| varvar.ru: Архив / Тексты / Игнатычев / 1993: Без учета НДС / 6. По следу викингов |
6 ПО СЛЕДУ ВИКИНГОВ
1 Kiel
Мое волшебное бизнес-путешествие подходило к концу, однако, не слишком гостеприимный Дортмунд я покидал с облегчением. Рано утром следующего дня мы грузили свои пожитки в два Мерседеса, которые отправлялись своим ходом в Москву. Дитмар был подчеркнуто заботлив и учтив, что-то премирительно бормотал Лене, и на лицах своих начальников я не обнаружил и тени вчерашнего конфликта. Вероятно подобные «семейные сцены» у них случались регулярно.
Вместе с нами возле замечательных немецких лимузинов хлопотал коренастый усатый немец, которого я заметил до этого на складе. Лена успела шепнуть, что он поведет наш Мерседес до самой Москвы. Это новость, признаюсь, неприятно уколола меня, потому что это прозвучало, как упрек моей беспомощности. По закону жанра я, приехавший в Дортмунд по сути бесплатным туристом, вполне мог взвалить на себя перегон машины, что выглядело бы достойным жестом. Но, от меня пользы было крайне мало, и мои навыки вождения в 1993 году заканчивались непродолжительным движением по прямой за рулем армейского ЗиЛ-131 во время итоговых проверок в полку ГСВГ.
Наш путь лежал на север, в портовый город Kiel , откуда нам предстояло отправиться в родной Ленинград на пароме. Это новость настолько ошеломила меня, что я еле сдержался, чтобы не расплыться в улыбке идиотской радости. «Киль? Ленинград?!! На пароме??!!!», я просто не мог поверить, что в этой неожиданной поездке меня поджидали такие приятные сюрпризы. Нет, конечно, я предполагал изменение маршрута и даты вылета, т.к. обратных аэрофлотовских билетов у нас не было, однако, путешествие морем – это было нечто!
Киль, 1993 год, фото автора.
Лена подошла ко мне и, заглядывая в глаза, тихим, извиняющимся голосом попросила меня поехать в машине с Франком, как звали молодого усатого немца. Я посмотрел на девушку с удивлением, но не стал обсуждать просьбу, проявив корректность, и внутри меня опять все запрыгало от радости – ведь мне предстояла дорога в кабине замечательного синего Мерседеса на переднем сидении и на хорошем расстоянии от своих милых шефов. «Конечно!», просто сказал я, Лена только посмотрела на меня с благодарностью, кивнула, и я понял, что между нами наступил новый этап доверительных отношений.
Когда экипажи машин были разделены усатый коренастый немец подошел ко мне, выгнул грудь и протянул руку. «Франк!», коротко представился он, состроив при этом серьезно-комичную гримасу. Я крепко пожал ему руку и в тон ответил: «Сергей!». В этот момент немец был ужасно похож на какого-нибудь деревенского пивовара, который заключил важную сделку на городской ярмарке XVII -го века. Франк удовлетворенно кивнул и походкой дворецкого направился к экипажу. Я с удовольствием «влился» в кожаное лоно слева от водителя, потому что вопрос «где я еду?» отпал сам собой. Франк с неуловимой грацией профессионального шофера осторожно вырулил лимузин с бетонной стоянки склада, и, пропустив желтый Мерседес Дитмара на почтительное расстояние, быстро выскочил на бесчисленные развязки немецких автобанов.
Киль, 1993 год, фото автора
Дорога на север страны, к сожалению, не сулила никаких особых впечатлений, ибо ехали мы точно по той же самой дороге, что и два дня назад. Довольно однообразные поля и перелески вдоль автобана уже примелькались, и я с интересом общался с веселым, усатым немцем. Как-то само собой Франк перескочил на английский, который он немного знал, и его 30% английского, что несомненно делало честь простому немецкому пролетарию, и 15% моего немецкого были вполне достаточны для насыщенного общения. Высоких философских тем мы не обсуждали, как, впрочем, и фирму Вайсхаупта, которая обоим нам давала кусок хлеба, зато в остальном мы вполне понимали друг друга. Нас обьединяло многое – и возраст, и армейское прошлое, когда почти в одно и то же время мы служили по разные стороны колючей, пограничной проволоки. Я был капитаном Советской Армии в ГДР, а Франк – ефрейтором, механиком-водителем немецкого танка «Леопард» в частях Бундесвера в ФРГ. Мы совершенно одинаково не имели ничего против друг друга, и так же одинаково готовы были тогда воевать, прекрасно понимая, что от нас мало чего осталось бы.
Киль, 1993 год, фото автора.
Я рассказывал ему про восточногерманский Мерзебург, про совесткие части по всей ГДР, про Россию и Москву, и чувствовал, что представление об этом всем у немецких бюргеров было весьма далекое. Незаметно разговор перешел на работу, мы коснулись дел фирмы, и я почувствовал, что немец недовольно замкнулся. Мне не сложно было понять причину неожиданной отчужденности, вспомнив откровенную неприязнь сотрудников офиса, и я незаметно перешел на щекотливую тему денег. Немцы, как, впрочем, и все на Западе, обычно не обсуждали размер зарплаты, но я коснулся этого вполне умышленно. Повздыхав о низких доходах, я откровенно сообщил, что Дитмар платил мне всего 400 долларов в месяц за мой сомоотверженный труд. Франк напрягся на секунду, очевидно, пересчитав мой «капитал» в немецкие марки, недоверчиво посмотрел на меня, но, вероятно, мой жизнерадостный дурацкий вид внушил ему доверие. Немец кивнул, и после этого мы уже общались, как старые приятели. Не знаю, что стало главной причиной: то ли, вид неумело натираемого хозяйского Мерседеса, то ли, моя нищенская по немецким стандартам зарплата, но мой новый знакомый посчитал меня вполне достойным напарником для себя - простого немецкого пролетария образца начала 1990-х.
Киль, 1993 год, фото автора.
Успешно преодолев знаменитый Гамбург по бесконечному подземному тоннелю, мы скоро приехали в город Киль, знаменитый своим портом. Одной из достопримечательностей города была большая база немецких подводных лодок во время Второй мировой войны. Как и многим немецким портам, городу хорошо досталось от многочисленных американских бомбардировок, благодаря знаменитым подлодкам, от которых значительно страдал американский флот. Руины монолитных прибрежных сооружений до сих пор остались на виду, и сегодня к остаткам немецкой военной мощи организованы городские экскурсии.
Однако, все это мы увидели потом, а пока мы крутились по довольно узким улицам с удивительно мрачными, темными домами, многие из которых были самой непривлекательной послевоенной архитектуры, заменившие полностью уничтоженные бомбами городские кварталы. Подобные дома можно найти в центре Западного Берлина, который также восстанавливался по аналогичным немецким проектам. Мне трудно вспомнить что-нибудь примечательное в самом городе, кроме мрачноватых, темно-коричневых стен, за исключением высокого готического шпиля собора, который, к тому же, был плотно закрыт строительными лесами.
Киль, 1993 год, фото автора.
Минут через двадцать мы выскочили на широкую набережную порта, где на открытом брусчатом пространстве стояло множество разномастных машин, готовых к погрузке на паромы. Мы встали в конце длинной очереди, по размеру которой, и по расслабленным фигурам водителей я безошибочно предположил длительное стояние, ибо на портовых сооружениях я различил надписи на русском языке, а на борту огромного белого корабля, пришвартонного тут же, красовалась гордая надпись – «Анна Каренина». Делать было нечего – я вылез из машины и принялся рассматривать порт и окружающих, среди которых я безошибочно узнал соотечественников.
Киль, 1993 год, фото автора.
2 Пассажиры «Титаника»
Прямо перед нами, на расстоянии двух легковых автомобилей стояла живописная компания советско-российских перегонщиков времен 90-х. Молодые мужчины, человек пять, разного вида и, вероятнее всего, благосостояния кружили вокруг большого черного Мерседеса с немецкими номерами. Они по очереди залезали внутрь машины, хлопали дверями, и по их возбужденно-радостным рожам можно было предположить удачный «улов». До моего уха доносились обрывки фраз, возгласы и непременный русский матерок – верный признак русских за границей.
Как и положено советским автолюбителям при покупке новой машины, компания стояла на расстоянии полутора метров от автомобиля и, сплевывая на землю, пристально таращилась на блестящее авто, словно, загипнотизированные, пока очередной с детской радостью подпрыгивал на сидении.
Я давно заметил, что радость русских людей приобретенному автомобилю имеет забавный социальный оттенок. Новому хозяину надо было непременно создать аудиторию зрителей, которые, обычно стояли в ряд возле новой машины и выражали вежливую зависть, которая, очевидно, должна была льстить счастливцу. Я никогда не видел бурных выражений радости или откровенной критики, и неписанный ритуал заканчивался обычно тихо, без шума и водки, что вполне могло бы соответствовать моменту. Нередко можно было наблюдать немую сцену под названием « созерцание мотора », когда вся компания тупо таращилась под открытый капот с видом знатоков, зачастую даже не понимая назначения всяких замысловатых штуковин в навароченной иномарке.
