Варварские тексты: Морозов Евгений Филлипович. Проблема цивилизационизма как ключ к XXI веку

Вопрос о возникновении и перемещении центров сил на мировой арене вызывает острый интерес в научных и общественных кругах, а в особенности в среде политиков, для которых эти данные являются непосредственным исходным материалом для их деятельности. Сейчас, когда долгое время существовавший центр силы («сверхдержава») — Советский Союз — прекратил своё существование в ситуации, слишком явно напоминающей прекращение существования центра силы в виде Российской империи, национально и государственно мыслящие политики задаются вопросом о плане действий по сохранению самого существования нашей страны. В поисках адекватной методологии для решения этих вопросов научные и политические круги всё чаще обращаются к геополитическим методикам.
Геополитика изучает закономерности изменений лика нашей старой планеты. На данный момент геополитические методики позволяют вскрыть с наибольшей полнотой прошлое, адекватно уяснить современную ситуацию и с высокой степенью вероятности спрогнозировать будущее. При всём многообразии этих методик они используют в общем-то одни и те же геополитические закономерности, выводимые из состояния, изменений и соотношений ландшафтов и групп населения (не случайных, а органических групп — рас и этносов). Единство ландшафта и этноса в геополитике рассматривается как геополитический организм, рождающийся, развивающийся и умирающий по своим специфическим законам; единство ландшафта и расы формирует цивилизацию.
Цивилизация представляет собой сообщество родственных геополитических организмов, объединяемое специфической формой культуры, т. е. моделью системы взаимоотношений в сфере социума, а также на стыке социума и ландшафта (экология). Для каждой цивилизации эта модель уникальна и едина, несмотря на свою поливариантность, обусловленную этническими и ландшафтными вариациями.
Всё сказанное уже является общим местом после известной работы С. Хантингтона. Рождение цивилизационизма на Западе произвело фурор в российских политологических кругах, которым, как ни странно, было практически неизвестно о разработке цивилизационного учения Н. Данилевским ещё в середине прошлого столетия. Хотя такие достаточно известные философы, как Шпенглер и Тойнби были вдохновлены на свои труды именно разработками русской геополитической школы, и именно работами великого Данилевского и других цивилизационистов — до тех самых пор, пока м-р Хантингтон не попал на московские заседания Международного геополитического института (хорошо помню, как лихорадочно он вёл записи на коленке в добавление к неутомимо работавшему диктофону ...) московская политическая элита не знала о существовании такого геополитического учения. Ну, да Бог с ней. Лучше поздно, чем никогда.
Тем более, что книга Хантингтона в общем ставит вопрос более или менее верно — не в смысле «столкновения цивилизаций» (хотя и это имеет место), но в смысле глубинных причин возникновений и распадов центров сил на мировой арене. Лучше всего на данный момент эти процессы объясняются именно цивилизационным учением.
Цивилизационисты считают, что основные причины этих колебаний кроются, во-первых, в усвоении иноцивилизационных культурных информационных массивов, во-вторых, в процессах, происходящих в самих цивилизациях и этногеополитических организмах. Как правило, эти причины взаимосвязаны и в интеграции могут дать как вектор ослабления, так и вектор усиления.
Например, в России XVII века, по завершении «Смутного времени», началась демократизация и либерализация социальной жизни — вполне естественный процесс после того как социум собственными силами, без участия и даже при противодействии государственной системы сумел справиться с жесточайшим системным кризисом. Некоторое время высшим правящим органом являлся даже Земский собор, очень похожий на английский парламент тех времён. Естественно, это сопровождалось экономическим подъёмом и культурной открытостью страны. Но наряду с ростом российского центра силы (присоединение Малороссии, отражение турецкой агрессии, создание предпосылок для завоевания Прибалтики), переработка культурной информации с Запада (обычно эту роль приписывают Петру I, однако активную работу в этом направлении вели и его дед и отец) привела к складыванию концепций превращения сословного демократического Русского государства в дворянскую империю, т. е. государство классовой диктатуры.
