, Египет, Ирак и Иран ведут разработку ядерного оружия, это уже давно не секрет. Секрет — насколько близко они подобрались к созданию этого оружия. А вот у Пакистана ядерные боеголовки уже имеются. Может быть, ракеты Саудовской Аравии рассчитаны именно на эти боеголовки? Близкие отношения (неформальный союз на основе саудовского финансирования) Саудовской Аравии и Пакистана дают возможность и такого предположения. Вопросы, вопросы... Слишком много вопросов, слишком мало ответов, а предположить можно все, что угодно. И ответ может оказаться самым неожиданным и ужасающим — таким, например, как 11-го сентября в Нью-Йорке и Вашингтоне.
Ясно одно — Соединенные Штаты не зря болтают про ракетно-ядерное оружие «государств-изгоев». Темнят они только в двух моментах — кого они считают «изгоями» и про опасность для США. До США могут долететь ракеты только России и Китая. А вот Евразия ракетами мусульман простреливается хорошо и, в отличие от американской ПРО, российские предложения по организации евроазиатской ПРО имеют смысл и для нас, и для Западной Европы, и, полагаем, для Китая и Индии тоже.
Но, пока исламские ракеты не могут долететь до Нью-Йорка и Вашингтона, до этих городов долетают американские же самолеты, превращенные в колоссальные зажигательные бомбы волей фанатиков-фундаменталистов. Наше телевидение день и ночь кричит, что-де весь мир содрогнулся, все люди доброй воли намерены не давать больше спуску этим (далее, как правило, следует ненормативная лексика, без которой некоторые нацменьшинства России жизни себе не мыслят). Ну, насколько нам известно, «весь мир» принял это известие гораздо спокойнее, нежели американские холопы в Москве, а кое-где и как праздник — например, в задыхающейся в тисках израильского террора Палестине. Да и в Москве те люди, чьи дети учатся не в Гарвардах и Оксфордах, и чьи сбережения лежат в чулках, а не в американских и израильских банках, задавали неприятные вопросы, типа — а почему, когда бомбят братский славянский Белград, то это является торжеством демократии, а когда бомбят Нью-Йорк — гнусным деянием? А почему, когда американская крылатая ракета в Багдаде одним ударом хоронит в бомбоубежище четыре тысячи стариков, женщин и детей, то в Москве ликуют по случаю торжества «общечеловеческих ценностей», а когда мусульманские террористы убивают в Пентагоне сотню работников центра управления американской военной машины, то объявляют траур?
Ну, это еще люди с улицы задают такие вопросы, а люди мало-мальски информированные — те вообще начинают спрашивать о том, не американское ли ЦРУ создало для бин Ладена глобальную сеть управления и обеспечения террористическими организациями? Не американское ли правительство создало только на Балканах три исламских террористичесческих армии? Эти люди напоминают о том, что Всемирный торговый центр ведь уже взрывали шесть лет назад, при чем погибло 150 человек и крику о невиданности и неслыханности хватало и тогда. Но все спустили на тормозах и уже после того теракта США спокойно организовали и вооружили сперва вполне исламскую и вполне террористическую Армию освобождения Косова, а потом и еще одну такую же «армию» в Македониии? В какой игре, -- спрашивают мало-мальски осведомленные люди, -- должны стать крапленой картой погибшие 11 сентября?
Ну вот, скажет читатель, опять вопросы, и опять автор оставит их без ответа. Нет, любезный читатель, в данном случае могу порадовать вас приятным сюрпризом. Хотя бы один ответ у меня есть. Несколько лет назад в многолюдном собрании, на информационно-пропагандистском мероприятии, мне удалось задать вполне официальным представителям американской администрации вопрос из разряда тех, которые я уже приводил — точнее, сказать, я привел целый перечень подобных вопросов, а потом спросил — где, собственно, можно обнаружить пределы лицемерия правящих кругов США? То ли я их застал врасплох, то ли сработало то, что я был в мундире и отвечающий был в мундире, а потому постыдился вилять и крутить, но американские военные дипломаты честно ответили мне, что эти пределы никому не известны. Советую не забывать этого официального ответа, уважаемый читатель.

Извечный национальный вопрос: что делать?

Россия никогда не имела возможности остаться в стороне от мировых процессов. И сейчас прибой джихада бьет в наши берега. Три очага исламского экстремизма — и все в нефтегазоносных районах (Предкавказье, Урало-Поволжский регион и сибирские татары — прямо в Западносибирской нефтегазовой зоне; даже крымские татары — и те вблизи от Херсонских и Феодосийских нефтяных месторождений). Чечня и Дагестан явно продемонстрировали нам, как первоначальные лозунги национального освобождения сменяются в процессе борьбы лозунгами классического джихада и отряды родовых кланов вытесняются с полей боев интернациональными отрядами ваххабитских моджахедов. А ведь и в Казани ваххабитская пропаганда ведется совершенно открыто и Фаузия Исмагулова в свое время совершенно открыто проводила на вокзале в Казани митинги при отправке отрядов ваххабитов в Чечню — и до сих пор никто не удосужился привлечь эту милую даму к уголовной ответственности. Гуляет себе по Казани, спокойно наведывается и в Москву, и в Питер, шляется по Думе, визитирует министров в Кремле... Значит, впереди еще немалые неприятности для русского народа и солдата.
Казань всегда была центром исламской пропаганды в России, является она им и сейчас. Почему в Казани до сих пор не подняли зеленое знамя ислама? Ну, это понятно — во-первых, г-ну Шаймиеву, непонятно в честь чего, позволено многое, чего даже любимцу «демократической общественности» (той самой, что 22-го августа плясала у Белого дома хасидские пляски, как показало нам телевидение) г-ну Дудаеву не позволяли. Во-вторых, есть такая 201-я дивизия, что как кость в горле у нашей «демократической общественности», а у ваххабитов всего мира — тем более. Нам все уши прожужжали, что-де нечего делать этой дивизии в разоренном и продажном Таджикистане. Может оно и так, но суть задачи этой дивизии в другом — остановить уже не раз прокламированное наступление талибов на Волгу. И пока 201-я дивизия там — даже г-жа Исмагулова особенно не дернется.
Правда, президент Путин объявил, что законодательство субъектов федерации будет приведено в соответствие с федеральным. Но, как оно обстояло и с многими другими заявлениями, в жизнь оно не претворяется. Во всяком случае, ни Татарию, ни Башкирию это могучее движение не затронуло, а интересно было бы посмотреть, как Шаймиев попытался бы подкрепить свой блеф. Ладно, еще посмотрим. Ясно одно — мало-мальски ответственное руководство России не станет терпеть в самом сердце страны полунезависимый анклав, становящийся рассадником сепаратизма.
А если отвлечься от злобы дня сего, то пред Россией, как всегда, два пути. Они хорошо известны, опробованы в истории страны и на них российская политика всегда имела успех. Первый — путь военного подавления, тот самый, который мы применили в Чечне. Славный и трагический путь, на котором и пожары Москвы в 1382 и 1571 гг., и гром победы, раздававшийся на берегах Тавриды. И теперь — вступить в союз с Израилем, усилить сотрудничество с Индией... Вся беда в том, что сейчас не будет лучшего подарка для всех противостоящих России сил, чем втягивание страны в конфронтацию с исламским миром. И нет у России сейчас иного потенциального союзника против Запада и против Китая, кроме исламского мира.
Это второй путь — союз с исламскими силами. Иван III Великий сбросил татарское иго в союзе с Турцией и Крымом. Во всех войнах России касимовские и казанские татары были ее верным и боеспособным войском. Мало кто знает, но во времена Советского Союза в национальном составе офицерского корпуса Вооруженных Сил больше всего было русских, второе место занимали украинцы, а третье — волжские татары. Не знаю, уступили ли сейчас украинцы в российских ВС второе место татарам, или еще нет — опять статистика подводит — но тенденция ясна, и военному человеку она скажет о многом. Как властная система, так и православная церковь нашли общий язык с ханбалийским («северным») мазхабом, и Российская империя стояла на исламо-христиансом союзе ради достижения высших имперских целей.
Да вот есть ли у нас сейчас имперские цели, по крайней мере официально? А раз они не поставлены официально, то и нечему помешать естественному процессу поглощения ханбалитского мазхаба ваххабитской идеологией, особенно на фоне бюрократического правления в исламских территориях в России и вокруг нее, на фоне социального развала и угнетения народных масс, в том числе и мусульманских. Ваххабизм ставит высшую по сравнению с «общечеловеческими ценностями» цель и зовет не к превращению в обезьяну, как это делают россиянские «мастера культуры» и политиканы, а к очищению и совершенствованию. Человек слаб, и не каждый способен встать на путь совершенствования, но сочувствовать этому пути будут девять человек из каждого десятка.
Но и здесь не все так просто. Идти по пути известного «письма Хомейни Брежневу», на который, кажется, встало евразиатское движение «Евразия», нелепо и бессмысленно. Это — путь замены России чем-то новым, корни которого лежат в известной теории «Нового фронтира» (создание на месте России за счет массированной колонизации нового цивилизационного субъекта; мы уже писали об этом).
Найти парадигму союза с ханбалитским суннизмом — вот путь ухода от неизбежной конфронтации с исламом, тем более неизбежной, если воспринимать ислам как нечто целое, так, как его воспринимает Запад. Весь секрет в том, что Россия всегда сочетала военное противостояние экстремистским элементам ислама с интегрированием его лоялистских элементов. Уход с этого пути на путь жесткого противостояния грозит изоляцией России в мире и в Евразии.

С сайта Русского геополитического сборника.

Реклама:

Вверх.

На главную страницу.