На Западе, где всеобщее преклонение перед авто к 1990-м годам уже пропало, нового владельца никто не донимал особым вниманием. Цены, марки и возможности машин были хорошо известны, а сборищ вокруг очередного механического чуда вообще никогда не было. В Австралии 2010 года, стране тотальной автомобилизации, покупка машины дело обычное. Заинтересованные австралийцы могут поинтересоваться ценой, обсудить скидку, и даже выразить свое мнение, что надо было купить другую – дешевле и лучше, однако, все оставлено на вкус владельца.
Интересно, что «массовые стояния» вокруг купленных машин, характерные для перестроечной России 90-х, до сих пор наблюдаются в многоукладной Австралии среди групп этнических эмигрантов, как, например, греков, арабов или азиатов, что несомненно подтверждает эмоциональную близость русских к представителям третьего мира в отличие от сдержанных англо-саксов.
Киль, порт, 1993 год. Фото автора .
Дитмар с Еленой ушли в контору грузовой компании, а я продолжал тоскливо стоять посреди скучной набережной, заставленной машинами, с удивлением разглядывая среди западногерманского «секонд-хэнда» машины настоящих западных путешественников, микроавтобусы и мотоциклы которых, были обклеены туристическими наклейками. Машины европейцев, по качеству и виду значительно дешевле перегоняемых в Россию иномарок, предназначались для неприхотливых путешествий первых смельчаков, пустившихся в рискованные туры по загадочной перестроечной стране.
Перегон машины в Ленинград на пароме было делом дорогим и был по карману только состоятельным российским автовладельцам или серьезным перегонщикам, поэтому машины перед паромом были в основном солидные.
Киль, порт, 1993 год. Фото автора .
Краем глаза я заметил, что русская компания вокруг Мерседеса стала как-то странно посматривать в нашу сторону, и, посовещавшись, направилась к нам. Честно говоря, у меня не было никакого желания разделять всеобщую радость автовладельцев, когда мужики подошли к нашим машинам, и, остановившись на расстоянии положенных полутора метров, вежливо обратились по-русски к Франку, которого везде принимали за русского. Франк вопросительно посмотрел на меня, и я приступил к работе переводчика.
Компания искренне подивилась немецкому происхождению Франка, и с видимым облегчением повернулась ко мне. Оказалось, что в купленном Мерседесе наших попутчиков неожиданно загорелась загадочная красная лампочка, что не сулило ничего хорошего. Ни черта не понимая в машине и не зная языка, мужики запаниковали, отчаянно пытаясь найти причину. Гнать машину из Ленинграда незадачливым перегонщикам предстояло далеко - до Урала, а запчастей, знаний и особых денег у них явно не было. Быстро пояснив ситуацию Франку, я с удовлетворением почувствовал, что наш механик-водитель был польщен. Франк распрямился, состроил привычную гримасу важности и с достоинством знатока зашагал в сторону чужого Мерседеса.
Киль, порт, 1993 год. Фото автора .
Забавно, но случайная встреча на брусчатке кильского причала неожиданно напомнила мне кто я такой. Когда вся компания углубилась в мотор машины, по-очередно нажимая под руководством опытного Франка рычаги, невысокий, провинциальный интеллигент остался в стороне со мной и вежливо поинтересовался нашими машинами. Мужик мне понравился, и я охотно разговорился.
Длительное и дорогое путешествие уральцев было рискованным, как и купленная вскладчину машина. Я мысленно представил их путешествие по России вместе с причудливым совместным владением разномастной компанией и даже почувствовал нечто похожее на сочувствие. Когда я сказал, что наши машины для компании, а я, собственно, в командировке, уралец посмотрел на меня с тоской и завистью, как смотрят на яхту миллионера.
Киль, порт, 1993 год. Фото автора .
В тот момент я неожиданно ощутил гордость за себя, за свою работу и за тот путь, который я уже прошел, даже без купленного Мерседеса. Мне снова стало весело, как когда-то в ГДР: черт возьми, а хорошо, ведь! Всего лишь через пять лет после начала моей восточногерманской саги я стоял на земле ФРГ в качестве оплаченного сотрудника западногерманской фирмы, наслаждаясь приятной, интересной поездкой.
Мои лирические размышления неожиданно были прерваны шумом быстро подьехавшей машины. На свободном пространстве возле очереди с хрустом остановилась черная Ауди-кабриолет, из которой выскочил наш третий директор –Марио Залице, собственной персоной. Прихватив какую-то коробку, он направился в сторону наших машин, куда уже подошли Лена с Дитмаром. По радостным, шутливым приветствиям я понял, что Вайсхаупт забыл в спешке что-то для московской стройки, и Марио просто «подбросил» коробочку в порт. Твердо приняв на себя обязанности заботливой мамаши, Лена посмотрела на часы, что-то прикинула в голове, и с озабоченным видом неожиданно спросила Марио с какой же скоростью он ехал? Вопрос прозвучал достаточно странно, Залице ехидно посмотрел на Дитмара и лишь шутливо отмахнулся небрежным жестом альпийского мачо. Лена поджала губы, но «истинный ариец» уже запрыгнул в свой кабриолет, и, махнув рукой, лихо умчался в сторону выезда.
Если бы не подьем в шесть утра и долгая дорога в Киль, я бы наверно и не обратил бы особого внимания, однако, тогда на причале северного немецкого города мне неожиданно стало противно за нашу медлительность, когда Марио свободно догнал нас на своей Ауди, и за бестолковую неорганизованность Дитмара, который больше всего интересовался своими отношениями с Леной.
«Да, черт с ними!», в очередной раз подумал я и повернулся в сторону корабля, на палубах которого началась погрузка машин.
«Анна Каренина» в порту Киль. 1990-е годы. По материалам Интернета.
3 Круизное счастье
... Нос Мерседеса подпрыгнул на железном «перроне», и мы медленно поползли по палубе корабля. Странное ощущение нереальности не покидало меня, когда наши машины, прокатившись по рифленому металлическому пространству, стали медленно заезжать внутрь огромного, освещенного парома.
Вьезд на паром. 2000-е годы. По материалам Интернета.
Выбравшись из длинного металлического коридора, мы оказались на внутренней автомобильной палубе, где машины расставлялись по свободным местам и шустро прикреплялись к полу специальным крепежом. Члены команды в непривычных аккуратных комбинезонах действовали четко и слажено, практически не задерживая очередь, и лишь коротко отмахивались от ревнивых владельцев немецкого «секонд-хэнда», которые непременно настаивали на своем праве присутствовать и непременно беседовать с механиками. Группа рослых и неприклонных на вид молодых людей в форме компании настойчиво препровождали неугомонных автолюбителей к выходу через маленькую железную дверь, ведущую в жилую часть парома.
Выбравшись из машины, возле которой резво засуетились люди в комбинезонах, я неожиданно почувствовал, что металлическое чрево парома мне смутно знакомо. Запах металла, краски и отдаленный гул невидимых моторов навсегда врезались в память в 1979 году во Вьетнаме, где я имел счастье жить на борту большого десантного корабля ВМФ. Нахлынувшие воспоминания были настолько реальны, что я даже машинально пригнулся, пролезая в железную дверь в стене, вспоминая набитые шишки на борту Большого десантного корабля.
Киль с борта парома. 1993 год. Фото автора.
Однако, внутренность современного паромного лайнера, сделанного в Финляндии для европейских круизов, превзошла все ожидания. Корабль больше походил на хорошую курортную гостиницу с набором развлечений и удовольствий. Я быстро забыл про прошлые корабельные неудобства, и мы направились вдоль ярко освещенных коридоров в поисках своего морского жилья...
Киль. 2000-е годы. По материалам Интернета.
Дверь каюты отворилась, и мы с Франком невольно остановились с интересом разглядывая узкое темноватое помещение, больше напоминавшее поездное купе. Я не успел сформулировать свое отношение, когда немец, состроив недовольную рожу, забурчал что-то про Вайсхаупта и класс каюты. Расслабившись после престижного Мерседеса, немецкий пролетарий снова почувствовал классовое унижение размером нашего обиталища. Признаться, размер каюты весьма удивил меня, и я с тоской вспомнил просторный кубрик на флотском БДК.
Крошечное пространство неправильной формы без какого-нибудь намека на иллюминатор, через который правильные пассажиры должны были любоваться морским закатом, не позволяло развернуться даже двоим, и мы с Франком, проклиная неожиданную тесноту, пролезли в каюту по очереди, в которой просто стоять нам обоим одновременно не представлялось возможным.
Каюта на пароме. 2000-е годы. По материалам Интернета.
Но главный сюрприз поджидал нас в душе, который одновременно служил туалетом. Прямо над унитазом был надежно прикреплен душ, так что, каждый желающий насладиться освежающими струями мог делать это, не слезая с туалета. Вероятно, это предназначалось для подгулявших пассажиров или страдающих жестокой «морской болезнью». Подобная конструкция санузла развеселила меня и я радостно показал удобное « отрезвляющее » приспособление Франку, который не разделил моей радости и помрачнел еще больше. Как выяснилось, единственным способом пользоваться душем было положить на туалет банную занавеску, балансируя в углу и рискуя завалиться на унитаз при первом неловком движении.
С непреклонным дембельским видом немец показал мне на верхнюю полку, куда я с радостью залез, не предполагая сильной качки в Балтийском море. Неожиданно раздался голос, обьявивший отправление, и я, не дожидаясь разрешений, побежал наверх, прихватив с собой «Зенит».
