| varvar.ru: Архив / Тексты / Шкуро / Вольная казачья республика на Кубани и судьба её обитателей |
Реклама:
Недавно исполнилось 300 лет со времени основания первых казачьих поселений на территории нынешнего Краснодарского края. При внимательном изучении документов и литературы бросается в глаза связь между Кубанским казачьим войском, существовавшим на берегах Кубани в XVII—XVIII вв., и пришедшими после них на эту землю черноморскими и линейными казаками, объединившимися в 1860 г. в новое казачье войско, наименованное тоже Кубанским. На протяжении 60 лет, с 1860 по 1920 г., параллельно существовало два Кубанских казачьих войска — одно на нынешней земле Краснодарского и Ставропольского краев, Адыгейской и Карачаево-Черкесских республик, а другое — за рубежом, на территории соседней Турции. С 1920 г. оба Кубанских казачьих войска со своими организационными структурами оказались в изгнании. К настоящему времени на Кубани остались лишь немногочисленные потомки казаков первого войска, в разное время возвратившиеся на землю предков, и более крупное представительство потомков второго Кубанского казачьего войска, лишенных всех былых вольностей и привилегий.
О Кубанском казачьем войске XVII—XVIII вв., казаков которого официально до 1920 г. называли кубанскими, а в популярной литературе просто некрасовцами, написано очень мало. В дооктябрьское время вышла единственная монография — “Некрасовские казаки », исторический очерк, составленный по печатным и архивным данным П. П. Короленко, действительным членом Общества любителей изучения Кубанской области” (Екатеринодар, 1899). Автор не только изучил все доступные материалы, но и побывал в тех местах Российской империи, куда возвращались эти казаки . Из кубанских историков эту тему также затрагивал И. И. Дмитренко в докладе “К истории некрасовцев на Кубани”, прочитанном 1 февраля 1898 г. в Екатеринодаре на заседании Общества любителей изучения Кубанской области (ОЛИКО).
Отдельные эпизоды и факты из жизни кубанских казаков (некрасовцев) можно найти в трудах историков В. Б. Броневского, А. И. Ригельмана, В. Д. Смирнова, Н. И. Субботина и многих других (1).
Третью группу источников составляют записки путешественников и исследователей, побывавших в селениях кубанских казаков (некрасовцев) на территории нынешних Турции, Румынии и Болгарии, а также небольшие исторические исследования, публиковавшиеся в столичных и провинциальных журналах в XIX и начале XX в. (2).
И наконец, особая группа — архивные документы, хранящиеся в Центральном государственном военно-историческом архиве России, в архивах южных краев и областей России и Украины. По сведениям известного кубанского писателя и краеведа В. П. Бардадыма, много дел о кубанских казаках (некрасовцах) хранится в Центральном государственном архиве республики Молдова.
Часть официальных документов публиковалась в исторических сериях “Материалы военно-ученого архива Главного штаба”, “Акты, относящиеся к истории Войска Донского, собранные генерал-майорам А. А. Лишиным”, в актах региональных археографических комиссий, действовавших в России и на Украине в прошлом и начале нынешнего века.
В послеоктябрьское время историей и фольклором этих казаков занимались в основном ученые Ростова-на-Дону. Следует выделить исследование И. В. Смирнова “Некрасовцы” (Вопросы истории. 1988. № 8, в котором автор обобщил опубликованные материалы от появления казаков на Кубани в последней четверти XVII в. до возвращения в Россию в 1962 г. последнего атамана Кубанского казачьего войска В. П. Саничева с самыми верными последователями “Заветов Игната”. Отдельные узловые вопросы жизни казаков автор раскрыл достаточно подробно, о других даже не упомянул. В частности, ни слова не говорится о возвращении на Кубань из Турции части казаков в 1911 г. по линии Переселенческого управления и расселении их на Черноморском побережье, о возвращении другой группы этих казаков из Румынии в 1947 г. и поселении их по берегам Азовского моря в Краснодарском крае и в дельте Волги, в Астраханской области. Есть в статье и неточности. Так, И. В. Смирнов считает атаманом, приведшим в 1688 г. донских казаков и старообрядцев, Льва Манацкого, хотя тот прибыл на Кубань с Кумы только в 1692 г. Историк же П. П. Короленко, досконально изучивший архивные документы, считает, что первым кубанским войсковым атаманом был Петр Мурзенко.
Как сказано, над этой темой интенсивно работали донские историки и словесники. Ф. В. Тумилевич собрал и издал в 1961 г. “Сказки и предания казаков -некрасовцев”. Еще раньше, в 1958 г., изданы “Русские народные сказки казаков-некрасовцев”. В 1961 г. вышла в свет монография А. П. Пронштейна “Земля Донская в XVIII веке”, а в 1962 г.— работа Е. П. Подъяпольской “Восстание Булавина”. Вклад же кубанских историков менее впечатляющ. В. П. Громов, Гр. Тамбиянц и автор этой статьи публиковали в местной печати отрывочные сведевия о судьбе кубанских казаков (некрасовцев).