Диктатура — очень выгодная форма государства, поскольку она в первую очередь даёт возможности для максимально полной и максимально быстрой мобилизации и концентрации сил. Например, в 1940 — 1945 гг. мать демократии, Великобритания, была самой настоящей диктатурой, а м-р Черчилль, объединивший своей персоной ряд ключевых постов — от премьер-министра до министра финансов — самым настоящим военным диктатором, имевшим власть и полномочия если и меньшие, нежели Сталин, то во всяком случае большие, чем у Гитлера. Здесь и кроется разгадка того, почему англичане отправили Черчилля в отставку ещё до конца военных действий в Европе — просто не любят они диктаторов, а м-р Черчилль по своим личным качествам уж слишком хорошо вписывался в эту роль.
Полагаю, читатель уже заметил, что, описывая события в России XVII века, я нарочито стилизовал их под социальные и политические отношения конца XIX — начала XX вв. Действительно, диктатура очень эффективна на короткие сроки, но на длительную историческую перспективу она превращается в свою противоположность, поскольку неизбежно сковывает инициативу социума. Вот и российская дворянская диктатура после своего «золотого века» — XVIII-го («век золотой Екатерины!»)уже к середине XIX в. привела Россию в системный кризис, из которого пришлось выходить с помощью демократических реформ Александра II. После несомненного эффекта демократизации стало ясно, что социальные формы жизни не соответствуют формам и методам государственного управления и краткая попытка диктатуры бюрократической (Столыпин) только приблизила установление новой классовой диктатуры — на этот раз диктатуры пролетариата.
Налицо явное циклическое повторение, а человек мыслящий легко найдёт историософскую схожесть и в событиях конца нашего века — с поправкой на то, что, в отличие от дворянства, пролетариат своего «золотого века» так и не дождался. Эти повторы не случайны. Вспомните, что мы говорили об устойчивости цивилизационных основ. В нашей Евразийской цивилизации они, независимо от намерений отдельных лиц и классов, упорно приводят к одному и тому же результату и к одному и тому же варианту действий социума.
Кое-кто может подумать, что я проповедую социоисторический пессимизм. Это не так. Культурно-исторические типы не являются константными, они развиваются, просто это развитие идёт в темпах, не сравнимых с темпами созревания человеческих поколений. Уже в начале века в противовес господствующим (по крайней мере, в коллективном подсознании) концепциям классовой и бюрократической диктатур пришла концепция национальной диктатуры А. Деникин и его кадетское окружение), и нам в России ещё предстоит её испробовать. Г-ну Путину, с его курсом на очередную бюрократическую диктатуру, стоило бы об этом задуматься.
По внешним признакам мы явно отклонились от нашей темы, но на самом деле это длинное историософско-геополитическое вступление потребовалось нам для того, чтобы более убедительно обосновать то, о чём мы будем говорить в дальнейшем — прогнозе изменений мировой карты сил и их причинах. Суть в том что мировая доминанта — Западная цивилизация — в своём развитии решала в основном те же задачи и претерпевала в основном те же изменения.
Среди её уникальных свойств есть и такое, совсем уж уникальное для мировых цивилизаций, как стремление к политическому мировому господству. В этом стремлении, стараясь максимально сконцентрировать свои силы, Запад постепенно (к началу XIX века) построил глобальную империю (в геополитическом плане империя есть не форма правления, но объединение разнородных геополитических организмов; Россия, например, является геополитической империей, как ты её ни называй, хоть «Разъединением анархических сообществ»). Империя имела очень чёткую структуру — метрополия (Великобритания), доминионы (Западная Европа, Северная Америка, Южная Африка, Австралия с Новой Зеландией), колонии (Латинская Америка, Северная и Экваториальная Африка, Южная и Восточная Азия) и враг (до 1812 г. Франция, после её включения в систему — Российская империя; мы не случайно включаем врага в структуру империи — это был как бы доминион навыворот, средство и оправдание концентрации сил для имперостроительства, и так же, как и доминион, находился под концептуальным управлением метрополии). Прекрасная и величественная структура , известная под названием «цивилизованный мир».