Киль с борта парома. 1993 год. Фото автора.
На обширной верхней палубе корабля я обнаружил радостную, пеструю толпу пассажиров, которая к моему великому удивлению почти полностью состояла из иностранцев. Оказалось, что значительное число туристов сходило в Швеции, на первой остановке парома, о которой я даже и не предполагал. Посещение еще одного европейского государства во время круиза стало очередным сюрпризом моего удивительного путешествия.
Киль с борта парома. 1993 год. Фото автора.
Белоснежный лайнер медленно шел по длинной бухте немецкого города, оставляя позади портовые постройки и темно-коричневые здания весьма аскетической архитектуры – верный признак городов современных викингов. Проплывая мимо многочисленных доков, я заметил бетонные развалины, неестественно разрушавшие чистоту и порядок немецкого морского хозяйства. Как я потом узнал, руины – верный признак послевоенных разрушений, были частью безмолвного мемориала погибшим немецким морякам-подводникам, база которых находилась в Киле в годы войны.
Киль. Руины базы подводных лодок. 1993 год. Фото автора.
Я с интересом рассматривал проплывающие за бортом берега, делал снимки на память, справедливо предполагая, что в Киль я вряд ли когда-нибудь еще попаду. Так сложилось, что именно этот город стал единственным морским портом Германии, где я побывал. Все остальные мои визиты в ФРГ проходили по другим городам, весьма далеким от сумрачного Балтийского моря.
Я простоял на палубе долго, пока Лена, обеспокоенная моим отсутствием, не пришла за мной на палубу. Проводив взглядом уплывающий берег, я отправился вниз, с удовольствием предвкушая новые впечатления, которые обязательно должны были быть на борту замечательного белого теплохода с романтическим названием – «Анна Каренина».
Киль с борта парома. 1993 год. Фото автора.
4 Пассажиры третьего класса
Читателям, которые хоть раз в жизни побывали в морском круизе, наверняка помнят замечательное, приподнятое настроение на корабле. Если переменчивая погода не испортила путешествия неожиданными осложнениями в виде « морской болезни », то, вероятнее всего, вам запомнился приятный отрезок времени на маленьком закрытом курорте, под названием корабль. Неудивительно, что многие иностранцы устраивают себе кругосветное путешествие в конце жизни, как бы, завершая круг своего существования, наслаждаясь тихой, доброжелательной атмосферой современного, комфортного лайнера.
Не смотря на интернациональность пассажиров и команды, на море не чувствуется разницы, все подчинены одному движению вперед и воле капитана, а сословия, нации, благосостояния и политические взгляды не имеют большого значения, как на пляже или в бане. Словно подчеркивая незначительность привычных вещей на корабле, вся власть, формальная и юридическая, отдана капитану, человеку вам незнакомому и неведомому, а законы на корабле писаны в виде функциональных инструкций и морских традиций, закрепленных властью государства, куда приписано судно. Люди, отправляющиеся в круиз, обычно не задумываются, что на время путешествия они официально находятся на территории государства, чей флаг, по морскому правилу, развивается на корме корабля, государства, в котором могут быть весьма сомнительные правовые нормы, как, скажем, маленькие острова в Карибском море. В реальной жизни все надеются на цивилизованные, европейские нормы, которые по той же морской традиции поддерживаются всеми корабельными компаниями.
Так что, в случае вашей неожиданной кончины вы будете благополучно погружены в холодильник по соседству с замороженной говядиной, а ваш паспорт будет храниться в личном сейфе капитана рядом с его именным пистолетом, который, кстати, иметь на борту пассажирского лайнера запрещено инструкцией. Но,как изве c тно, на море царствуют традиции...
Город Киль. Немецкая открытка 1990-х .
С трудом приведя себя в порядок в нашем тесном жилище, мы с Франком отправились к месту встречи с нашими милыми менеджерами, которые по идее должны были заботиться о своей уже морской «команде». Франк заметно приосанился, и вскоре я заметил, что наша группа заметно разделилась. Дитмар что-то вполголоса говорил своему рабочему, они шутили и общались по-немецки, а мне оставалось развлекать Лену, которая заметно устала от пристальной опеки директора. Причиной такого измения, как мне показалось, стал сам корабль, где наша национальная принадлежность перестала быть определяющей: русская принужденность еще не наступила, но немецкая свобода уже кончилась. Даже сам корабль был по-своему многоликим - принадлежавший РФ, управляемый российско-шведским СП, построенный в Финляндии, обслуживаемый разномастной командой и перевозивший множество европейских туристов, был прекрасным местом, чтобы на несколько дней забыть кто ты и откуда.
На пароме. 2000-е годы. По материалам Интернета.
Заголодавшись за долгий день, мы отправились в ресторан, который, если не считать отдаленного, глухого гула мощных моторов, вполне походил на заведение в хорошей гостинице. Добрый обед был закончен в баре, где, к великому моему удовольствию, без тени колебания за все платил герр Вайсхаупт.
Путешествие по плавучему «дворцу» привело нас на оглушительную дискотеку, где в сверкании разноцветных дымных лазеров радостно скакала молодая европейская публика. С трудом найдя пустой столик, мы расположились возле какой-то развеселой компании скандинавов, которые гуляли широко и долго. Отплясав пару песен, я вернулся к компании и обнаружил на нашем столе бутылки с немецким пивом, которое в жаркой дискотеке очень кстати. Немцы куда-то ушли, и я отчаянно пытался растормашить Лену, которая просто засыпала от усталости. Когда Дитмар с Франком вернулись, девушка решительно встала и заявила, что идет спать. Вайсхаупт виновато улыбнулся в усы, бросил пару непереводимых слов по-немецки Франку и, кивнув мне, отправился вслед за нашей дамой.
Такой расклад мне понравился, ибо в крепком, молодом теле Франка чувствовался большой заряд бодрости по части выпить и развлечься. Мы не спеша допивали пиво, я переодически отлучался на танцпол, и мы единодушно рассматривали окружающих девиц, насколько это было возможно при сумасшедшем сверкании светотехники. Когда наше пиво подошло к концу, включая недопитые бутылки, оставленные нашими начальниками, к нашему столику протиснулась бородатая фигура молодого шведа на инвалидной коляске, который принадлежал веселой компании за соседними столиками. Швед был видимо пьян, и само появление хмельного инвалида-иностранца наверняка покоробило бы меня в другой ситуации, но мы были на корабле, где все были равны и радостны. Но более всего порадовала литровая бутылка американской смирновской водки, которую швед, вполне по-русски, молча грохнул на наш столик. Мутно поводив взглядом, парень повернулся к усатому Франку и, стараясь перекрыть грохот дискотеки, спросил что-то по-шведски, безошибочно признав в нем европейца. Франк ответил, бородач заулыбался, перешел на немецкий и, привычно придерживая левой рукой колесо кресла, протянул нам руку...
«Анна Каренина», 1990-е годы.
...Никто и не вспомнит имя того радостного бородача-«колясочника», как и его шумных друзей, в компанию которых мы с Франком охотно влились. Водки было предостаточно, люди менялись, и на все приветствия я коротко говорил – « Рашен! », что оказалось сам простым и удобным для всех именем. Шведы одобрительно кивали, что-то говорили про Россию хмельными голосами, но в грохоте пьяной дискотеки все разговоры замирали, прерываясь лишь шумными дружными тостами, когда все единодушно поднимали стаканы и пивные бутылки и пили неизвестно за что. Пара кудрявых парней из нашей компании увлеклись двумя стройными крашеными девчонками, затянутыми в узкие джинсы, и через Франка я узнал, что они оказались англичанками. Вероятно, « улов » был солидным, и вся компания таращилась на счастливцев. Скандинавы что-то обсуждали гортанными, хриплыми голосами, а я лишь пьяно кивал головой и переодически прикладывался к бутылке шведского пива, которые, как по волшебству, появлялись на нашем столе.
« Unchain my heart ...» сипло зазвучал знакомый голос Джо Коккера, и я, покачиваясь, направился к танцующим, потому что пропустить эту песню я никак не мог...
5 Хмурое утро
Первое, что встретило меня утром неожиданной морской «одиссеи» был настойчивый стук в дверь. Продрав глаза, я увидел внизу, в полумраке согнутую фигуру Франка в трусах, который бормоча проклятия, протиснулся по узкой каюте к двери. Сомнения не было: в ярком проеме двери показалась тонкая фигура Лены, видеть которую в тот момент, как я догадался, Франку было так же «приятно», как и мне. Наша начальница, которую ни на суше, ни на море не покидало завидное чувство ответственности за своих подчиненных, холодно сообщила, что нас заждались на завтраке. Франк, промычав что-то по-немецки, закрыл дверь, и, убедившись, что я нахожусь в сознании, удалился, озабоченный своим утренним туалетом.
По старой армейской заповеди быть утром побритым и свежим независимо от степени ночных возлияний я, вполне довольный своим видом, быстро появился в ресторане корабля в сопровождении моего немецкого приятеля, чтобы под укоризненным взглядом Лены налечь на добрый, европейский кофе. На риторический вопрос по-русски «Сколько же вы вчера выпили?!» я предпочел не отвечать, прислушиваясь к тихому диалогу Дитмара с Франком, во время которого Дитмар больше слушал, хихикал в усы и озорно поглядывал на девушку. Лена, которая из немецкого мужского сленга, вероятно, понимала гораздо больше меня, озабоченно глядела на Франка и молча прожигала меня взглядом. Наше ночное приключение явно развеселило Дитмара, и я мог поспорить, что больше всего он сам хотел стать участником веселых корабельных похождений, однако, всем было ясно, что присмотр « первой леди », вероятнее всего, превратит его путешествие в пенсионный туризм.