Итак, заглянем в прошлое. После гибели Византийской империи под ударами турок Россия стала считать себя ее наследницей в христианском мире. В процессе укрепления и реорганизации православной церкви выяснилось, что при переводе с греческого и переписке церковных книг малограмотными писцами на протяжении пятисот лет в текстах появились изменения, искажающие первоначальный смысл. Для нового перевода церковных книг в 1506 г. из Афона в Москву был привезен уроженец Албании Максим Грек. Работа была необъятной и продвигалась неспешно.
А когда уже в XVII в. дело дошло до исправления церковных требников, по которым шла церковная служба во всех православных храмах России, против главы русской церкви Никона выступили многие простые священники и такие иерархи, как протопоп Юрьевский Аввакум, епископ Коломенский Павел, игумен Тихвинский Досифей и др. На беду хранителей старой веры на российский престол взошел своенравный и жестокий царь Петр Алексеевич, поддержавший церковные реформы Никона. Царь издал указ, по которому велено было сжигать тех верующих и священнослужителей, которые после расспросов и пыток не отказывались от старой веры (3).
Опасаясь от преследований, староверы уходили на окраины России. Одним из обетованных мест для них стал Донской край, где жили вольные казаки, никогда не выдававшие беглецов. Кстати, сюда бежал и Тихвинский игумен Досифей с группой авторитетных священнослужителей. Но вскоре грозная рука русского царя дотянулась и до тихого Дона. Свободолюбивые казаки, беглые крестьяне и старообрядцы обратили свои взоры на берега Кубани и Кумы, где по бескрайним степям были разбросаны лишь редкие кочевья татар.
Известный кубанский историк П. П. Короленко писал: “...1688 год был роковым для многих раскольников Донского края, они старались уйти за пределы российских границ, чтобы избегнуть казней и разорения. Убегавшие со своей родины староверы делились на партии и шли туда, куда их вели партионные предводители. Одна из таких партий в этом году вышла на Кубань”. Численность прибывших неизвестна, а привел их сюда атаман-предводитель Петр Мурзенко (4).
Другая партия в 2000 семей под предводительством Левка (Льва) Манацкого в том же году ушла на реку Куму. Здесь, “в пустынном месте среди лесов рек Кумы и Домузлы, вблизи руин древних Маджар”, переселенцы построили земляной городок (5).
Прибывшим же на Кубань крымский хан указал место для поселения при впадении реки Лабенчик (Лаба) в Кубань. На высоком берегу Лабы, на месте древнего городища казаки построили каменный городок. Поселившиеся здесь же в 1843 г. казаки - линейцы использовали камень на постройки, а свою станицу в память о предшественниках-донцах назвали Некрасовской (6).
Судьба беглецов, которых увел на Куму Лев Манацкий, оказалась трагичной. Царские слуги не забыли о вольнице, ушедшей от расправы, тем более, что на Дону бунтовали многие станицы, и недовольные мелкими партиями регулярно уходили на Куму и Кубань. В 1690 г. царицынский воевода князь Хованский получил предписание совместно с калмыками разорить городок казаков на Куме, а раскольников истребить. Узнав об этом, казаки ушли еще дальше, за Терек, во владения шамхала Тарковского. Однако русские чем-то не угодили шамхалу, и он сообщил в Астрахань, что казаки “уже не его гости”. Пока Манацкий вел переговоры с крымским ханом о переселении на Кубань, в опасной близости от казаков появились два отряда русских войск под начальством Ивана Волкова и Дениса Сербина, посланные астраханским воеводой. Это было в сентябре 1692 г. От царских войск казакам удалось оторваться, но при переправе через Сунжу на них напали подкупленные Хованским чеченцы. Спешившие на помощь кубанские казаки опоздали. Большая часть сподвижников Манацкого была перебита, многие семьи попали в плен, до благословенной Кубани добрались только 200 человек. П. П. Короленко отмечает, что уже в сентябрьских донесениях Волкова и Сербина осевшие на Лабе казаки официально именуются кубанскими (7).
В том же году на Кубань с Дона прибыла третья большая партия переселенцев, и, таким образом, формирование Кубанского казачьего войска было завершено. Однако многие источники и в частности “История государства Российского” С. М. Соловьева, свидетельствуют, что ежегодно донские казаки партиями и в одиночку продолжали уходить на Кубань.