Но геополитические процессы неостановимы, поскольку носят природный, естественно-исторический характер. Культурное взаимодействие привело к складыванию национальных государств на ничейной земле между Евразийской и Западной цивилизациями (прежде всего Германия, быстро добившаяся статуса врага). В попытках сохранить существующую структуру Великобритания израсходовала свои силы и утратила своё финансовое, экономическое и военное превосходство, на протяжении всего XIX и первой трети XX веков обеспечивавшие её положение метрополии. И тогда произошла трансформация «цивилизованного мира» в «свободный мир» путём объединения функций метрополии Великобританией и бывшим доминионом — Соединёнными Штатами.
Глобальная империя сохранилась, но в усечённом виде, поскольку тандем Штаты-Великобритания, естественно, не мог обеспечить прежней мобильности руководства и скорости концентрации сил и средств. Из неё выпали Индия, Китай и Исламская цивилизация, обретшая политические формы. То, что Советский Союз после ликвидации сталинского режима из врага стал доминионом, не компенсировало этих потерь. Соединённые Штаты, как и Великобритания в своё время, утратили сначала экономическое, затем финансовое господство в мире. У них осталось только военное превосходство, но и его Штаты могли использовать только при условии, что их военные действия будут оплачивать доминионы (как это и произошло в операциях против Ирака и на Балканах). А мобилизовать подобным образом ресурсы доминионов можно только в условиях диктатуры. Вот и пришла на нашу уютную планету военная диктатура одного государства, известная под названием «нового мирового порядка» (явная калька с гитлеровского «нового порядка в Европе»).
Оговорюсь, что пришла она не в виде реалии, но лишь в виде концепции (хотя СССР из доминиона пытались сделать колонией, но колонии из него не вышло, и пришлось по старым рецептам срочно возводить «санитарный кордон»). При отсутствии финансового и технологического доминирования военное доминирование Штатов просуществует лишь весьма ограниченный срок, а все разговоры о космической мощи просто смешны в условиях Запада, тратящего на космические НИОКР один процент средств, расходуемых на исследования в области косметики. На Западе это понимают не хуже нас. Те, кто читал последнюю книгу Бжезинского «Великая шахматная доска», конечно, заметили, что всю её пронизывает (скорее всего, помимо воли автора) лихорадочная тревога за судьбу американского мирового господства — для Бжезинского совершенно необычная.
И действительно, на планете возник новый центр силы (а точнее, восстановился очень старый центр, доминировавший до XVI в.). Китай пережил очередной системный кризис, переработал и усвоил поступившие с Запада культурные концепции, отбросил принципиально неусвояемые (вместе с их носителями, прямо на площади Тяньаньмэнь), и стремительно набирает силы. Финансовой независимости он уже добился, что и продемонстрировал во время очередного дефолта, в августе 1999 г. Экономического равенства со Штатами Китай тоже достиг — по крайней мере самые тонкие знатоки китайской экономики утверждают, что валовая продукция Китая в долларовом выражении уже превосходит валовую продукцию США. Осталось ждать уравнивания военных и технологических возможностей, причём не механического, один к одному, но геостратегического уравнивания, с учётом положений США и Китая на земном шаре. И это на стороне Китая — он не полезет в Северную Америку, а будет оперировать у себя, в Восточной Азии. Это американцам придётся воевать длинной рукой, через весь Великий океан.
В 1942-1945 гг. американцы смогли сделать это, имея плацдарм для сосредоточения — Британские острова. В 1965-1973 гг., действуя в довольно-таки ограниченных масштабах против Вьетнама, они этого уже добиться не смогли, хотя упорно трудились восемь лет, с американскими размахом и деловитостью. Да и современные американские плацдармы в Восточной Азии — Япония, Южная Корея, Тайвань, Филиппины и Сингапур — далеко не так надёжны и активны, как черчиллевская Великобритания.