Салон парома. 2000-е годы. По материалам Интернета.
Из разговора я понял, что вчерашний праздник невольно лишил нас некоего морского развлечения, приятной традиции, которая присутствует на всех круизных судах – капитанского коктейля . Отправившись вечером в ресторан с известным продолжением, мы не попали на традиционное сборище всех пассажиров, когда, по идее, все, наряженные и свежие, собираются вместе в салоне и под руководством капитана в белой морской форме поднимают бокалы за знакомство. Особую прелесть подобного мероприятия составляли напитки за счет корабельной компании, что мне, по моей советской психологии, показалось особенно приятным. Но, увы! Нас на том празднике жизни не оказалось...
«Анна Каренина». По материалам Интернета.
Расслабленная атмосфера круизного утра вернула меня к действительности, и, как и в других своих путешествиях, я привычно захотел « определить место своего положения », изьясняясь военным языком. Мои спутники были в этом смысле совершенно бесполезны. Покончив с завтраком, я отправился изучать судно, и, к своему удовольствию, вскоре обнаружил на стене большую электрифицированную карту Балтийского моря, на которой лампочками обозначалось расположение корабля, а теневая засветка показывала день и ночь. Возле карты толпились пожилые пары, которые весело по-скандинавски что-то обсуждали, сверяя маршрут корабля в каких-то брошюрках. Увидев меня, они вежливо расступились и спросили что-то по-английски. Я с готовностью поддержал короткий разговор, во время которого любознательные туристы подтвердили, что наш корабль полным ходом двигался в Швецию, в порт с труднопроизносимым названием - Nynashamn .
«Анна Каренина». По материалам Интернета.
Подивившись простому и наглядному приспособлению, я поднялся наверх, аккуратно обходя возможные металлические препятствия, которые по моей памяти наносили жесткие и болезненные удары по телу. Вскоре я обратил внимание, что гражданское судно не изобиловало неожиданными предметами на пути, в отличие от военного корабля, и мое одинокое путешествие по верхней палубе было вполне приятным, если не считать свинцовые тучи над серым, неприветливым морем и пронизывающий до костей, холодный ветер в разгар теплого лета. Обойдя массивные колонны труб, я посмотрел вниз, где за кормой, на двадцатиметровой глубине, свинцовые морские воды превращались в длинный белоснежный след, взбиваемые мощными корабельными винтами. Я прикинул высоту и скорость корабля и невольно поежился при мысли, что любое падение за борт, вероятнее всего, станет роковым.
Основательно проветрившись, я с удовольствием вернулся внутрь и обнаружил моих спутников в салоне, уютно расположившихся на мягких диванах за... карточной игрой. Я никогда не предполагал азарта в немцах, и вид сосредоточенных лиц, уставившихся в карты удивил меня. Но больше всего меня удивили сами карты, вырезанные из бумаги и нарисованные синей ручкой. Вид подобных «тюремных» карт вызвал у меня сомнение, но все обрадовались моему приходу, и Дитмар, который сам лично нарисовал карты во время моего отсутствия, быстро раздал и на мою долю. Я не был картежником, но с интересом поддержал какую-то немецкую игру, без всякой обиды позволяя Вайсхаупту насладиться легкой победой. Карты быстро порвались, и Франк с Дитмаром стали обсуждать удастся ли купить настоящую колоду во время стоянки в Швеции.
Их разговор напомнил мне о предстоящей остановке в загадочном порту, и что, возможно, мне даже удастся постоять на земле Скандинавии, холодной земле легендарных викингов, куда я вряд ли поеду с туристическими целями. Никто из нас не был в Швеции, и Дитмар справедливо засомневался в успехе своих планов, потому что шведских виз не было ни у кого.
Берега Швеции. 1993 год. Фото автора.
До остановки оставалось несколько часов хода, когда я, обойдя группу иностранцев, упорно играющих в бестолковый, на мой взгляд, игральный автомат с идиотским завыванием, подошел к карте, на которой длинный изогнутый маршрут вплотную подходил к шведскому заливу. Судя по карте, вход в залив закрывали мелкие острова, которые по моим расчетам уже должны были быть видны с борта судна. Я снова прибежал на верхнюю палубу, где уже в компании немногочисленных пассажиров наблюдал величественную картину северного моря.
Берега Швеции. 1993 год. Фото автора.
Если сказать, что корабль приближался к гостеприимному берегу, то это было бы сильным преувеличением. Серое, свинцовое небо, по которому низко бежали тучи, вдоль горизонта было прочерчено грядой мрачных, скалистых островов, на вершине которых была видна какая-то растительность. Никакого намека на человеческое жилье видно не было, и даже корабли, обычные для оживленных балтийских трасс, полностью отсутствовали. Наш паром заметно снизил скорость, проходя через многочисленные проливы, что было вполне логично, и я невольно представил себя безымянным пассажиром « Титаника », наткнувшегося на неподвижный каменный «айсберг».
Как оказалось, подобная девственная тишина в скандинавских водах была обычным делом, и только редкие паромы вносили разнообразие в спокойный быт «горячих шведских парней».
Паром в водах Швеции. 2000-е годы. По материалам Интернета.
6 Тов. «Смирнофф»
Люди в море по-разному ждут встречи с землей. Долгожданное прибытие в порт наполняет их душу томительным ожиданием в предвкушении радостных встреч, новых впечатлений или возвращения домой. Воспоминание о горячих поцелуях родных и близких заставляет сжиматься самые суровые сердца мореманов и опытных, пропитанных ветрами странствий, путешественников.
Однако, душу моего приятеля, честного немецкого пролетария - тов.Франка Р., наполняла несколько другая радость. Вернувшись в каюту, я обнаружил своего коллегу тщательно пересчитывающим американские доллары. Прикинув что-то в голове, Франк удовлетворенно засунул знакомые зеленые бумажки в бумажник, хитро посмотрел на меня и коротко пояснил: « Duty free !».
Тут я вспомнил, что по морским законам магазины «дьюти-фри» на борту судна открывались незадолго до остановки, чтобы страждующие, покидающие корабль пассажиры могли купить сувиниры, в основном в виде банальной выпивки. Одновременно со сходящими на берег, выпивкой затаривались и все остальные на борту, что делало встречу с землей еще более желанной, ибо цены на спиртное в круизных ресторанах и барах были просто несусветными. Взяв бумажник, Франк кивнул мне, и мы отправились в сторону салона, возле которого за закрытыми стеклянными стенами располагался заветный магазин.
В шведских водах. По материалам Интернета.
Возле витрин с дразнящими разноцветными бутылками мы обнаружили приличную толпу пассажиров, среди которых я наконец обнаружил своих соотечественников, которых не было видно раньше. Вероятно, покупка водки по разумным ценам была веской причиной, чтобы заставить советских граждан вылезти из своих кают, т.к. ни в ресторане, ни на дискотеке, ни даже в салоне корабля я русских до этого не заметил. Двери открылись, и толпа дружно заполнила все пространство магазинчика плотной очередью мужчин с большими бутылками «Смирнофф» в кассу. Я уже присмотрел открытую коробку американской водки, но Франк неожиданно схватил с полки увесистую бутылку со знакомой пестрой этикеткой и многозначительно показал мне: «Столичная!», как будто я никогда не видел этого шедевра ликероводочной продукции.
Очередь двигалась быстро, молодая крашеная шведка молча щелкала кассой, с нетерпеливым видом посматривая на русских мужиков, запутавшихся в незнакомых ценах в шведских кронах. Когда подошла наша очередь, Франк с важным видом поставил на стойку бутылку «столичной» и две баночки кока-колы, протянув шведке доллары. Ни слова не говоря, девица пощелкала что-то на калькуляторе, звякнула кассой и пробила чек, сыпанув немцу в руку шведскую мелочь. Франк было открыл рот, увидев незнакомую валюту, но девица так пристально посмотрела на него, что мой приятель только молча ссыпал мелочь в карман, бесполезно пытаясь что-то посчитать.
Минут через десять магазинчик совсем опустел, и только какая-то пожилая пара туристов сосредоточенно рылась в коробке шелковых платков «Гермес» - товаре дорогом и бестолковом, как и все, впрочем, в магазинах дьюти-фри...
В шведских водах. 1993 год. Фото автора.
...Ландшафт за бортом заметно изменился: паром медленно шел по узким проливам, и на скалистых, покрытых елями берегах, стали попадаться постройки. Одинокие дома и целые хутора, расположенные у самой воды, в основном состояли из деревянных построек традиционного северного типа, что выражалось в первую очередь в цвете. Дома были темно-коричневого цвета с яркими белыми контурами с непременными сходнями к воде и лодками. Возле многих домов стоял высокий шест, на котором красовался государственный флаг Швеции вполне украинской гаммы.
В шведских водах. По материалам Интернета.