Что касается Льва Манацкого, то движимый чувством вины за гибель казаков и любовью к тихому Дону он поверил обещаниям о прощении и в 1695 г. с небольшим отрядом отправился в столицу Донского края Черкасск, где был схвачен и казнен. С тех пор при переговорах с царскими слугами казаки всегда заранее требовали царской грамоты о прощении и никогда не верили на слово ни донским атаманам, ни генералам регулярной российской армии ( 8).
Общая численность кубанских казаков, очевидно, была значительной. Об этом говорит хотя бы тот факт, что Кондратий Булавин в период восстания на Дону регулярно посылал сообщения кубанскому атаману Савелию Пахомову “со товарищи” о своих действиях (9).
После поражения восстания на Дону ближайший сподвижник Булавина Игнат Федорович Некрасов (Некраса), понимая, что захваченных в плен казаков ждет жестокая казнь, дал команду забирать семьи и уходить на Кубань. Численность прибывших с Дона историками оценивается по-разному. Один из ранних историков казачества А. И. Ригельман называет цифру 8000 душ обоего пола. Современный историк И. В. Смирнов говорит о 3000, но, возможно, только строевых казаков . Он же утверждает, что “прибывшие донцы не выглядели униженными просителями, а составляли хорошо организованную воинскую единицу со своим знаменем и семью пушками» (10).
Некрасов был личностью незаурядной и, естественно, прибыв в “славное Кубанское войско”, где перевыборы должностных лиц всех уровней проводились ежегодно, вскоре стал войсковым атаманом. Историк И. В. Смирнов уточняет: “...Некрасов с самого начала стал лидером небольшой казачьей республики. Задача, ставшая перед ней, требовала серьезного напряжения сил: следовало заложить основы такого устройства, которое исключило бы внутренние конфликты, т.е. воплотить в жизнь, хотя бы на маленьком клочке земли, те идеи, во имя которых погибли тысячи повстанцев на Дону” (11).
Многие историки считают, что казаки-некрасовцы, соединившиеся с кубанскими казаками Пахомова, сразу же получили от крымского хана дозволение селиться между Темрюком и Копылом (сейчас Славянск-на-Кубани), где первоначально построили три городка: Блудиловский, Голубинский и Чирянский, укрепили их валами, рвами и привезенными пушками и зажили вольной жизнью. По-татарски эти городки называли Себеней, Хан-Тюбе и Кара-Игнат. Позже в устье Кубани и по берегам Азовского моря возникли слободы Ирла, Зольник и др., куда селились в основном новые беглецы из России. Эта версия вызывает сомнение уже хотя бы потому, что главный городок кубанских казаков на р. Лабе известен как Некрасовский, а его развалины до сих пор называют Некрасовским городищем. Это заставляет предполагать, что прибывшие какое-то время жили со старожилами и переселились уже позже, все вместе. И связано это скорее всего с экономической политикой нового атамана.
В официальных документах отражена в основном военная история кубанских казаков. Уместно напомнить, что до самой смерти Игната Некрасова в 1737 г. кубанская вольница самостоятельно и совместно с крымскими татарами делала набеги на южные окраины России. В свою очередь, российские войска, донские казаки и калмыки регулярно совершали походы на Кубань, стремясь истребить непокорных.
Для характеристики процессов, происходивших на Юге России, можно привести дело, заведенное в 1737 г. Воронежской канцелярией по доносу яицкого казака Федора Медведева, о котором рассказал кубанский историк И. И. Дмитренко:
“...Резенка де многократно вовсегодно проводил с реки Дона казаков к Некрасову на Кубань, а ныне де он, Резенка, похваляется провести с Дону казаков тысяч с десять...”. Далее историк поясняет, что “во всех показаниях подговоренных один и тот же мотив к побегу, что на Кубани жить хорошо, что на Кубани “староверят” и за старую веру не гонят. Все это, без сомнения, было слишком заманчиво для массы раскольников, так часто оокидавших родину по подговорам агентов Некрасова и его последователей. Этот неудачно подготовленный побег закончился приговором “бить кнутом нещадно и, вырезав ноздри, сослать вечно в Сибирь Гришку Тимофеева, Игнашку Воронкова, Якушку Колесникова, Гаврилку Перепечкина, Гаврилку Тюленева, Гаврилку Павлова, Алексашку Шузинова, Зенку Фролова, которые, согласясь с означенными шпионами и их единомышленниками, бежать хотели к изменникам на Кубань весною”. Далее перечисляются имена и прозвища тех, кому ноздрей не вырывали, но били нещадно и сослали в Сибирь навечно. К слову сказать, неудачные побеги были редки, так как у многих донских казаков на Кубани жили родственники, да и вообще казаки свято соблюдали правило никого не выдавать. Что касается общей политики в отношении кубанских казаков, то они считались государевыми врагами и при поимке их уничтожали (12).