Поэтому мы можем спрогнозировать к 2025 г. (опять эта дата ) стратегическую операцию КНР по присоединению Тайваня. Трудно предсказывать ход и исход войны (например, сложно оценить политическую волю тогдашнего американского руководства на применение ядерного оружия), но представляется более чем вероятным уход США из Восточной Азии, т. е. конец глобальной империи (по крайней мере, в её современном варианте «нового мирового порядка»).
А это повлечёт за собой изменение лица мира. У нас не хватает места, чтобы обсудить все вытекающие из этого изменения, поэтому ограничимся обсуждением того, что надо будет в данной ситуации делать нашей Евразийской цивилизации, т. е. России. Вопрос о принадлежности (и, в какой-то мере, тождестве) России и Евразийской цивилизации достаточно детально проработала евразийская школа на базе эпохального открытия Макиндера. Сейчас всё дело за тем, чтобы какой-нибудь не слишком застенчивый американец побывал на одном из семинаров неоевразийцев, а потом превратил бы всё, что услышал, в книгу (что-нибудь типа «Ужасающий заговор евразийских наследников Чингиз-хана»). Из этой книги российская политологическая элита узнает о существовании евразийской концепции и, может быть, хоть тогда перестанет, наконец, нести болезненную чушь о том, как бы достойно войти в семью европейских народов (в геополитическую империю Запада, то есть).
А что будет представлять из себя эта пресловутая семья в ближайшем будущем? Ясно, что европейская интеграция будет набирать темп. Не менее ясно, что принципы этой интеграции изменятся. Падение возможностей и влияния тандема США-Великобритания уже раскалывают ЕЭС на два традиционных лагеря (всё та же устойчивость цивилизационных основ) — Великобританию и её клиентов и германо-французскую систему. Всё, как всегда, только союз Германии и Франции как-то выпирает из привычного порядка. Но и он легко объясним. Франция, сохраняя великодержавные амбиции и напрочь утратив в 1940 г. реальные возможности для обретения статуса великой державы, хочет использовать для его достижения Германию, как она с успехом проделала это с Россией после 1871 года. Но Германию, в отличие от России, ещё никому не удавалось долго использовать, так что единой Европы не будет. Будет «Миттельойропа» с Германией в центре и англо-французский блок, поддерживаемый США. С кем быть России — вопрос не стоит, поскольку и сейчас мы получаем от Штатов «советы» (точнее, жёсткие требования), от Франции — прекрасные речи, от Великобритании — пренебрежительное молчание, а от Германии — кредиты и техническое сотрудничество.
Суть дела в выработке формулы политики, отвечающей даже не только нашим национальным, но нашим цивилизационным интересам. То, что мы ещё не смогли, как Китай, освоить (т. е. принципиально переработать, исходя из своих культурных основ) мощный поток культурной информации с Запада (и отбросить принципиально неусвояемое), ни о чём не говорит. Времени на решение внутренних проблем нам никто не даст. Первый вопрос, который ставит перед нами геополитическая ситуация — на чьей стороне мы выступим в великой войне на Тихом океане?
Путей, как всегда («направо пойдёшь» и т. д.) три. Строгий нейтралитет, участие в китайской коалиции и участие в американской коалиции. Нейтралитет — верный путь к тому, чтобы оказаться первой добычей победителя. Не забудем, что ведь Запад уже десять лет ведёт вполне цивилизационный военный конфликт против нашей цивилизации на Балканах. Никаких союзнических чувств у них к нам нет и до того, как их побьют как следует, и не прогнозируется.