Я продолжал стоять на верхней палубе, не обращая внимание на холод, щелкал «Зенитом», стараясь ничего не пропустить в проплывающем незнакомом мире. Маленькие симпатичные домики казались игрушечными колониями невидимых шведских гномов, и, если бы не дождливый день и отсутствие снега, то казалось, что мы вьезжаем в волшебную страну Санта Клауса.
В шведских водах. По материалам Интернета
7 Nynashamn
Никто вокруг меня не знал сколько еще нам оставалось плыть между скалистыми холодными островами, и я надеялся, что пленки в «Зените» хватит на мое историческое свидание с шведским городом. Спускаться вниз к карте нашего маршрута мне не хотелось, и я остался на палубе, мужественно ежась от пронизывающего северо-западного бриза. Прошло, возможно, еще минут сорок, когда наш белоснежный паром, как кусок сахара в темном кофе, обошел очередной скалистый «бастион» с патриотически развевавшимся флагом, и в отдалении, на таком же скалистом берегу, я заметил некое поселение. Надо признаться, что небоскребов Нью-Йорка я, все-таки, не ожидал, но масштабы шведского городка Nynashamn несколько разочаровали.
Nynashamn , 1993 год, Фото автора.
Под серым, свинцовым небом, на неровном берегу были разбросаны дома разной формы, не создавая ни исторического центра вокруг уютной бухты, ни гармоничного архитектурного ансамбля. Бухта простиралась куда-то дальше, в сторону Стокгольма, куда, вероятнее всего ходили другие паромы, но наш останавливался здесь, у небольшого пирса, от которого, железнодорожные пути уходили вглубь территории. Самого порта практически не было, и пирса хватало всего на несколько больших кораблей.
Порт Nynashamn , 2000-е годы. По материалам Интернета.
Погода совсем испортилась, и к моменту нашей швартовки заморосил мелкий, холодный дождь. Я быстро спустился в каюту, радуясь, что моих спутников не было видно, сунул в карман свой паспорт и спустился в сторону выхода к трапу, возле которого я заметил знакомую компанию молодых шведов с парнем на коляске. Напоминать о себе мне совсем не хотелось, но, увидев их бледные, помятые лица, я успокоился, потому что, они вряд ли помнили меня после бурной ночи. Чтобы не привлекать внимания, я оставил камеру в каюте, и устроившись за спиной какой-то пожилой пары, приготовился к « переходу » границы.
Посмотрев вперед, в сторону трапа, я заметил долговязую фигуру Дитмара в синем пиджаке и коренастую фигуру Франка, успевших протиснуться к самому трапу, возле которого стояли двое внушительного вида парней из состава команды. Загремела цепь, и толпа, загудев, двинула вниз по длинному, крытому переходу.
Порт Nynashamn , 1993 год. Фото автора.
Парни у выхода с корабля бегло просматривали документу сходящих, не останавливая и не возвращая пассажиров, что вселило в меня надежду, когда я, потея от страха, как школьник, подошел почти вплотную к трапу. Толпа смешалась, и пожилой пары, за которой я стоял, уже не было, а светлая куртка, маячившая перед моим носом, неожиданно остановилась.
- Нет, нельзя! Не положено! Виза есть? – громко раздался голос над ухом.
- Не... Да, я только посмотреть, - жалобно просил молодой мужик, но здоровый парень в фирменной майке решительно забрал его паспорт, чтобы прекратить все попытки пассажира сойти на берег. Возле них быстро образовалась пробка, раздались недовольные голоса иностранцев, и я, подпихиваемый другими пассажирами, покатился вниз по узкому металлическому туннелю. Внутри меня все запрыгало от радости, когда я увидел, что немцы уже сошли на бетонную набережную и решительно зашагали куда-то вдоль пирса. Почувствовав себя « пастором Шлагом » на швейцарской границе, я тоже припустился вниз, однако, там меня уже ждали. Как и на выходе с корабля, две плечистые фигуры вежливо просматривали паспорта туристов, чтобы не доходя до шведского таможенного офицера, стоявшего тут же, вылавливать любознательных соотечественников.
Наметанным взглядом парень в форме вычислил меня и приготовился к встрече, поднеся к лицу портативную «уоки-токи». Я не стал создавать ситуацию, издалека показал ему свой красный паспорт, сделал шаг по горизонтальной площадке внизу спуска, и сразу отправился обратно на корабль, в надежде, что моя попытка «побега» в нейтральной зоне останется незамеченной.
Порт Nynashamn , 1993 год. Фото автора
...Когда люди перечисляют увиденные страны, я всегда упоминаю Швецию, которую я «посетил» в 1993 году. Посещение оказалось слабоватым, однако, фактическое стояние на горизонтальной площадке внизу тоннельного трапа в порту крошечного шведского городка с трудным названием мне очень хотелось считать полноценным туром...
Мне так и не удалось выяснить куда бегали немцы в пустынном скандинавском городе, но игральные карты они, все-таки, купили. И уже через час наша маленькая компания снова сидела на уютных диванах салона и азартно резалась в незамысловатую немецкую игру, шлепая на столик новые, вкусно пахнущие карты, с непривычными для меня и такими привычными для всего остального мира, традиционными картинками.
Шведский городок Nynashamn остался позади, и наш паром, прогудев три раза низким, мощным гудком выбрался из лабиринта залива в открытое Балтийское море, по своим размерам больше походившее на озеро, и, снова набрав скорость, полным ходом направился в сторону Ленинграда, до которого была еще целая длинная ночь на борту большого и веселого лайнера.
Порт Nynashamn , вид на пирс со стороны города. 2000-е годы. По материалам Интернета.
На этой благодушной ноте автор с удовольствием бы поставил точку, однако, морские путешествия полны неожиданностей. Во время очередного карточного кона на корабле зазвучала пронзительная сирена, и голос по радио громко, на трех языках, обьявил учебную спасательную тревогу для всех пассажиров и команды. Невидимые до этого матросы бросились по местам, однако, к моему удивлению, все пассажиры весьма резво последовали за ними. Дитмар быстро сгреб карты в карман и, по-военному коротко и резко отдав нам команду, направился в свою каюту.
« Анна Каренина» в порту Nynasham . Открытка, купленная автором на борту парома в 1993 году.
Я с удовольствием приготовился поиграть в « Титаник », тем более, что у меня было очень приблизительное представление, что мне надо было делать «если что...». Однако, все получилось по-другому, когда Франк захлопнул дверь в нашу маленькую каюту на замок и показал мне жестом залезть на верхнюю полку и затаиться. Игра мне понравилась, и сквозь гул моторов я отчетливо слышал, как по коридору бегали члены команды и стучали в каждую дверь, вызывая спящих пассажиров на русском и шведском языках. Наконец все смолкло, и только привычный отдаленный гул наполнял маленькую каюту-купе, где мы блаженно растянулись на полках поверх одеял. Время шло, и моя «дембельская» радость обмануть командиров и пропустить ротное мероприятие, закрывшись в каптерке, постепенно сменилась какой-то непонятной, назойливой тревогой. Минут через пятнадцать в гулкой темноте мне стало казаться, что тревога была «не учебная», и что пассажиров позвали на палубу, чтобы не создавать паники, а наш корабль действительно тонул или горел... Я свесил голову вниз и увидел согнутую фигуру Франка, который подносил часы к свету, вероятно, начиная, как я, беспокоиться о чересчур долгом отсутствии пассажиров.
Вскоре в коридоре раздались возбужденные голоса, захлопали двери, и мы облегченно вздохнули, не подавая вида о минутной слабости. В салоне корабля мы быстро нашли Дитмара, однако, Лена, как я и предполагал, стала подозрительно допытываться, где мы были. Мне ужасно не хотелось признаваться в глупом ребячестве, но Франк казался очень увлеченным разговором с Дитмаром. Мне было лень придумывать и я тихо сказал на ухо девушки, что мы прятались в каюте. Лена посмотрела на меня своими широко раскрытыми голубыми глазами, как на преступника, но ничего не сказала, и, лишь, долго гипнотизировала Франка, который всеми силами пытался избежать неприятного разговора.
... Я так до сих пор толком и не знаю, что надо делать по тревоге на корабле. В трагических голливудских фильмах, из которых я черпал все необходимые знания западной жизни, больше показывали человеческую драму пассажиров, а не правила застегивания жилета, что очень полезно знать.
Как известно, «желеточники» «Титаника», которых собирали очень долго в ледяной воде, остались живы, успев напялить на себя плавсредство. Тогда, на пароме, я по глупости пропустил интересное морское мероприятие, и теперь, вероятно, буду тренироваться только во время своего кругосветного путешествия, если такое случится, в конце моей пестрой жизни...
8 Казино «Рояль »
Наше путешествие, несомненно, достигло своего заоблачного пика, когда после красивого ужина с вином в ресторане, щедро оплаченного директором, Вайсхаупт повел всех в казино. Далеко не самый большой и фешенебельный лайнер в мире –«Анна Каренина», тем не менее, отличался тем, что на его борту было самое настоящее казино, с столами и рулетками, которые простой советский обыватель видел только в кино.