Сведений о повседневной жизни казаков на Кубани сохранилось мало. Однако, оказавшись во враждебном окружении, они как бы законсервировали свои формы жизни, обычаи, нравы до тех времен, когда ими заинтересовались ученые и путешественники. Если суммировать все сведения из документов, записок путешественников и исследований ученых, то вырисовывается довольно ясная картина жизни “славного Кубанского войска”. Во главе его стоял войсковой атаман, избираемый на один год. На него возлагалась исполнительная власть. Высшая же власть, как и в Донском войске, принадлежала войсковому кругу, на котором право голоса имели все мужчины, начиная с 18 лет. В отличие от других казачьих войск, на собраниях круга могли присутствовать и женщины, правда, с совещательным голосом. Но здравые высказывания женщин нередко заставляли казаков задумываться и принимать решения, отличные от первоначально намеченных.
Серьезные преступления — убийство, изнасилование, предательство — карались смертной казнью. Бытующее до сих пор в станицах и хуторах выражение “в куль да в воду” как раз и показывает, каким образом приводился в исполнение приговор. Однако путешественники, посещавшие казачьи поселения, отмечают, что старики не могли припомнить, когда в последний раз у них случались серьезные преступления. Прибегали и к такому наказанию, как лишение человека казачьего звания и изгнание из общины. Применялось оно в случаях нарушения правил и обычаев. Наиболее же распространенным было наказание розгами, причем кара эта распространялась даже на атамана. В таком случае старейший и уважаемый всеми казак забирал у атамана булаву — символ власти, а после наказания атаман обязан был сказать: “Спаси, Христос, что поучили!”. Возвратив атаману булаву, казаки кланялись, приговаривая: “Прости Христа ради, господин атаман”, на что последний отвечал: “Бог простит! Бог простит!”.
Пришельца-христианина при его желании круг мог принять в казаки. Жен, за редким исключением, брали из казачьего сословия, но не обязательно из своего войска. Сватали невесту в 14—15 лет, а замуж выдавали в 17—18. Тяжким грехом считалось непочитание старших и непослушание родителям.
Все путешественники отмечали достоинство, с которым держались казаки, их честность и порядочность. Участвуя вместе с турками и крымскими татарами в военных походах, кубанцы не занимались грабежом, как тогда было принято. Эту их черту очень ценили турки, привлекая казаков к охране походной казны и других ценностей. Мужчины были поголовно грамотны, большинство женщин — тоже. Все казаки знали турецкий язык.
Прибывшие на Кубань сподвижники Булавина выработали целый кодекс законов, которые были записаны в “Игнатовой книге” и хранились в войсковой церкви. В устных преданиях они известны как “Заветы Игната”.
Безусловно, основным моментом, повлиявшим на дальнейшую судьбу кубанских казаков (некрасовцев), стала экономическая программа, разработанная Некрасовым, которая, став догмой, неоднократно приводила к непримиримым противоречиям между обывателями и убежденными последователями “Заветов Игната”, что заставляло последних периодически покидать обжитые места и уходить все дальше и дальше в глубь Турции.
Стремясь исключить возможность экономического неравенства, Некрасов и его ближайшие сподвижники пришли к выводу, что для этого нужно сделать основным занятием казаков рыбную ловлю. Земледелие, скотоводство, огородничество и садоводство должны быть подсобными отраслями хозяйства, а их продукты производиться не на продажу, а лишь для семейного потребления. Поэтому два раза в год с наступлением путины все мужчины от 15 до 55 лет объединялись в артели по 18— 25 человек и выходили в море. Ловили рыбу в местах, где ее можно было выгодно продать. Естественно, что рынок заставлял рыбачить не в богатом рыбой Азовском море и кубанских реках, а в Черном, Мраморном, Эгейском и Средиземном морях. По возвращении домой атаман делил заработанные деньги на три-части: одна шла в войсковую казну, другая — на содержание школ, церквей, помощь престарелым и немощным и только последняя треть делилась между казаками.
Участвуя в первые десятилетия после поселения на Кубани в набегах на соседей, казаки не забывали о своей национальной принадлежности. Историк И. И. Дмитренко опубликовал документ, свидетельствующий, что когда в 1736 г. кубанский сераскер собрал на реке Челбаш десятитысячное войско для похода в русские пределы, но, преодолев выставленные татарами заставы, в Азов пробрался кубанский казак Наум Гусек, чтобы предупредить соплеменников о грозящей беде.
Историк Ржевусский сообщает другой факт. В 1774 г. татары предприняли поход против гребенских казаков. Были разорены четыре станицы, а их жители осаждены в Наурской станице. Пользуясь тем, что татары не знали русского языка, кубанские казаки всячески ободряли осажденных. Они же сообщили соплеменникам, что если они отобьют еще один приступ, то будут спасены, так как у татар кончаются припасы и они собираются возвращаться домой. Так и случилось (13).
