Варварские тексты: Владимир Коробов. Дальневосточные экспедиции князя Э.Э.Ухтомского и тантрийские мистерии
Владимир Коробов
Из книги «Неизвестные и малоизученные культы». |
Дальневосточные экспедиции князя Э.Э.Ухтомского и тантрийские мистерии ni-kha-yung-sle'i man-su-ro-bha.
(Из истории семиотических культов)
В 1891 году камер-юнкер Высочайшего двора князь Ухтомский [1] был включен в свиту, сопровождавшую будущего царя Николая II в его поездке по Востоку. К тому времени князь Ухтомский был уже хорошо известен в российских академических кругах как серьезный исследователь буддийских древностей и защитник интересов бурятов и калмыков. 15 ноября, когда Ухтомский в составе свиты будущего царя находился в Иркутске, ему доставили короткое письмо от одного из его постоянных корреспондентов бурята Вамбоцеренова. Письмо содержало следующее послание:
"Ваше Сиятельство, спешу сообщить, что хурал [2], о котором расспрашивали Вы в прошлый свой приезд, состоится 22 ноября в Цугольском дацане [3]. Ширетуй [4] дацана в знак наиглубочайшей признательности к Вашему Сиятельству приглашает Вас посетить дацан и посылает в подарок четки, издающие благовоние" [5].
Как это следует из неопубликованных путевых записок князя, он сразу же отправился в путь и прибыл в дацан в ночь с 21 на 22 ноября. Отчет о посещении Цугольского дацана не вошел в опубликованную часть его путевых заметок, и поэтому имеет смысл привести его здесь полностью, опустив подробности путешествия из Иркутска в Цугол.
(Здесь и далее все архивные материалы цитируются с соблюдением стиля и орфографии подлинников).
" Хурал начался с первыми же лучами солнца. Погоды стояли холодные, и монахи, собравшиеся у кумирни, мерзли изрядно. Наконец один из гэлунов[6] взял на левое плечо ганьди и стал отбивать ритм, призывая к служению. Ганьди - это четырехугольное бревно, делаемое по большей части из красного цзандана и имеющее в длину пять локтей, а в окружности около трех четвертей аршина. По обеим оконечностям ганьди вырезывается изображение лягушки. Палочка для выбивания ритма также сделана была из красного цзандана и на оконечностях своих имела изображения мышиных голов. Призывание это делается для того, чтобы все монахи успели собраться у кумирни, что в нашем случае было, пожалуй, излишним, поскольку все и так собрались у кумирни с самого начала.
После того, как был прочитан традиционный микчжим, мы все вместе вошли в кумирню и расселись по своим местам. Непосредственно вслед за сим ламы на особом подносе, напоминавшем носилки, внесли в кумирню приготовленную из теста фигуру обнаженного человека. Фигура эта называется линка и олицетворяет собою совокупность греховных качеств человека - клешей [7]. Ламы начали петь молитву, суть которой вкратце сводилась к тому, чтоб "все враги и препятствия превратились бы в прах". При начале третьей части молитвы джама - т.е. монах-повар - окурил линка особой зловонной травой и под монотонное пение других лам разрубил фигуру ножом на двенадцать частей, по числу читаемых ламами отдельных приказаний. Куски же раскрошенного таким образом теста были выброшены вон из кумирни. С окончанием этой части обряда лам приступили к служению, называемому "сор".