Ни до, ни после своего знаменитого балтийского тура 1993 года я не сидел за карточным столом казино и не ставил на рулетку – символ проклятого, буржуазного гэмблинга. В начале 1990-х перестроечная бульварная пресса Москвы постоянно показывала, как жируют «новые русские» и продажные чиновники, а казино, вполне легальный бизнес на Западе, в сознании советских людей прочно ассоциировался с проституками, банями, коррупцией и черным «налом». Стихийная легализация сверх-доходов и просто наличие богатых людей в России мало изменили отношение к азартным увлечениям. Пьяные походы российских граждан в Монако или Монте-Карло стали больше жестом дорогостоящего эпатажа, работа на публику, когда у русских за границей, как часто бывает, не хватает других аргументов. У остальных же граждан РФ казино и азартные игры продолжают вызывать неприязнь, вполне достойную морального облика «строителя коммунизма».
Любой современный посетитель казино скажет, что выиграть там нельзя, и что это – всего лишь игра, когда на скромные деньги толстых американских туристов в вечных шортах и бейсболках, построены замечательные дворцы Лас-Вегаса – самого яркого, и самого обманчивого, города мира. Однако, для меня, постигающего большой и загадочный мир в 1993 году, знаменательный поход в корабельное казино «Анны Карениной» стал походом в другой мир, мир денег и ярких развлечений, каким мне всегда представлялся недоступный Лас-Вегас .
Темноватое, приземистое помещение казино встретило нас приглушенным блеском, типичным для подобных заведений. Пестрый толстый ковер скрадывал звуки, и мне даже показалось, что в зале с игорными столами шум корабельных двигателей был не так навязчив. Мы остановились в нерешительности, рассматривая абсолютно пустой зал, когда Дитмар повернулся к нам, и, не слова не говоря, сунул каждому по банкноте в 20 долларов. Этот жест мне понравился, я положил деньги в карман, не очень-то собираясь с ними расставаться.
Дитмар с хозяйским видом шагнул вперед и направился в сторону рулеточного стола, посчитав, вероятно, упрощенное игорное развлечение достойным нашей пестрой компании. По праву СП, казино управлялось шведской стороной, и, когда мы остановились у рулетки, возле стола появилась высокая крашеная девица-крупье скандинавского вида с каменным лицом.
Символы казино .
Не меняя позы, девица профессионально оценила наши возможности и обратилась к Вайсхаупту, безошибочно признав в нем держателя капитала. Дитмар достаточно развязно, тоном завсегдатая, ответил что-то по-немецки, и у них произошел короткий разговор, пока мы рассаживались вокруг зеленого стола с непонятными квадратиками и цифрами. Все застыли в ожидании какой-то команды, когда Дитмар снисходительно разьяснил незамысловатые правила игры. Шведка немного поправила его, и через пару минут, ( спасибо Елене за перевод !), я поставил смешную фишку на красный квадратик. Лена подозрительно посмотрела на стол и передвинула свою фишку в красное поле.
Немцы дружно поставили на « черное », и девица-крупье предложила делать ставки. Я неохотно, вслед за всеми, вытащил из кармана директорскую банкноту и положил на стол, когда шведка деревянной лопаткой сгребла все с такой скоростью, что передумать не было шанса ни у кого. Подтащив бумажки, она ловко обернула банкноты вокруг смешной пластинки-«скребка» и сунула « скребок » в маленькую щель на зеленом поле стола, сбросив наши деньги в невидимое хранилище. Быстрое исчезновение денег мне почему-то не понравилось, возможно, в моем сознании прочно сидела картина из голливудских фильмов, где итальянские мафиози в белых бельевых майках и клубах сигарного дыма играли в карты, а стол был завален горами денег.
Сказав что-то непереводимое из игорного жаргона, (возможно даже по-английски), девица крутанула тяжелый, пестрый диск рулетки, и маленький белый шарик, проскочив по кругу пару раз, весело застучал по пестрым ячейкам. Сам диск мне очень понравился: тяжелый, массивный он отливал дорогим деревом и начищенной медью, как и положено всем предметам на дорогом морском судне. Через секунд пять шарик подозрительно прочно «приклеился» в одной из ячеек диска, а сам диск еще пару минут бесшумно крутился неизвестно зачем. Очевидно, за это время счастливчика завистливо поздравляли, подносили французское шампанское, и вокруг него, неизвестно откуда, появлялись веселые пышногрудые красавицы.
Однако, ничего подобного не произошло. Шведка снова квакнула что-то и забрала шарик. Мы недоуменно поглядели на Дитмара, подозревая какой-то обман, но его физиономия вряд ли сильно отличалась от нашей. « Фак!», про себя выругался я, пожалев о потерянной двадцатке, которую по моей здоровой логике лучше было пропить в баре. Лена сделала круглые глаза и забубнила что-то недовольно Дитмару на ухо, который выпрямил спину и снова обратился к крупье. Девица с каменным лицом ответила по-немецки, терпеливо поясняя правила игры, после чего директор натуженно улыбнулся, всем своим видом показывая легкость потери денег, которую он также, как и я, вероятнее всего, видел в кино.
«Он неправильно фишки поставил!», злобно прошипела мне на ухо Лена, хотя, я, при всем желании согласиться с ней не мог. Фишки мы ставили по-разному, в разных частях поля и цвета, и выигрыш казино следовало отнести к доходам проклятых мафиози, в исполнении АльПачино вместе с ДеНиро!
« Мани, мани!»
За наши кровные двадцать долларов нам полагался второй кон, к которому мы готовились позорно долго. Под каменным взглядом шведки мы двигали наши фишки, как будто играли в « монополию », спорили, обсуждали и меняли свое решение, словно на кону было не меньше десяти миллионов долларов. Наконец все успокоились, девица снова провозгласила игру на непонятном языке, и рулетка бесшумно завертелась. Нетрудно догадаться, что результат кона был таким же. Крупье подхватила шарик, всем своим видом показывая, что нам было пора . Дитмар виновато помаргал глазами и молча встал, кивнув на прощание шведке. Мы с Еленой последовали за ним, и только Франк, снова наполнившись классовой ненавистью к проклятому капитализму, молча прожигал шведку горящими глазами, неохотно вставая из-за стола. Я посмотрел на рожу нашего борца-пролетария и подумал, что рождение Карла Маркса в Германии было далеко не случайным!
Оказавшись за дверями сомнительного заведения, все облегченно вздохнули, но настроение было безнадежно испорчено проклятым гэмблингом ! Дитмар, скомкав остаток вечера, стал прощаться. После того, как мы условились о времени завтрака, Франк решительно отвел директора в сторону для короткого разговора. Лена, оставшись со мной, недовольно ворчала о расточительстве Вайсхаупта, когда издалека я заметил, что Дитмар вынул бумажник и дал Франку несколько долларовых банкнот. Я почувствовал что-то вроде уязвленного самолюбия, наблюдая, как мой пролетарский приятель, большой «борец за справедливость», засунул деньги в карман штанов и, как ни в чем не бывало, вернулся к нам, чтобы пожелать королевской чете спокойной ночи. Поймав мой подозрительный взгляд, Франк выгнул ефрейторскую грудь, хитро пошевелил усами и коротко сказал: «Ком!», направляясь в сторону нашей каюты.
9 Коктейль с салатом
Дальнейшее действие за закрытыми дверями каюты весьма скромного класса сильно напомнило мне родную советскую армию. То ли, наш закуток без окон, который все больше напоминал дембельскую «резиденцию», то ли, ефрейтор Франк, с его поучительным видом старослужащего, но я привычно ощутил себя в армии, где не надо ни о чем думать, паек оплачен, а о твоем развлечении заботятся господа-командиры. Надо сказать, что следущий урок я запомнил надолго, где вполне солдатская смекалка, перемноженная на немецкую практичность, выдала замечательный результат: некий европейский вариант Василия Теркина .
По возможности разместившись на нижней полке, Франк сделал важное лицо, выдержал паузу и произнес коротко: «Кук!»...
Мое общение с Франком к тому времени стало весьма забавным, и непосвещенному человеку показалось бы полным бредом, когда двое взрослых людей общались на сложной системе отдельных слов, междометий и жестов. Я предпочитал выражать себя как можно проще по-английски, а мой пролетарский друг предпочитал междометия и элементарные слова на более близком ему языке Фридриха Энгельса. Если возникало недопонимание, мы пристально смотрели друг на друга, как глухонемые, и быстро дополняли слова жестами. Со стороны это, видимо, напоминало общение трехлетних детей в песочнице или безнадежных психбольных.
Лена, понаблюдав как-то за нами, не выдержала и стала истерически хохотать, вникнув в наш сложный язык. Дитмар, готовый поддержать шутку, долго пытался вразумительно добиться от моей начальницы суть анекдота, но практично-распремленный немецкий ум так и не постиг юмора, очевидно, не найдя ничего забавного в общении двух недалеких подчиненных со слабым знанием иностранного языка...
«Джентльменский набор »
...На крошечном пластиковом столике каюты лаконичным театральным реквизитом стояли бутылка «столичной» водки и две банки кока-колы, купленные днем в судовом магазине. Жестом захолустного фокусника немец открыл банку колы и хлебнул из нее глоток, жестом показав, чтобы я сделал то же самое. Когда пенистая, агрессивная субстанция пролилась мне внутрь, Франк открыл бутылку водки и долил водку в освободившиеся пространство банок.