П . П. Короленко отмечает, что казаки-некрасовцы служили в турецкой армии по одной своей доброй воле и, в отличие от своих соседей запорожцев из Задунайской Сечи, в походах против христиан не участвовали (14). Эту привилегию казаки получили, вероятно, в 1739 г. Тогда в Неджибаком сражении турецкие войска под ударами арабской конницы Мухамеда Али начали в панике отступать. Положение спасли кубанские казаки под командованием войскового атамана Ивана Салтана, которые остановили арабскую конницу, отбили захваченную артиллерию и переломили ход сражения. За эту воинскую услугу кубанцы получили от султана золотую булаву и золотой фирман (указ), давший им право жить в любом месте Оттоманской Порты по своим законам.
С 1740 г. началось постепенное переселение кубанских казаков (некрасовцев) в устье Дуная, где они образовали несколько крупных поселений: Большие Дунавцы, Сарыкьоль (Желтое), Малые Дунавцы, Журиловка, Слава Черкасская, Слава Русская и др.
Чтобы понять дальнейшие события, нужно помнить, что казачья община не была однородной. Последователи Некрасова, претворяя в жизнь “Заветы Игната”, периодически вступали в конфликт с простыми казаками — земледельцами, торговцами, огородниками и др., которые не хотели добывать хлеб тяжелым рыбацким трудом. Заканчивались такие столкновения обычно тем, что активная часть последователей жизни по “Заветам Игната” уходила на новые места. Знаток истории кубанского казачества П. П. Короленко писал: “В числе кубанских казаков считались и некрасовцы, но их больше на Дону звали казаки-изменщики, или раскольники; русские звали их гулебщики; одни только запорожцы называли некрасовцев кубанскими казаками ...” (15).
После разорения в 1775 г. Запорожской Сечи в устье Дуная появились беглые запорожцы, которые с разрешения турок образовали по соседству с некрасовцами Задунайскую Сечь. Запорожцев турки называли “баткал”, а кубанцев — “линован”. Смысл различных наименований скорее всего связан с тем, что запорожские казаки курили трубки (“смердили”), а кубанские казаки не курили и считали это занятие грехом (16).
И все же довольно много казаков продолжало жить на Кубани, не теряя надежды вернуться на родину. Так, в 1773 г. через князя Г. А. Потемкина-Таврического они передали на имя императрицы Екатерины II ходатайство о прощении и дозволении вернуться на Дон. 29 июля того же года их прошение рассматривалось в заседании Государственного совета, который “нашел, что возвращение некрасовцев в пределы России может быть полезно тем, что уничтожится на Кубани пристанище для беглых с Дона казаков, но вместе с тем признал невозможным предоставить им для поселения прежние места их жительства в Донском крае” (17).
Через два года через графа Румянцева-Задунайского казаки вновь обратились с той же просьбой к императрице. Екатерина II опять направила их прошение в Государственный совет, который решил, что “переход некрасовцев в Россию “не может быть полезным и для самого государства, по склонности их к своевольству” (18).
Между тем беда уже стучала в их дома. 17 сентября 1777 г. войска крымского хана и два отряда русских войск — один со стороны Темрюка под командою бригадира Бринка, а другой со стороны верхних кубанских кордонов под командою полковника Гандбома показались в виду казачьего поселения в урочище Курки. Бринк “послал к ним фирман (указ) крымского хана, коим предписывалось некрасовцам за неисполнение ими присяги на верность хану выселиться в Крым со всеми их движимыми имуществами. По прочтении фирмана некрасовцы объявили, что скорее все умрут, нежели исполнят волю хана”. Началась лихорадочная переправа детей, женщин, имущества через Кубань на черкесский берег. Кому не доставало мест в лодках, пытались переправиться вплавь, другие прятались в камышах в надежде дождаться ночи. Но артиллеристы Гандбома уже установили пушки и в упор картечью расстреливали груженные лодки. Берега Кубани, где казаки вольготно прожили 90 лет, окрасились кровью. По собранным командиром Кубанского корпуса А. В. Суворовым сведениям, в земли черкесов и абхазов ушло до 3000 казаков, в том числе 800 строевых (19). (Кстати, никаких проблем во взаимоотношениях казаков с горскими народами тогда не было. На протяжении веков и те и другие были православными и вместе отстаивали свои вольности при нашествиях турок и татар).
Уцелевшие казаки собрались у моря, недалеко от Анапы, где к зиме построили временный городок, обнесенный засекою, вокруг выставили караульные посты.
Известный кубанский историк Е. Д. Фелицын сообщает, что казаки, ушедшие в Закубанье, пытались вернуться на свои земли, но объединенный русский отряд под командою полковника Макарова 2 декабря этого же года разбил их в устье Кубани. Численность казаков вместе с пришедшими им на помощь абхазами Фелицын определяет в 1000 человек (20).