"Сором" называется высокая, треугольная и внутри пустая пирамида, приготовляемая из теста и окрашиваемая румянами. Резцом на ней вырезываются разные фигурки в роде цветов, кружков, огненных языков и проч., отчего вся эта пирамида представляется сквозною и общий вид ея походит на огненный, пылающий костер. На вершине пирамиды водружено было изображение головного черепа, также приготовленнаго из теста, за сим такие же черепа располагались по одному на каждой стороне трехугольника у его подножья. В средину пирамиды воткнута была стрела, увешанная хадаками и имеющую у пера небольшое изображение колеса-хурдэ. Когда возжжены были у сора лампады и благовония, ламы затянули особую молитву, в которой этому сору испрашивалась особая сила пожечь всех врагов и препятствия веры. По окончании чтения всех причитающихся стихов джама, все это время стоявший у левой стороны сора, взял с левой стороны два балина [8] и, перекружив их трижды, сначала с лева на право, а потом трижды с права на лево, перенес их и положил на правую от сора сторону, где в свою очередь взял также два балина, также покружил их и перенес на левую сторону. Каждое такое перенесение совершалось при звуках ламских инструментов и сопровождалось ударами в медный таз. Когда все балины были перенесены, мы покинули кумирню и отправились в степь для сожжения сора. Там, в степи у большого костра ламы начали чтение третьей части службы. Была уже глубокая ночь, светили звезды. Первенствующий лама поднял сор над головою, и монахи начали петь тарни[9]. Поначалу, уже привыкший к звучанию незнакомого мне тибетского языка, я не вслушивался в пение, но потом показалось мне вдруг, что я совершенно отчетливо понимаю значение молитвы. Прислушавшись внимательно, я явственно услышал сначала слова "...иже еси на небесех", а потом слова "...и крепкий херес ". Голова моя кружилась. Первенствующий лама бросил сор в костер. Сноп искр поднялся к самым звездам, и я, теряя сознание, стал валиться на землю. Последнее, что я услышал, были совершенно понятные мне слова "...пора шептать Ом Мани Падмэ Хум ".
На следующий день, пришедши в себя после столь досадного обморока, я первым же делом обратился к ширетую с просьбою показать мне текст той тарни, что монахи пели у костра. После длительных уговоров, сопровождаемых изрядными подношениями в монастырскую казну, ширетуй принес мне тибетскую книгу. Я знаю произношение тибетских букв, и поэтому сразу же понял, что в книге тибетскими буквами записано русское сочинение. У меня было достаточно времени, чтобы переписать книгу, что я и сделал. Первое же сочинение, столь поразившее меня ночью у костра, выглядело следующим образом (я привожу здесь тибетскую транслитерацию по системе Вэйли и мою расшифровку на русский язык):
| kho-rab-la bya-ni-ha yung yi-zhe ye-si na ne-bhe-se-kha she-ptal 'i ya za bsya 'i bse-'ha na kho-rab-le 'i kre-pkhy'i khe-res me-ne te-kel pe-res yung-'am raz-li-bal 'iz trekh khor-zin me-ne me-ne te-kel 'u-par-sin bil pri-gov-or chei ni bhum-bhum tak yung 'am khrab-chim yum pri-sha-la bre-khras-na-'ya na-'um pho-ra shep-tat om-ma-ni-pad-me-hum |
Корабль пьяных юнг. Иже еси на небесех,- шептал и я - за вся и всех - на корабле, и крепкий херес - Мене, Текел, Перес - юнгам разливал из Трёх корзин - Мене, Мене, Текел, Упарсин - был приговор - чей? - ни бум-бум. Так юнгам кравчим [мать] пришла прекрасная Наум пора шептать Ом мани падмэ хум . |
|
Отсутствие колофона не позволило мне определить дату составления книги. Имя автора также нигде не было указано. Текст написан был на обеих сторонах каждого листа и ограничен справа и слева небольшими полями. Плохо пропечатанных знаков было сравнительно немного, а на бумаге стоял штемпель фабрики Сумкина [10], из чего следовало, что книга могла быть напечатана в Бурятии или в Монголии. Ровно через неделю, в воскресном номере от 21 ноября этого же года, находим: В воскресенье 5 декабря в газету была помещена всего лишь одна строка за подписью "Кн.Ю.М.":
"Сестра наша - жизнь - всех сведёт в планетарий.
Кн.Ю.М."