Я понял фокус, но обьем бутылки, гораздо большей, чем пол-литра, несколько настораживал. Франк с видом знатока успокоил меня, и мы приступили к процессу. Вкус «коктейля» был очень знаком, ибо в 1993 году вряд ли какое московское застолье не проходило без «шипучки». И даже после третьего круга напиток по вкусу больше напоминал распространенное увлечение молодежи, известное на Западе под названием « алко-поп », - слабоалкогольную смесь технических ароматизированных спиртов с газированной водой. Когда в банках осталась половина, Франк жестом чародея обьявил паузу. Удивительно, но в обьемистой водочной бутылке также осталось чуть больше половины...
« Алко-поп ».
...Большое пролетарское учение Карла Маркса, спорное, как все великое, несомненно, по своему правильно. За свою жизнь, повидав много людей в разных странах, я убедился в одном – чем люди проще, тем больше у них общего. Отсюда следует, что, не отягощенный особыми знаниями и имущественным цензом пролетариат, всегда и везде похож, независимо от цвета кожи, языка или страны пребывания. Для меня никогда не было проблем общаться с рабочим людом, что, к слову, для некоторых российских менеджеров 1990-х считалось неким «моветоном». Вероятно, мое военное происхождение лишний подтверждало ленинское учение о народности Советской армии, со всеми вытекающими последствиями.
Политические цели борьбы пролетариата и его единство остались бы сухой философской догмой, если бы в мире не существовал еще один ингридиент человеческого единства. Никогда нигде не работавший герр Карл Маркс, кстати, сам большой любитель закусить и посидеть в кабачке, постеснялся вставить в свое учение... алкоголь, незаменимый коммуникационный инструмент, в особенности у рабочего люда. Последние 500 лет европейские традиции прочно базируются на питейных «слабостях» людей, и, лишь, чуждая простым людям официальная мораль, начиная от церковных гонений до горбачевских маразмов, не позволяет людям официально признать алкоголь продуктом питания, стыдливо ограничиваясь ссылками на народные традиции. Водка, граппа или шнапс, независимо от происхождения, являются народной гордостью, и которую любить совсем не зазорно, и для этого не обязательно быть «стариком Мюллером» из русско-народного сериала про советского джемс-бонда времен войны.
...Преподаватели Военного Института, бывшие сотрудники советского военного атташата, рассказывали, что, на самом деле, Россию очень даже любили в дипломатическом корпусе. Так и не добившись за 70 лет имени «Советский Союз», Россия по мнению иностранных атташе была очень даже ничего, а водка, лившаяся рекой при дорогой и обильной закузке, была любима всеми. 2-3 раза в год посольства СССР устраивали обязательные приемы, на которые сьезжался весь местный дипкорпус в полном составе. Если официальная часть проходила скучно, и тосты за дело рабочего класса не очень веселили гостей, то к концу встречи все было, как надо!
Мы, зеленые курсанты, затаив дыхание, слушали фантастические рассказы про изобилие «закромов родины», про веселые попойки весьма высокопоставленных дип-чиновников, и про настоящую «дружбу народов», когда к концу вечера еле стоявшие на ногах господа офицеры всех мастей, обнявшись, пели песни. Нам с смехом описывали, как в углу разгромленного банкетного зала, с бутылками в руке «отдыхали» пакистанец и индус, пьяно спорившие о качестве американского вооружения, как «непьющие» мусульмане поднимали тосты за Россию (!), а упавших под стол господ-полковников обычно никто не беспокоил до утра, лишь присматривая, чтобы часом не захлебнулись обедом...
От нас не было тайн, и мы морально готовились к традиционной «водочной дипломатии» России – традиционном стратегическом направлении Советского Союза на международной дипломатической арене.
...Вечер шел хорошо. Уже не замечая повышения градуса, последние грамм двести влились просто, как вода. Я уже не удивлялся нашим силам, настроение было отличное, а немецкий пролетарий тов. Франк – вообще стал лучшим другом! Сейчас уже не вспомнить тот разговор, но обсуждали мы много – машины и Германию, корабли и танки, и даже деликатно коснулись русских женщин, что для деликатного немецкого сознания было просто верхом разгула. Неаккуратно упамянув Вайсхаупта, я сделал непростительную ошибку. Франк моментально замолчал, и его лицо приняло выражение защитника Бастилии. Стало ясно, что классовый раздел трудно перейти даже на повышенном «градусе»!
Пить было нечего, и мы отправились на завоевание корабля, как пираты идут на абордаж. Количество выпитой водки ударило в голову, и я почувствовал сильную качку, выпав из узкой двери каюты. В коридоре было пусто, но освещенный тоннель продолжало раскачивать, пока я не ухватился за стену и принял вертикальное положение. Пассажиров не было видно, и у меня было достаточно времени чтобы совместить «изображение» с «автопилотом», пока мой спутник боролся с дверью каюты.
Коридоры корабля .
Дотащившись до салона, я почувствовал резкую тоску по свежему морскому воздуху и мучительно стал соображать, куда девать своего приятеля. Справа привычно бухала дискотека, и мы направились туда в надежде встретить новых людей и новые впечатления. Вероятно, вся веселая публика вышла в Швеции, потому что дымный, темный танцпол был совершенно пуст, и только две нескладные, тощие девицы неаппетитно дрыгались в сполохах разноцветных лазеров. Девицы крикнули что-то в темный угол зала, откуда в ответ раздался хрипловатый мат, что бесспорно указывало на присутствие в зале соотечественников. Франк мутно посмотрел в сторону темного угла, и мне очень захотелось увезти его поскорей, пока простому немецкому господину не пришло в голову «брататься» с пьяной русской компанией. Франк промычал что-то, но я уже твердо вел его в сторону первого бара – к первому пункту паромного развлекательного «маршрута».
Дискотека .
... – Хабен .. зи ... ? – с трудом составляя немецкую фразу непослушным языком, обратился я к спутнику, когда Франк резко остановился, схватил меня за грудки и поставил перед собой поперек коридора. Немец угрожающе посмотрел на меня сверху вниз, ткнул себя в грудь и громко поизнес: «Их!». Потом, больно ткнув меня в грудь толстым пальцем, Франк так же громко рявкнул: «Ду!». Сделав паузу, немец поменял местоимения местами, продолжая тыкать в грудь пальцем.
- Иншульдигун ... Ду! – извинился я, матеря про себя проклятый немецкий язык с его разветвленными, наподобии русского, правилами, где обращение «ты» и «вы» разделялись, не в пример примитивному английскому. Франк уже несколько раз просил не обращаться к нему на «вы», но, так и не добившись результата, перешел к «физическому» внушению, применявшемуся в диалоге с дикарями. Немец удовлетворенно кивнул головой и решительно направился к пустынной стойке бара, из-за которой за нами с интересом наблюдал молодой, дюжий бармен.
- Бир! – решительно заявил Франк, вытаскивая бумажник.
Бармен спокойно посмотрел на нас тем взглядом снисходительного-уничтожающего спокойствия, на какое способны только бармены всего мира, и тихо по-русски обратился ко мне.
- А, вам не хватит?
- А-а-а... нет! Пива! – неуверенно сказал я, со страхом чувствуя, что вечер только начинался, а нам могут вообще не продать спиртного. Мне больше всего не хотелось привлекать Франка к интернациональному диалогу о количестве выпитого, и я с облегчением увидел, что бармен, пронзив Франка взглядом, поставил на стойку две ледяные бутылочки Хайнекена со знакомыми зелеными этикетками. Франк, видимо, по-своему истолковал наш диалог и бросил на стойку 20 долларов жестом дешевого мафиози . Русский бармен снова прожег немца взглядом, ничего не сказал и медленно отсчитал сдачу в шведских кронах. Франк шепотом выругался и разложил на широкой ладони незнакомые монетки, опять безнадежно пытаясь пересчитать курс крон к доллару и DM .
«Анна Каренина», 1990-е годы. По материалам Интернета .
Оставив приятеля за этим интересным занятием, я выбрался наверх и с наслаждением вздохнул свежий морской воздух, который после душного корабля казался чистым кислородом. Ночь потеплела, и паром, все также ревущий на полном ходу, разрезал черные воды Финского залива, приближаясь к советским берегам. В голове сразу прояснилось, и через минут десять я вполне был готов к дальнейшим приключениям. Пустая верхняя палуба корабля была мне знакома, и, побродив вокруг, я уже засобирался вниз, когда неожиданно в черноте моря я заметил редко мигающий маяк. Слева по борту, в полной, непроглядной темноте, на уровне взгляда, где по идее находился невидимый горизонт, маленькой желтой звездочкой редко зажигался свет. Вид маяка даже порадовал, напоминая, что мы плыли не в черном космосе, а в цивилизованных водах Европы на близком расстоянии от берега. Ради интереса я посмотрел на другую сторону, и к своему удивлению увидел точно такой же маяк, мигавший с юга. Это открытие поразило меня, потому что получалось, что Балтийское море было совсем маленьким.
Размышляя над своим открытием я с сожалением подумал о советском балтийском флоте, корабли которого не имели никакого шанса, как, впрочем, и черноморские, спастись в открытом океане. Мне стало понятно, почему две трети флотов в годы «холодной войны» находились в постоянном дальнем походе , готовые к применению на дальних подступах к советской территории.
Карта Балтийского моря. По материалам Интернета .
На карте нашего маршрута, на которой царила темная ночь, лампочками было обозначено, что мы находились в узкой горловине Финского залива, и виденные мной в темноте маяки принадлежали, очевидно, финмкой и эстонской стороне. К слову, я вспомнил одного институтстого сокурсника, выросшего в самом западном городе СССР, Таллине, для которого финские передачи на домашнем телевизоре были обычным делом.