Остальные казаки готовились к переселению в Добруджу: ремонтировали лодки, строили новые. В свою очередь А. В. Суворов отправил из Керчи два судна, которые круглосуточно караулили казаков, отрезая им путь к устью Дуная. Однако 24 июня 1778 г. казаки , обманув моряков, в темную штормовую ночь ушли в море. В погоню был послан фрегат, но казаки уже достигли Суджук-Кале (Цемесской бухты), и русские военные суда вернулись в Керчь.
Из Суджук-Кале основная часть беглецов, численностью до 1000 семей, перебралась в Добруджу, где основала три поселения: Блудиловское, Чиряны и Болочное. Меньшая партия из 100 семей добралась до Анатолии и на речке Шаршамба образовала поселение с тем же названием (21).
На месте временного лагеря под Анапой в 15 шалашах осталась небольшая группа казаков, в основном холостяков, которым не хватило места в лодках при ночном бегстве в Суджук-Кале. А. В. Суворов подсылал к ним с письмом татарина Усмана, предлагая вернуться, но, поцеловав письмо, казаки сообщили, что если бы даже захотели, то не смогли бы вернуться, так как находятся под присмотром черкесов. Они еще долгие годы жили на противоположном берегу Кубани, ловили рыбу, переговариваясь с черноморцами, охранявшими границу. Скорее всего, они поодиночке влились в ряды черноморцев. На эту мысль наталкивают старинные правила приема в казаки, когда у вновь прибывшего не опрашивали фамилию и имя, а давали новые. Косвенно об этом свидетельствуют и результаты переписи 1811—1812 гг., где, по сравнению с предыдущей, проведенной в марте 1794 г., в каждом курене появилась масса новых фамилий, особенно среди холостяков.
В 1806 г. из-за Дуная в русские пределы вышла партия бывших кубанских казаков (некрасовцев) из поселения Чебурашев с атаманом Майдобуром. Они стали ядром вновь созданного Усть-Дунайского Буджакского казачьего войска. Через два года это войско было расформировано, и часть казаков отправлена на Кубань на пополнение черноморских куреней. Общее их число неизвестно, но в донесении поручика Юматова от 24 апреля 1808 г. говорится, что он привел в Екатеринодар 5 обер-офицеров, 5 значковых товарищей, 4 урядника; 401 казака в возрасте от 20 до 80 лет. Вполне вероятно, что среди них были и те, кто хорошо помнил землю Кубани— своей Родины. Ревизские сказки 1811 —1812 гг. показывают, что в Васюринском курене было 35 бывших буджакских казаков , Пластуновском— 34, Корсунском — 10, Полтавском — 7 и т.д. (22).
В 1811 г. еще одна большая группа кубанских казаков (некрасовцев) численностью в 1000 семей перешла в Российскую империю и была поселена возле Измаила в селе Тучково, получившее позже название Старая Некрасовка (23).
Как уже говорилось, кубанские казаки (некрасовцы) в массе были обыкновенными людьми, которым просто хотелось мирно жить. Фанатиков, последователей “Заветов “Игната”, было немного. Периодически взаимоотношения между “рыбаками” (последователями) и “земледельцами” (обывателями) обострялись. Первый раскол произошел в 1740 г., когда рьяные поклонники “Заветов” в числе 1600 семей уехали в Добруджу и основали там Дунайскую республику. Военные невзгоды заставили и казаков с Кубани в 1778 г. прибыть сюда. Но противоречия остались. В результате в 1814 г. наиболее последовательные поклонники “Заветов Игната” снова ушли с насиженных мест. Часть из них в устье реки Марицы основала несколько так называемых эносских станиц, а другая перебралась на азиатский берег Мраморного моря и осела у озера Майнос. Позже к ним присоединилось и большинство жителей эносских станиц, найдя пристанище в поселении Бин-Эвле (Тысяча домов).
В период русско-турецкой войны 1828—1829 гг. границу России пересекли еще 1500 кубанских казаков (некрасовцев) во главе с атаманом Полежаевым, которые обосновались также недалеко от Измаила в селении, названном Новая Некрасовка.
Оставшиеся в Добрудже казаки постепенно превращались в обыкновенных поселян. Последний их атаман Гончаров известен тем, что переписывался с Герценом и Огаревым и оказывал помощь русским революционным демократам. С его именем связана и акция похищения митрополита Амвросия.
В 1846 г. местный священнослужитель Павел с рекомендацией атамана Гончарова отправился в Стамбул, где под стражей содержались 26 православных священников. Друг Гончарова, Михаил Чайковский, служивший у султана под именем Садык-паши, свел Павла с бывшим митрополитом Боснии Амвросием. Дальше в операцию включились казаки с Майноса. Они выкрали Амвросия и вывезли его в Добруджу. Гончаров торжественно отправил его в Австрию, где в селе Белая Криница 28 октября 1846 г. была учреждена старообрядческая епархия (24). Кстати, старообрядческие общины кубанских линейных казаков до 1920 г. входили в состав Белокриницкой епархии (25).