Спустя неделю, в номере за 12 декабря 1896 года, были опубликованы сразу несколько текстов:
Еще один небезынтересный для нас текст за подписью "Кн. Ю.М." был помещен в выпуске газеты за 3 декабря 1897 г.:
Однако князь Ухтомский не ограничился публикацией отдельных текстов из "Книги Юнглей Мансурова" в "Санкт-Петербургских ведомостях". Достоверно известно [20], что он сделал несколько копий "Книги" и распространил их среди петербургской литературной элиты [21]. Видимо, к этому же времени относится надпись, которую князь Ухтомский делает на полях рукописи, озаглавленной "Теоретическая сторона ламайского вопроса" [22]: "Раньше не понимал я, зачем дана была мне эта книга. Теперь же, кажется, понимаю я явление сие" [23].
стоит давно в гранатовом саду он ощущает литер тяжесть чем можешь помоги ему" [38].
Как известно, тибетские тексты, относящиеся к разряду тантрийских йогических практик (санскр. saddhana, тиб. sgrub thabs) - скорее всего именно к этому разряду и относится текст "Книги Юнглей Мансурова", - содержат строфы, предназначенные для рецитации, а также краткие наставления по совершению ритуала и порядку визуализации. Я не сомневаюсь, что Э.Э.Ухтомский переписал всю "Книгу" целиком, а это значит, что текст содержал также и практические ритуальные инструкции, которые скорее всего не были адекватно прочитаны представителями той литературной среды, в которой по преимуществу и распространялась "Книга". Таким образом, тантрийские мистерии трансформировались в литературную традицию, явившуюся по сути своей насыщенной средой, хранящей для последующих прочтений изначальные смыслы "ni-kha-yung-sle'i man-su-ro-bha". Э.Э.Ухтомский, распространяя "Книгу", видимо надеялся, что она будет прочитана как некое практическое руководство, однако этого при его жизни не произошло. Мистерия исчезла, превратившись в литературу, которая в России сама стала культом. _______________________________________ Примечания
[1] Князь Эспер Эсперович Ухтомский (1861-1921) - ученый, путешественник, писатель, коллекционер, имя которого в наше время почти совсем забыто. По матери (урожденной Грейг) он является потомком знаменитого екатерининского адмирала, героя Чесменского сражения С.К.Грейга. Прадед Ухтомского - А.С.Грейг, также адмирал русского флота, отличился в русско-турецкой войне 1806-1812 гг. Отец - Эспер Алексеевич, морской офицер, один из основателей Товарищества Русского Восточного пароходства. Еще в студенческие годы, серьезно заинтересовавшись буддизмом, кн.Ухтомский составляет библиографию работ по истории, религии, культуре и искусству народов Центральной, Южной Азии и Дальнего Востока. После окончания университета кн. Ухтомский поступает на службу в Министерство иностранных дел по Департаменту духовных дел иностранных исповеданий. Это дало ему возможность в период с 1886 по 1890 г. неоднократно побывать в Монголии, Китае, Забайкалье. (Подробнее о жизни Э.Э.Ухтомского можно узнать из посвященной ему статьи в энциклопедическом словаре Ф.А.Брокгауза и И.И.Эфрона, т. 69, Спб., 1902). Поездка в свите Николая II продолжалась девять с половиной месяцев. По материалом этой поездки кн. Ухтомский пишет книгу «Путешествие на Восток», вышедшую шестью выпусками с 1893 по 1897 г. Книга сразу же была переведена на английский, французский и немецкий языки. (Ухтомский Э.