Вернувшись в пустынный бар, я с облегчением обнаружил своего приятеля на прежнем месте, который благополучно доканчивал мою бутылку пива. Увидев меня, Франк нетвердо поднялся и поизнес лаконичное: «Ком!». Увернно шагая по коридору, немец направился вниз, обьяснив мне, что нам пора навестить наши «Мерседесы». Спустившись на грузовую палубу, мы с удивлением обнаружили некое движение возле знакомой железной двери, хотя до этого людей не было видно. Группа подвыпивших русских автовладельцев злобно препирались с двумя дюжими матросами в форменных майках, пытаясь пройти к машинам. Драка висела в воздухе, мужики пьяно матерились, однако, перевес был на стороне команды. Матросы, трезвые и спокойные, вероятно, занимались хмельными переговорами весь день, останавливая ревнивых пассажиров, в двадцатый раз обьясняя, что доступ к машинам запрещен.
Наше появление вконец расстроило ряды «наступавших», и мужики, матерясь направились обратно к лестнице. На всякий случай, я быстро оттеснил Франка, который уже набрал воздуха, чтобы заявить о своих правах, выбрав матроса по-выше, и быстро сказал: «Это – немец, хочет машину посмотреть!». Парень в майке устало покачал головой и сказал: «Да, нельзя же! До стоянки доступ запрещен!».
- Найн! Гешлоссен!.. Форзихт!.. Форбидден! – первое что пришло в голову громко сказал я немцу, приготовившись к пьяному непониманию. Однако, Франк, вконец разомлевший от пива, оказался вполне управляемым, и, мутно всмотревшись в лица матросов, неожиданно развернулся обратно к лестнице.
Оказавшись снова на пустынной развлекательной палубе, мы неожиданно наткнулись на приличную группу мужчин, молча и сосредоточенно игравшую на трех игральных автоматах недалеко от входа в казино. Автоматы, глупое и примитивное, по моему разумению, развлечение никогда не привлекало меня, не смотря на очевидную дешевизну. Русские мужчины, которые яростно, со злобным остервенением, дергали блестящую ручку «однорукого бандита» были членами корабельной команды. Согласно откровенно дискриминационной инструкции свободный от смены экипаж имел право играть на автоматах только после полуночи, когда большинство пассажиров спит или пьет в баре. Я недоверчиво посмотрел на часы и к своему удивлению обнаружил, что был уже час ночи. Получалось, что «гуляли» мы уже часа четыре...
«Однорукий бандит»
Абсолютно трезвые мужики по очереди пытали свое счастье, бросали монетки, дергали ручку, и, злобно матерясь, отходили, давая место следущему. Ни веселья, ни отдыха в их игре не было, а была лишь злобная, суетливая жадность и ненависть к хозяевам и пассажирам большого парома. Вид российских матросов в дешевых джинсовых «варенках» был неприятен, и они почему-то напомнили мне жителей третьего мира, допущенных к остаткам богатого пира...
Франк, двигавшийся на «автопилоте», неожиданно развернулся и направился к играющим. Матросы, покосившись на большое тело, тихо шипя, расступились, как расступаются звери на водопое, давая место большому хищнику. Останавливать его было бесполезно, и я лишь отошел в сторону под ненавидящими взглядами игравших. Присев на диван, я приготовился ждать, когда у Франка кончится шведская мелочь, но в тот момент в мирном, пустом салоне раздался оглушительный звон и сирена. Я выскочил за угол и увидел немую картину, достойную пера Н.В.Гоголя.
У среднего автомата, издававшего оглушительные звуки и ослепительное в полумраке коридора сияние, спиной, в позе пораженного громом городничего, стоял Франк Р., пьяно таращась на ревевший автомат. Вокруг, справа и слева, застыли мелкие «актеры», на лицах которых был написан неподдельный ужас, удивление и зависть. Все участники немой сцены продолжали ошеломленно смотреть на автомат, который с оглушительным ведерным лязгом начал изрыгивать мелочь, потому что мой немецкий друг со второй шведской монетки выбил богатый « джек-пот », ради которого отчаянно играла по ночам русская команда, жертвуя сном и отдыхом.
Автомат щедро рассыпал монетки по полу, и я машинально следил за ними, прекрасно понимая, что при таком количесве «играющих» собрать нам все не удастся. Однако, я оказался не прав. Зрелище настоящего «джек-пота», в который верили, но мало кто не видел, оказало на российских матросов магическое действие – мат прекратился, лица прояснели, как при созерцании чего-то возвышенного. Звон замолк, автомат принял обычный вид, и мы все стали собирать раскатившуюся мелочь. Мужики с готовностью ползали по цветному ковру, скидывая монетки обратно в блестящую цилиндрическую лохань автомата, откуда Франк с важным видом грузил их в неизвестно откудо взявшееся ведерко. Мне было откровенно жалко матросов, но их злобы я не почувствовал, и лишь немолодой жилистый мужик тихо спросил меня, кивнув на Франка: «Кто он?». «Немец!», ответил я, на что мужик удовлетворенно кивнул, и отправился снова собирать чужой выигрыш.
«Анна Каренина», 1990-е годы. По материалам Интернета
Русские, как и положено, немножко жульничали, и Франк, получивший по правилам казино выигрыш в долларах, с царским видом высыпал мне в руку горсть двухцветных российских рублевых монет, которыми хитрые игроки из России заменяли шведские кроны, которые принимал игральный автомат. В переводе на доллары той горсти рублей хватило бы только на банку «колы», но я не был удивлен «щедростью» немца, который получил ровно 76 американских долларов, поменяв шведские монетки по грабительскому курсу казино.
Выигрыш требовал быть пропитым немедленно, но, пить нам уже не хотелось, и Франк, по праву чемпиона, выбрал ресторан, который, по идее, работал на корабле все 24 часа. Время прошло много, и я в общем был не против ужина, однако, знакомый зал ресторана был девственно пуст. Я уже собрался отговорить приятеля от позднего ужина, когда Франк упрямо сел за центральный стол, всем своим видом показывая решительность позднего клиента. Минуты через три к нам подошел заспанный парень в форме, и, оценив наше похмельное состояние, недовольно принес меню. Пока Франк беспомощно таращился в меню, написанное на шведском и русском, (хорошо придумано!), парень по-русски начал мне обьяснять правила ночной наценки. Спорить было не о чем, и я лишь молча кивнул в сторону начинающего «закипать» немца, показывая молодому официанту настоящего «клиента». Не обращаяст ни к кому, пролетарий разразился долгой тирадой о непереводимости меню и потребовал распечатку на немецком. Официант злобно по-русски ответил, что перевода меню нет, обращаясь, вероятно, ко мне. Ситуация все больше злила меня, вечер подходил к концу, я хотел спать, но Франк сунул мне меню, всем своим видом требуя адекватного перевода.
Делать было нечего, и я приступил к перечислению блюд на нашем англо-немецком наречии, максимально упрощая кулинарные подробности. Меню, как и положено приличному ресторану, состояло из рыбных, мясных и вегетарианских блюд, но я остановился на мясный бифштексах – простых и надежных в состоянии подступающего тяжелого похмелья.
- Я!..Я! – согласно закивал Франк, поддерживая меня в «мясном» выборе. Официант нетерпеливо стал записывать в блокнот, всеми силами стараясь держать на лице спокойную доброжелательность.
- Фиш! Найн! ... Фиш! – неожиданно заявил молчавший Франк, тяжело вчитываясь в незнакомые буквы. Урезонить его не удалось и официант стал злобно зачеркивать свои записи, пообещав мне по-русски поговорить с поваром. Игра мне стала надоедать, и, когда официант ушел, я снова предложил приятелю идти спать. Мои аргументы не подействовали, и мы продолжали сидеть в центре пустого, убранного ресторана в половине третьего ночи. Я честно надеялся, что у молодого официанта хватит смелости послать нас к черту, но он появился снова с требованием подтвердить заказ, потому что повару надо разогревать плиту. Я не успел открыть рот, когда Франк с неожиданной резвостью влез в разговор и потребовал свое блюдо. Бедный парень лишь замолчал, посмотрел на немца пристально и молча удалился...
«Рыбный» день .
...Из ресторана мы ушли ровно через 40 минут бесполезного ожидания разогретой плиты и ошеломляюще дорогой горбуши, приготовленной по специальному рецепту шефа ресторана. Бедный официант лишь отчаянно махал руками, когда Франк наконец почувствовал необходимость сна и, резко поднявшись, молча направился к выходу.
Утром за завтраком мы не вспоминали подробности веселой ночи, и лишь, не удержавшись, Франк похвалился, что сорвал «джек-пот» в автомате, на что Лена снова подозрительно посмотрела на мою помятую физиономию, но промолчала. Я молча хлебал черный кофе, больше всего на свете желая не видеть молодого официанта, дежурившего в ресторане ночью. Официант не появился, и я с облегчением убежал на верхнюю палубу корабля, потому что паром приблежался к Кронштадту, загадочному острову российской морской истории и месту рождения моей матери…
Все права на публикацию защищены. При перепечатке или упоминании ссылка на сайт varvar.ru обязательна