Участие в американской коалиции, т. е. вместе со Штатами добить Китай, на первый взгляд, снимает многие проблемы и прежде всего проблему сохранения Дальнего Востока — гарантии будущего нашей страны и нашей цивилизации, величайшей кладовой неиспользуемых ресурсов в нашем ресурсно голодающем мире. Но ... где гарантии победы США? Исходя из вышеизложенного, я бы сказал, что они более чем шатки. А вот выход США из проигранной или полупроигранной войны за счёт России и её Дальнего Востока (аналогично 1917 и 1941 гг.) в этом случае можно прогнозировать почти со 100 %-ной уверенностью. Нет, нельзя приковывать судьбу России к американской колеснице.
Война против США на стороне Китая? Я бы сказал, что это более выгодный вариант. Уже в середине века мы вместе с Китаем смогли устроить американцам стратегический пат в Корее. Правда, РФ — это не СССР, но ведь и Китай, и США — не те, что в 50-х гг. Воистину, руководству России предстоит принятие трудного решения, и чем быстрее оно его примет — тем лучше. Впрочем, как представляется, предпосылки для принятия третьего варианта уже сложились даже в Кремле.
И хорошо, если так, потому что после ответа на первый вопрос нам предстоит сразу ответить и на второй — как уберечь себя от взлёта китайского гегемонизма после победы Китая, своевременно спрыгнуть и с китайской колесницы, как и с американской? Вопрос очень трудный, и решаться должен заблаговременно. Слава Богу, определённые наработки есть и здесь. Я имею в виду систему геополитических союзов по формированию равновесия Евразийской и Дальневосточной цивилизаций, и прежде всего союз с Индией, его углубление и укрепление. Но для достижения геостратегического равновесия нам потребуются ещё и союзы с Японией и Индонезией.
Япония в случае поражения Америки на Тихом океане станет лёгкой добычей Китая, поскольку её государственная мощь деформирована всё теми жен Штатами. Мы имеем в виду, что её экономические и финансовые возможности находятся в резком дисбалансе с её военными возможностями и устранить этот перекос в ближайшем будущем вряд ли возможно. И кто его знает, захочет ли на сей раз бог ветра Айсэ прийти на помощь потомкам своей любимой сестры Аматэрасу, как он сделал это в XIII веке? Так что гарантия независимости Японии — только в смене американского «зонтика» на русский, и сами японцы это отлично понимают ещё со времён принца Коноэ и Ходзуми Одзаки.
Индонезия имеет все предпосылки для того, чтобы стать региональной супердержавой, и союз СССР и Индонезии в 50-60-х гг. был вполне логичным и геополитически целесообразным. Тогда китайцам удалось умелой провокацией через свою агентуру (ЦК Компартии Индонезии) разрушить этот союз — что ж, будем учиться на ошибках. Во всяком случае, уже в наши дни союз этот созрел. Конечно, надо извлекать уроки из прошлого, и не делать никаких подарков, но находить взаимовыгодные решения вопросов.
И, конечно, же третий вопрос — а как нам вести себя со Штатами после очередной трансформации глобальной империи? С одной стороны, чрезвычайно заманчиво установить вновь союзные отношения на новом уровне, взаимовыгодном, исключающем модель «патрон — клиент» — это, кстати, позволило бы надёжно блокировать великокитайский гегемонизм. С другой стороны, это толкнёт нас в лагерь противников Германии, а это уже надоело. Два тура кровавого танго между Одрой и Волгой за один век — кому хочешь надоест. Определённым выходом, возможно, было бы установление тесных отношений с той иберо-американской общностью (Испания — Латинская Америка), возникновение которой прогнозируется после трансформации глобальной империи, но и здесь вопросов больше, чем ответов на них.
Ну что ж, и не будем стараться угадать ответы на все вопросы, тем более, что пока придётся их решать, накопятся новые возмущения мирового политического процесса, которые внесут неизбежные изменения в текущую геополитическую ситуацию. Важно осознать реальные проблемы и поставить вопросы, над которыми предстоит поломать голову, и полдела сделано. А при наличии доброй воли, реалистического подхода, и адекватном реагировании на безответственные выпады американских и прочих лоббистов внутри российской политической элиты — можно найти позитивный ответ на любой вопрос.