Э. Путешествие на Восток. Ч. 1, 2, 3, 4. СПб., 1893-1897). Однако сохранившиеся в Центральном Государственном Историческом Архиве материалы свидетельствуют о том, что далеко не все материалы вошли в книгу. Неопубликованной осталась рукопись, озаглавленная «Теоретическая сторона ламайского вопроса», а также множество разрозненных путевых заметок, описывающих быт, обычаи и вероисповедание «инородцев». Коллекция буддийских древностей, собранная кн. Ухтомским, до сих пор считается наиболее полным собранием предметов буддийского религиозного культа населения Восточной Сибири. В 1900 г. эта коллекция выставлялась на всемирной выставке в Париже, где получила золотую медаль. Именно коллекция кн. Ухтомского послужила основным материалом для классического исследования А. Грюнведеля. (Grunwedel A. Mythologie des Buddhismus in Tibet und der Mongolei, Leipzig, 1900.) К тексту [2] Мне не удалось выяснить, каким именно «хуралом» интересовался кн. Ухтомский. Традиционно буряты хуралом называют богослужение вообще, однако в данном случае речь может идти о каком-то «высоком» тантрийском посвящении, которое кн. Ухтомский хотел получить. С другой стороны, не осталось никаких свидетельств того, что кн. Ухтомский принял какие-то тантрийские посвящения, что, впрочем, не удивительно, поскольку адептам запрещено распространяться о своих посвящениях. К тексту [3] Цугольский дацан основан в 1801 году в Забайкалье в распадке двух гор, на правом берегу реки Онон и устья речки Цугол. Был центром изучения буддийской логико-философской системы цаннид (тиб. mtshan-nyid), тибетской медицины (тиб. sman-pa). Монастырь получил название Даши Чойпэллинг (тиб. bkra-shis chos-phel-ling, букв. «монастырь благого распространения дхармы»). Гением-хранителем монастыря является Дхармараджа (тиб. chos-rgyal) - одно из гневных божеств буддийского пантеона. В 1831 году Цугольский дацан посетил Павел Львович Шиллинг фон Канштадт - друг Пушкина и Бичурина. Он был признан перерожденцем и получил в подарок единственный (!) имевшийся в монастыре экземпляр «Ганджура». К тексту [4] Т.е. настоятель. В то время настоятелем Цугольского дацана предположительно был Лубсан Дондоб Дандаров. К тексту [5] Это письмо, также как и другая переписка кн. Ухтомского, хранится в рукописном отделе Института русской литературы (ед. хр. 8836 б 31). К тексту [6]Тиб. dge-slong - монах, принявший полный обет посвящения. К тексту [7]Клеша - фундаментальное понятие буддийской аналитики, для которого до сих пор не находится адекватного соответствия в европейских языках. Обычно это понятие переводится на русский язык как «омраченность», «загрязненность», а на английский как «defilement, delusion, affliction; a mental state that produces turmoil and confusion and thus desturbes mental peace and happiness». ( см . Lati Rinpoche & Napper, E. Mind in Tibetan Buddhism. Ithaca : Snow Lion, 1986, p. 113.) К тексту [8] Балин или торма (тиб. gTor ma), а также сор (тиб. zor) - разновидности особых жертвенных конусов или полусфер, приготовленных из ячменной муки и масла. К тексту [9] Здесь, видимо, определенная мантра, которой сопровождается сжигание сора. К тексту [10] Этот штемпель принадлежит бумажной фабрике А.С.Сумкина (основана в 1829 г.). Фабрика находилась в селе Афалгово Целиковской волости Велико-Устюжского уезда Вологодской губернии. Штемпель зафиксирован на русских документах 1869 -1909 гг., но производство бумаги, возможно, продолжалось и после 1909 г. См. С.А.Клепиков. Филиграни и штемпеля на бумаге русского и иностранного производства XVII - XX вв. М., 1987. К тексту [11] Русское название «Книга Юнглей Мансурова», скорее всего, принадлежит самому Ухтомскому. Пожалуй, здесь можно попытаться воспроизвести и некоторый ассоциативный ряд: с одной стороны, все тексты, относящиеся к традиции т.н. «запредельной мудрости» (праджняпарамите), традиционно называются Юм (от тиб. Yum - «мать»), с другой, - в приводимом Ухтомским тексте есть слово юнг, которое в переводе с тибетского означает «желтый» (тиб. yung-ba). Как известно, желтый цвет является отличительным знаком школы гелуг-па. К тексту [12] По всей видимости, имеются в виду Калачакра-тантра («Колесо Времени») и Гухьясамаджа-тантра («Тайное Собрание»). К тексту [13] Падмасамбхава (букв. «Рожденный в лотосе») - индийский маг и ученый, принесший, согласно легенде, буддизм в Тибет. Является основоположником тибетской тантрийской ритуальной магии. К тексту [14] Субхути - один из учеников Гаутамы Будды. Персонаж многих сутр, относящихся к т.