15 мая 1834 г. Комитет министров Российской империи утвердил положение “О дозволении некрасовцам и другим российским подданным возвратиться из турецких владений” (см. 26). В тексте положения говорится, что в 1830 г. в Россию выходили некрасовцы. Однако нам пока не удалось выяснить, где они селились и как отреагировали казаки на официальное разрешение, вернуться на Родину.
17 октября 1864 г. турецкое правительство перевело всех казаков в податное сословие, отобрав фирманы, определявшие их льготы, что сразу сказалось на их экономическом положении. Часть казаков из Добруджи в 1878 и 1899 г. перебралась поближе к Майносу, основав на новом месте селение Гамидие, или Новые Казаки . В это же время партия майносцев на 250 арбах отправила дальше, в глубь Малой Азии, и на Бейкширском озере за 300 лир купила у турок остров Мада. Место оказалоа неблагоприятным в климатическом отношении, гиблым для людей и для скота.
После русско-турецкой войны 1877—1878 гг., благодаря более либеральному турецкому законодательству разрешавшему христианским народам покинуть турецкие владения, много греков и армян из Анатолии потянулось в Россию, в том числе и на Кубань. Всколыхнула эта весть и жителей селения Шаршамба, которые по возвращении обосновались в селе Высокое (сейчас Адлерский район) и в других приморских селениях. Посетивший их в конце прошлого века кубанский историк П. П. Короленко отмечал, что они во многом утратили присущие казакам особенности и больше походили “на азиатцев, чем на казаков, к примеру Старой, или Новой Некрасовки в Бессарабии” (27).
21 мая 1911 г. на Черноморское побережье по линии Переселенческого управления прибыли 160 семей казаков из селения Гамидие. Здесь они основали село и назвали его Игнатовкой в память о своем знаменитом земляке (28).
В том же 1911 г. к русскому послу в Стамбуле обратилась, группа казаков с Майноса с прошением о восстановлении в казачьих правах и поселении на Дону. Однако им было,предложено поселиться в Кутаисской губернии с общими правами для переселенцев. Там они в 1912 и 1913 гг. построили Успенский и Воскресенский поселки: с провозглашением независимости Грузии в 1918 г. они были депортированы в Кубанскую область и нашли приют в станице Прочнокопской.
23 апреля 1919 г. Кубанская законодательная рада приняла в число казаков “74 кубанских казака-некрасовца с семьями”, как записано в протоколе, а 6 декабря того же года Кубанское краевое правительство утвердило проект землеустройства и план поселка на 76 дворов недалеко от станицы Приморско-Ахтарской. События гражданской войны помешали новоселью. И только в 1921 г. после обращения непосредственно к председателю Совнаркома Ленину им было разрешено занять отведенный участок. Назвали о”и свой хутор Новонекрасовским. По соседству с ними в том же году начали строить хутор Новопокровский 120 семей липован, прибывших из Румынии, а через три года рядом основали хутор Потемкинский выходцы из селения Гамидие (29).
С 14 по 19 сентября 1947 г. в порты Ейск и Сенная прибыло 1484 потомка кубанских казаков (некрасовцев). 126 семей поселили в село Воронцовку, 105 — в станицу Должанскую и 101 семья нашла приют в станице Ахта-низовской. Позже липоване Ахтанизовской станицы на Синей Балке, поближе к морю, построили самостоятельный поселок. Еще одна группа русских переселенцев была отправлена в Астраханскую область (30).
Днем ликвидации Кубанского казачьего войска первой формации (некрасовцев), очевидно, нужно считать 31 августа 1962 г. Именно в этот день последний войсковой атаман В. П. Саничев с 215 семьями (ровно 1000 человек) сошел с борта теплохода “Грузия” в Новороссийске. Потомки кубанских казаков через 274 года снова стали подданными России и были поселены в совхозах “Левокумский” и “Бургун-Маджарский”, именно в тех местах, где в далеком 1688 г. нашли приют и осели казаки-староверы с Дона из партии Льва Манацкого.
Если же говорить в целом о потомках казаков Кубанского казачьего войска первого формирования, то большая их часть так и осталась за пределами России. Только в Румынии их 200 тыс. Живут они в основном в Тульчинском уезде. В уездном городе они составляют треть населения и имеют два храма. В селах Журиловке, переименованном в 1989 г. в Униря и Сарыкиой, живет по 4 тыс. в каждом, в селах Слава Русская и Слава Черкесская — то 3 тыс. В период правления Чаушеску, когда проводилась насильственная румынизация, почти все поселения русских были переименованы, и теперь нам мало что говорят названия Неводари, Каркалив, Камены, Доимой и др.