н. «запредельной мудрости» - праджняпарамите. К тексту [15] Бодхистаттва Манчжушри (букв. «Благородный и нежный») считался покровителем знания и мудрости. Обычно его изображают держащим в правой руке огненный меч, рассекающий неведение, а на цветке лотоса рядом покоится книга. Другое его имя - Манчжугхоша, т.е. «Обладающим приятным голосом». Гневная форма Манчжушри - идам Ямантака - один из основных идамов буддийской школы Гелугпа. К тексту [17] По аналогии с молельными флагами в Тибете. Флаги, на которых были написаны мантры, специально вывешивались над крышами домов, храмов или просто на длинных шестах. Считалось, что ветер, развевающий такой флаг, распространяет звучание мантр по всему свету. К тексту [18] К сожалению, я использовал здесь лишь те номера «Санкт-Петербургских ведомостей», которые оказались мне доступны. К тексту [19] Содержательный анализ и оценка текстов, взятых Э.Э.Ухтомским из «Книги Юнглей Мансурова» и опубликованных им в «Санкт-Петербургских ведомостях» в период с 1896 по 1904 гг., выходит за рамки нашего исследования. В данной статье нас интересует ритуальная сторона и семиотическая преемственность мистерий, базирующихся на «Книге». Вместе с тем непосредственная связь приведенных ниже текстов с русской поэтической культурой ХХ века очевидна. Это могло бы стать темой отдельного культурологического исследования. К тексту [20] К сожалению, мне не удалось обнаружить ни одной копии «Книги Юнглей». Не исключено, что они хранятся в чьих-нибудь частных архивах, если, конечно, они сохранились вообще. В дневниках Михаила Кузмина находим следующую запись, датированную 26 сентября 1906 года: « […] У Ивановых против ожидания была куча народа, что не сулило большой приятности, но потом все вышло лучше, чем можно было ожидать, и я даже рискнул говорить о «Кн.[иге] Юнгл.[ей]». Мне особенно ценно и важно, что она нравится молодым. Городецкий, А.Блок, Федоров восторгались чрезвычайно. Бунин оказывается уже эту книгу знает. К самому Ухт[омскому] он относится с почтением. «И всяк бурят, и всяк калмык за ним повторит Кхнём пхык тхык». Воистину это так! Милый Сомов был председателем.» ЦГАЛИ, ф. 232, оп.1, ед. хр. 51. К тексту [21] Мистические настроения, царившие в петербургской и московской литературно-художественной элите делали ее вполне подготовленой к соответствующему восприятию «Книги Юнглей». О подобного рода настроениях см. например А.Эткинд. «Хлыст. Секты, литература и революция», Кафедра славистики Университета Хельсинки / Новое литературное обозрение. М., 1998. См. также Н.Богомолов «Русская литература начала ХХ века и оккультизм». Новое литературное обозрение, М., 1999 . В частности, о трактовке Гумилевым слога «ОМ» см. стр.133. К тексту [22] Рукопись осталась неизданной. Отдельные фрагменты ее вошли в книгу Э.Э. Ухтомского «Из области ламаизма. (К походу англичан на Тибет)». Спб., 1904. К тексту [24] Письмо датировано 27 июня 1905 года. «Письма Александра Блока к А.Ремизову и П.Карпову». - Литературный современник, 1933, №5. К тексту [25] Запись датирована 5 марта 1918 года. Из личного архива Е.Ц.Чуковской. Кроме того, следует заметить, что многие тексты Корнея Чуковского содержат прямые отсылки к вполне определенным тантрийским ритуалам. Так, например, стихотворение «Мойдодыр» посвящено очищению и в нем упоминаются вполне определенные ритуальные предметы, как то медный таз - харанга (тиб. 'khar- rNga), в который обычно ударяют во время тантрийских ритуалов. «Волшебное дерево» Корнея Чуковского можно интерпретировать как «древо Прибежища», которое созерцают адепты во время выполнения так называемых «предварительных практик». О том , что детские стихи Чуковского содержат множество серьезных культурных подтекстов, в настоящее время хорошо известно. Здесь достаточно сослаться на исследования Мирона Петровского (см.: М.Петровский. Книги нашего детства. М.: Книга, 1986). В контексте нашего исследования особый смысл приобретает и интерес Чуковского к Киплингу и, в частности, к «The Book of Jungles». К тексту [26] Такое ощущение возникает из описаний этого круга, данных А.Ровнером и А.Генисом c П.Вайлем. Мне самому в студенческие годы несколько раз довелось услышать о «Книге Юнглей Мансурова» (откуда собственно и родился интерес к теме). Так, в ноябре 1975 года в Староконюшенном переулке у Маши Гаврилиной (Арбатовой) собралась многолюдная молодежная «тусовка». Насколько я могу сейчас вспомнить, среди прочих присутствовали Юрий Левита («Леви»), Саша Фейнберг ( сын известно пушкиниста), Зара, «Диверсант», Олег Радзинский, Филипп Смоктуновский, и еще много других молодых людей в том числе и компания, с которой приехал я, - Леня Кабаков, Владимир Пятницкий, Михаил Казак (больше известный под именем Красноштанник) и, как две капли воды похожий на Бальзака, Валерий Захезин. Левита, известный своим увлечением эзотерической литературой, стал рассказывать Фейнбергу о Петре Успенском и о каких-то стихах, которые Успенский якобы сочинил. Слышавший этот разговор Михаил Казак, некоторое время работавший в фондах Библиотеки им. Ленина, сказал, что не следует путать Успенского с Ухтомским и что это именно князь Ухтомский вывез из Монголии книгу мистических стихов. Как помнится, Красноштанник даже процитировал весьма подходящее к случаю двустишие, будто бы вычитанное им в «Книге Юнглей»: «...Молока не останется к летнему ужину, / Разведешь тут руками, когда съели крупу». В другой раз мой знакомый Николай Казначеев по случаю привел меня в тихий московский переулок, где когда-то якобы происходили какие-то «мансуровские» встречи. Дом, который подходил под данное Казначеевым описание, нам любезно показал молодой дворник. Как выяснилось, сам переулок так и называется «Мансуровский». В третий раз слышанное мною упоминание о «Книге» было как-то связано с последней московской квартирой Владислава Ходасевича (так называемый «подвал Ходасевича»). К тексту [27] Lipman, Kennard. Formal and semantic aspects of «hidden» magical language in Tibetan Tantric tradition. In Donald S. Lopez, Jr., ed. Buddhist hermeneutics, 174-235. Honolulu : University of Hawaii Press , 1995 К тексту [28] Dus 'khor 'grel chen - также известен как «Дуйкхор-тика-чен». Автором его является Кхайдуб-Гэлэг-Балсанбо (1385-1438). Следует также заметить, что буддийский храм в Петербурге, который был построен не без участия князя Ухтомского, также посвящен Калачакре. К тексту [29] Lipman, Kennard. Formal and semantic aspects of «hidden» magical language in Buddhist Tantric tradition. In Donald S. Lopez, Jr., ed. Buddhist hermeneutics, 174-235. Honolulu: University of Hawaii Press, 1995. p. 176. К тексту [31] rtsa ba'i ngag - тиб., буквально можно перевести как «корневая речь», «корневое слово». К тексту [32] Ibid, p. 181-182. Исследование Липмана во многом явно носит предварительный характер. Многие положения раскрыты недостаточно полно и требуют уточнения и разъяснения. К тексту [33] Ibid, p. 182. К тексту [34] Ibid. p. 189. К тексту [35] ЦГАИ, ф. 1072, оп.2, № 201, л.116. К тексту [36] ЦГИА, ф. 1072, оп. 2, №3, л. 1-2. К тексту [37] Три листка с воспоминаниями Вамбоцеренова об Ухтомском вложены в рукопись «Теоретической стороны ламайского вопроса». ЦГАИ, ф. 1072, оп.2, № 201. К тексту |