8 апреля 1990 г. русские в Румынии объединились в Общину русских-липован. Возглавляют ее преподаватели Бухарестского университета Андрей Иванов и Федор Кирилэ (31). Находясь более 300 лет в чужеродном окружении, придерживаясь старых церковных обрядов, они в основном сохранили культуру, язык, нравы и обычаи XVII в. Это обстоятельство делает чрезвычайно интересными и полезными экспедиции по местам расселения бывших кубанских казаков в России, Румынии, Болгарии, Молдове и на Украине.
Библиографические ссылки
1. Броневский В. Б. История Донского войска. Спб., 1834; Ригельман А. И. История, или Повествование о донских казаках. М., 1846; Смирнов В. Д, Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты в XVIII столетии. Одесса, 1889; Субботин Н. И. История так называемого австрийского или белокриницкого священства. Вып. 1. М, 1895.
2. Смирнов Я. И. У некрасовцев на острове Мада // Живая старина. Вып. 1. 1896; Иванов-Желудков В. И. Русское село
в Малой Азии // Русский вестник. Т. 63. 1866; О. С. Гончар «Атаман некрасовцев // Русская старина. 1883. № 4; Щепотьев В. П. Русская деревня в азиатской Турции // Вестник Европы. 1895. Кн. 8; Скальковский А. А. Некрасовцы, живущие в Бессарабии // Журнал Министерства внутренних дел. 1844. Ч. 8; Старообрядческие архиереи // Русский вестник. 1863. Т. 45; Овсянников Е. Булавинский бунт как революционное движение на Дону // Воронежская старина. 1914. Вып. 13.
3. Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. Т. “2.
Спб., 1830. Ст. 1102.
4. Короленко П. П. Некрасовские казаки. Екатеринодар, 1899. С. 6.
5. Там же. С. 7.
6. Броневский В. Б. История Донского войска. Ч. 1. Спб., 1834. С. 200.
7. Акты исторические. Т. 5. Спб., 1842. Док. № 215.
8. БроневскийВ. Б. Указ. соч. С. 210.
9. Русский архив. Т. 11. 1894. С. 303.
10. Ригельман А. И. История, или Повествование о донских казаках . М., 1846. С. 95—96, 140; Смирнов И. В. Некрасовцы // Вопросы истории. 1986. № 8. С. 100.
11. Смирнов И. В. Указ. соч. С. 100.
12. Дмитренко И. К истории некрасовцев на Кубани // Известия Общества любителей изучения Кубанской области. Вып. 1. Екатеринодар, 1899. С. 65—68.
13. Р ж е в у с с к и й. Терцы. Владикавказ, 1888. С. 25—26.
14. Короленко П. П. Указ. соч. С. 52.
15. Там же. С. 15.
16. Там же. С. 29.
17. Архив Государственного Совета. Т. 1. Спб., 1869. С. 254—255.
18. Там же. С. 311—312.
19. Короленко П. П. Указ. соч. С. 40.
20. Ф е л и ц ы н Е. Д. Хронология достопримечательных событий и фактов имеющих отношение к истории Кубанской области и Кубанского казачьего войска // Кубанские областные ведомости. 1892. 18 июля.
21. Короленко П. П. Указ. соч. С. 46—47.
22. ГАКК, ф. 250, оп. 2, д. 151, л. 12—13, 69—71.
23. Короленко П. П. Указ. соч. С. 55.
24. Субботин Н.. И. История так называемого австрийского или белокриницкого священства. Вып. 1. 1895. С. 252, 255; Чашин а Л. Ф. Русская старообрядческая эмиграция в Австрии и революция 1848 г. [//Вопросы истории. 1982. № 8. С. 177.
25. Ламонов А. Д. Старообрядческая в ст. Кавказской община, приемлющая священство Белокриницкой иерархии с 1794 по 1909 г. // Кубанский сборник. Т. 15. Екатеринодар, 1910. С. 367—384.
26. Полное собрание законов Российской империи. Собр. 2‑е. Т. 9. Спб., 1830. Ст. 7083.
27. Короленко П. П. Указ. соч. С. 69.
28. Шамрай В. С. Хронология достопримечательных событий и фактов, имеющих отношение к истории Кубанской области и Кубанского казачьего войска //Кубанский сборник. Т. 18. Екатеринодар, 1913. С. 146; Кавказский календарь на 1913 год. Тифлис, 1912. С. 330.
29. ГАКК, ф. 574, оп. 1, д. 5684, л. 37—63.
30. ГАКК, ф. Р-1539, оп. 1, д. 11‑а.
31. Голос Родины. 1990. № 22. С. 12
Реклама: