| varvar.ru: Архив / Тексты / Игнатычев / 1993: Без учета НДС / 3. Майн Кайф |
Перестроечное существование 1993 года продолжало наполнять души людей надеждой. Ни экономические трудности, когда в домах просто не было денег, ни преступность, о которой сладострастно докадывали газеты и ТВ, не могли изменить болезненного оптимизма масс. Народ пил, веселился и надеялся на доброго дядю, который придет и всех рассудит. Особых оснований на улучшение не было, но всем очень хотелось верить в удачу.
В магазинах пропадала водка, кавказская мафия продавала отравленное метанолом алкогольное пойло, и уважающие себя про-демократические слои населения переключились на псевдо-голландский спирт «Рояль», о происхождении которого старались не задумываться. По старой памяти, избалованный дармовой выпивкой, я проигнорировал повсеместно принятый «рояль», ибо спирт никогда не любил, и считал его грубым, «техническим» напитком.
Напиток перестройки – спирт «Рояль».
Литровые бутылки с голландским (так гласили этикетки) этиловым спиртом "Рояль" появились в продаже весной 1992 года и, поскольку стоили чуть дороже, чем обыкновенная пол-литра водки, быстро стали самым употребимым алкоголем. Редко кто употреблял "Рояль" в чистом виде. Гурманы очищали марганцовкой (на дне оседали странного вида хлопья) и настаивали — предпочтительно на клюкве с сахаром. А также на перегородках грецких орехов и апельсиновых корках. Из "Рояля" делали кофейный (с растворимым кофе) или сливочный (со сгущенкой) ликер.
По материалам Интернета .
Постоянная, навязчивая идея богатства создавала прекрасную почву для жульничества, и народ массово повалил строить финансовые «пирамиды». Про-западная финансовая система в России отсутствовала, а присутствовали ее лишь атрибуты в виде зарегистрированных денежных компаний и банков. Государству простые люди традиционно не верили, но деньги, спрятанные под матрасом или завернутые в банки с вареньем, были. Другого выхода не было, и трудящиеся понесли деньги в «пирамиды».
Настоящий герой перестройки, легендарный Леня Голубков, стал народным любимцем. Люди смеялись, плевались, ругались, однако, как потом выяснилось, многие поверили назойливой ТВ рекламе. Можно по-разному относится к легендарным финансовым пирамидам начала 1990-х, однако, я должен признать, что даже среди моих родственников, которые тайно пустились в погоню за удачей, были счастливчики. Одни, люди богатые, потеряли многие тысячи долларов, перекладывая свои капиталы в надежде на огромную прибыль, а мой отец, поигравший один раунд в печально известной «Властелине», получил машину очень дешево.
Вообще перестройка напоминала во всем рулетку, иногда «русскую», с пулей во лбу, а больше вокзальный «лохатрон» с безвыигрышными наперстками. Мне, как и всем, очень хотелось богатства, которое в свою очередь давало свободу, но вместо этого у меня была только работа в хорошем месте, со скромной валютной зарплатой и маловразумительным будущим...
«Жизненное кредо».
Мое коммерческое «образование» продолжилось на немногочисленных коммерческих переговорах в бюро фирмы Вайсхаупт, на которых я присутствовал, так сказать, на полных основаниях. Состоятельные люди, каким-то загадочным образом нашедшие нашу фирму, приходили на переговоры больше с целью посмотреть на нас, чем на немецкую мебель. В Москве 1990-х наблюдался серьезный кризис доверия, и люди всегда хотели сами посмотреть товар, или хотя бы увидеть торгующую фирму.
Приходившие покупатели по обыкновению интересовались вполне простыми и понятными вопросами, однако, переговоры в бюро фирмы «Вайсхаупт» ясности не давали. Покупка мебели по каталогу, когда на маленькой фотографии трудно разглядеть качество и даже размер обьекта, чаще всего приводила к вопросам о материале, цене и условиям поставки. Чувствовалось, что люди были в целом осведомлены о качестве немецкого товара, и разговор от этого становился еще комичней.
Деньги и жители страны «Мавроди», Москва, 1993 год.
Дитмар Вайсхаупт лукавил. Он по-крупному блефовал, как это делают игроки в покер, надеясь схватить банк. На вопрос посетителей о материале мебели он уверено заявлял «массив!», что означало чистое дерево, при этом всем за столом было ясно, что он врал, красиво и беззастенчиво. Проверить было чрезвычайно просто, т.к. на следущей странице каталога была изображена аналогичная спальня с ценой в три раза дороже именно потому, что она действительно была сделана из дерева. Клиенты делали удивленное лицо, но ничего не говорили, ибо спорить с хозяином фирмы им явно не хотелось.
Некоторые мебельные каталоги, изданные в ФРГ, традиционно указывали цену на товар в цифрах без указания валюты, подразумевая «дойче-марки». Москва, прочно попавшая в долларовую зону, марки недолюбливала, и клиенты обычно спрашивали в какой валюте цена. Дитмар Вайсхаупт был к этому вопросу готов всегда. Поморгав глазами, директор делал каменное лицо и уверено говорил: «Доллар!». Клиенты эту хитрость просекали сразу, и для большей уверенности в беспардонности фирмы уточняли про НДС. «Не включая НДС!» по-русски смело добавляла Елена, и мне становилось абсолютно ясно, что этих посетителей мы не увидим тоже...
Вкус перестройки. 1990-е годы.
..Лишь один единственный раз я был точно уверен, что сделка могла состояться. Как-то в бюро пришла пара – дорого, с вызовом одетый, мускулистый мужчина и молодая азиатская женщина, с распущенными черными волосами. Пара смотрелась весьма экзотично на фоне однообразной московской толпы, и я приготовился к интересному шоу.
Когда все расположились за нашим знаменитым столом из настоящего красного дерева (сделанного на заказ – не по каталогу!), Елена разложила свои бумаги и вечный ежедневник, посетитель положил большие руки на стол и неожиданно спросил о фирме «Вайсхаупт». Вопрос заключался в адресе фирмы, и клиентов очень интересовал вопрос – действительно ли офис фирмы находится в ФРГ? Вопрос повис в воздухе, потому что мы все дружно пялились на палец мужчины, на котором красовался большой серебряный перстень с свастикой. Дитмара прохватил легкий столбняк, он безостановочно моргал, и его лицо приняло беспомощное, детское выражение. Елена смотрела на Вайсхаупта, и мне ничего не оставалось, как утвердительно кивнуть.
- Действительно в Дортмунде? В ФРГ?, - с надеждой в голосе произнесла по-русски азиатка, от которой, признаться, я ожидал чего угодно, даже редкого японского наречия.
- Я! Я!..- наконец отошел от своего столбняка Дитмар, который всеми силами старался держать лицо.
Про мебель клиенты спрашивали мало, цена их почему-то устроила сразу, и мне показалось, что они искали что-то другое, и в настоящей фирме из ФРГ им было все равно что покупать. Когда странная пара ушла, обычно немногословный Дитмар разразился длинными злобными тирадами, он шипел и бросал резкие, как удар хлыста, немецкие слова в пространство. Лена что-то ответила, на что Дитмар резко ответил «Найн!», и скрылся за дверью своей «немецкой» половины, что вероятно означало неудавшийся контракт. Елена не комментировала реакцию шефа, обиженно собрала свои проспекты и отправилась курить, и мне оставалось обьяснять эмоциональный взрыв Вайсхаупта патологическим неприятием фашизма, что было выше жадности немецкого предпринимателя.
Жаль, подумал я, а мебель наверняка впарить удалось бы!..
Очередь за водкой. Начало 1990-х. По материалам Интернета.
...Стройка шла медленно, сроки срывались, мебельный проект безнадежно буксовал, и нам все чаще приходилось видеть господина директора в дурном расположении духа. Пару раз он неодобрительно бросал мне через плечо какую-то недовольную фразу, и Лена, вынужденная работать для меня переводчиком, напоминала мне, что мне надо поскорее выучить немецкий...
Однажды Вайсхаупт вылез из своей комнаты и молча повесил на дверь какую-то бумажку. Когда Дитмар скрылся обратно за дверь наши девушки прочитали послание и возмущенно зашептались. Бумажка, напечатанная на немецком крупным шрифтом, гласила буквально следующее:
«Сотрудникам, отвечающим директорам фирмы «Нет» и «Не знаю» будет снижена зарплата на 30%».
Данный приказ, вероятно, означал шутку, однако, зная немцев, у которых с юмором всегда сложно, я воздержался комментировать и принял указание к действию.
...Словом, я был очень рад, что выставка в Сокольниках начиналась через неделю.
«Ба-бах!!» - забавы перестройки. По материалам Интернета.
2 Все на продажу
Я очень любил выставки с детства. Интересные, пестрые, рассказывавшие про неизвестную и очень красивую жизнь модных и дорого одетых иностранцев, привлекали мое неокрепшее сознание московского школьника. Я старался не пропускать ни одной выставки в Сокольниках, которые в далеких 1970-х посвящались, к сожалению, узким индустриальным сферам. Но мне было все равно, и я с одинаковым интересом рассматривал стенды сталелитейных станков, химических удобрений, промышленных подьемников, потому что за ними я видел другую жизнь с красивыми лужайками, ярким рождеством и большими машинами. На выставках меня окружала толпа единомышленников, некоторые из которых были весьма преклонного возраста, и которые сражались за пакеты и ручки не хуже пионеров.
Прошло каких-то пятнадцать лет, наполненных большими и маленькими событиями, и, вот, я оказался снова на выставке, только, теперь уже не в серой толпе безымянных поситетелей со смятым билетом в кармане мокрой куртки, а стоящим на сцене, самым настоящим представителем западногерманской фирмы. «Почувствуйте разницу!» хотелось крикнуть мне, когда душистым майским утром я вошел в сонный павильон в тенистой части Сокольнического парка.
Доступное удовольствие, Москва, 1980-е годы.
Работа по оформлению экспозиции компании «Вайсхаупт и партнеры» была в разгаре, и мне было необходимо только присутствовать и помогать. Первые несколько дней до открытия пролетели довольно быстро, в Сокольники приезжали наши рабочие со строек и кто-нибудь из немцев, работа шла незаметно, но оказалось, что самая сложная часть впереди.
Справедливо замечено, что самая тяжелая обязанность – это ничего не делать. Когда состоялось официальное открытие московской международной мебельной выставки в Сокольниках с произнесением речей и приглашенными товарищами, я уже стоял на своем посту, как часовой! Основной моей обязанностью было присутствовать на стенде, размером 5х15 метров, где были развернуты кухня, жилая комната и спальня из немецких гарнитуров. Делать было ничего не надо, надо было стоять столбом с биркой на пиджаке, и при первом же проявлении интереса со стороны посетителей вызывать на сцену руководство, постоянно дежурившее в маленькой комнате за переносными выставочными стенками.
За пятнадцать лет моего отсутствия в Сокольниках ничего не поменялось: иностранцы, как обычно, расслаблялись в своих закутках, откуда доносился звон бутылок и смех, а на стендах стояли подручные русские товарищи, которые с течением времени стали законными сотрудниками инофирм. Приятный запах западной кухни вперемежку с табаком, который так бударажил в однообразные 70-е годы, стал более привычен и уже не вызывал сосущее чувство зависти.
На стенде я оказался старшим по возрасту и по положению, когда обнаружил, что вместе со мной «на посту» находились двое – тот самый юноша-студент, которого я видел несколько раз в бюро, и какая-то намазанная крашеная девица, как я узнал, чья-то знакомая. Девица выглядела довольно вульгарно, и я неожиданно почувствовал облегчение, т.к. с такой «рекламой» ожидать наплыва посетителей было незачем. Но, я оказался не прав, и наша разбитная девушка умудрилась продать спальню какому-то случайному посетителю, чего от нее никто не ожидал... Девчонка, кстати, оказалась вполне нормальная, и, если бы не ее внешность и окружение, то вполне вероятно могла бы работать в приличной фирме. Кто знает, такие активистки всегда делали в Москве хорошую карьеру!
Выставка мебели, 2000-е годы.
...Две недели мая 1993-го года, проведенные в Сокольниках, слились в одну тяжелую полосу. По распоряжению руководства я прибывал к павильону к открытию, ровно в 07.00 утра, а уходил из него в 21.00, когда павильон закрывался. Все остальные сотрудники находились там временно, сменяли друг друга, за исключением меня. На выставке дежурили все, включая даже Ирину, которая, как мне показалось, с большим облегчением оставила свой бессменный пост в бюро.
В конце концов, Дитмар умудрился продать все дорогостоящие гарнитуры, полностью оправдав саму выставку. Еще немного усилий по отправке товара клиентам – и мы с чистой совестью по традиции праздновали завершение работы в пустом павильоне, где центром веселья была наша заводная блондинка. Она организовала стол и даже немного растормашила директоров, которые оказались вполне готовыми выпить и погулять. Посреди праздника Дитмар подозвал меня, и поискав глазами Лену – своего персонального переводчика, доверительно показал мне на стул.
Произнеся небольшую речь, Вайсхаупт достал бумажник и в качестве высокой оценки моей работы на выставке торжественно вручил мне стодолларовую банкноту, которую в таможне я зарабатывал за пять минут... От умиления вперемежку с обидой у меня слова застряли в горле, но я поблагодарил и посторался искренне выразить радость, что мой испытательный период на фирме закончился... Я окинул взглядом разгромленный стол с бумажными стаканчиками в поиске водки, потому что в тот момент мне очень захотелось выпить.
Метро Сокольники, 1990-е годы.
«... Unchain my heart ! » хрипло орал Джо Коккер на весь огромный павильон из принесенного магнитофона, сливаясь с остальными звуками праздника наших соседей. Мы радостно танцевали среди пустых бутылок пепси и пива, когда в конце вечера я предложил идею поехать на дискатеку к Лиссу, где была хорошая выпивка, отличные танцы и занимательный стриптиз. Заведение было не из дешевых, но я там был уже несколько раз и в глубине души надеялся «раскрутить» наших немцев.
Лисовский и Шарапова. По материалам Интернета.
Активная девушка подхватила идею и стала уламывать немцев. Дитмару хотелось домой, но он последовал за Марио, который был явно неравнодушен к нашей приглашенной даме. Мы быстро погрузились в наш вечный экипаж – микроавтобус Форд-транзит, в котором возили все, включая кирпич и цемент, и отправились на дискотеку г-на Лисовского. Немцы явно пошли вразнос, и вечно прижимистый Марио широким жестом оплатил всем приглашенным билеты, обойдя, впрочем, меня, что, очевидно, должно было меня порадовать, как «высокооплачиваемого» сотрудника.
«Цвета перестройки»
...Дискотека в помещении спортивного комплекса встретила нас привычным грохотом музыки, блестящим мраком и устойчивым запахом химического тумана. Располажившись за пустыми столиками, мы вполне неплохо проводили время, пили и танцевали, стараясь не терять никого из вида. В огромном темном зале народу было немного, и вечер вполне мог удасться, если бы не произошло непредвиденное.
Краем глаза я заметил, что наша белокурая сотрудница выставки, девушка общительная и непоседливая, пошла общаться с каким-то парнем в темном углу зала, заставленного пустыми столами. Парень сделал резкое движение, в полумраке мелькнули крашеные волосы, и наша красавица полетела в угол, в полном соответствии с традициями ковбойского Голливуда. Пролетев метров пять, она снесла пустые столы и пропала в темноте посреди сваленных стульев. Я оказался ближе всех, и, не размышляя, кинулся навстречу парню, который, матерясь, направился в угол.
Не знаю почему, но моя маловнушительная своими размерами фигура в критической ситуации действовала на людей успокаивающе. Парень неожиданно остановился, и за ним моментально выросли его друзья, готовые к драке. Пока я соображал что делать, я увидел, как Дитмар с Марио в два прыжка оказались рядом со мной и отчаянно пытались понять по моему лицу, что произошло. Момент был критическим, и я мог бы поспорить, что, если бы меня задели, немцы бы не остались в стороне.
«Эта б... – моя жена!» с обидой махнул рукой парень в темный угол, где Елена выкапывала из под стульев нашу незадачливую сотрудницу. « It ' s his wife !» машинально перевел я и почувствовал, что немцы моментально куда-то исчезли. Парень, который оказался законным мужем нашей блондинки, остыл и, матерясь, ушел в грохочующую темноту дискотеки вместе со своими приятелями.
Литература перестройки. 1990-е годы.
Наша девица заработала явно не первый синяк под глазом в своей жизни, но вечер был безнадежно испорчен. К моему сожалению вскоре мы покинули здание «спортивной» дискотеки, стараясь забыть неприятный эпизод с девушкой, которую больше никто никогда не видел...
Стычка в ночном клубе, вещь обычная по своей сути, навела меня на размышления, и я даже несколько поменял свое отношение к немцам. В моем понимании жители современной Германии не были бойцами, всегда избегали физического контакта, и последнее на что я мог расчитывать – это их помощь в драке. Однако, тот случай в дискотеке у Лисса показал, что немцы очень даже могут быть полезны в критической ситуации или... они уже слишком обрусели в бурной перестроечной Москве..
Экипаж фирмы «Вайсхаупт» 1993 года.
...Лена сидела за столом в бюро и задумчиво курила. Я с удовольствием рассматривал ее лицо, пытаясь угадать ее мысли. Девушка перевела на меня свои голубые глаза, стряхнула пепел в знакомую стеклянную пепельницу и в по своему обыкновению без предисловий неожиданно спросила:
- У тебя загранпаспорт где?
Я промычал что-то невразумительное, мучительно соображая где он, когда моя милая начальница бесстрастно сказала:
- Мы через неделю в Дортмунд едем.
Вероятно у меня был действительно дурацкий вид, я глотал воздух, не зная что сказать, и Лена весело расхохоталась, смотря на меня.
Путеводитель по жизни .
В тот момент мне, вероятно, надо было обидеться, потому что никто в бюро не потрудился поставить меня в известность о предстоящем вояже – ни Вайсхаупт, который несильно заботился о русских сотрудниках, ни Лена, которая ехала в Германию по линии своего мебельного проекта, ни Ирина, давно подавшая заявки на немецкие визы и билеты, ни даже Марина, которая не без основания считала всю суету вокруг Елены и ее направления ненужной, дорогой блажью хозяина. Но в тот момент мне было все равно: я сидел за столом с видом ошеломленного пионера, получившего путевку в Артек, не зная что делать: прыгать о радости или изобразить усталое равнодушие.
«Ну, да, черт с ними!», решил я и сосредоточился на главном – я еду в ФРГ! Эта новость была настолько невероятна, что я с трудом верил, что мне на втором месяце работы в компании удалось вытащить счастливый билет в виде красивого длинного конверта международных рейсов Аэрофлота...
«Паспорт? Паспорт!» неожиданно вернулся я к прозе жезни. Действительно – где он, мой паспорт?..
Мой синий служебный паспорт после возвращения из ГДР в 1990 году был благополучно сдан вместе с моим офицерским удостоверением. Первые годы работы в таможне я не задумывался о заграничных поездках, и паспорт мне был совершенно не нужен. В самом начале 90-х поездки инспекторов за рубеж не приветствовались, во-первых, потому что нахождение таможенника за границей могло привести к тому, что на Западе называется емким термином “ conflict of interests ”. Во-вторых, легальной зарплаты инспектора таможни начала 90-х с трудом хватало только на билет до Бреста...
В начале 1992 года кто-то из знакомых клиентов нашего таможенного отдела предложил бесплатно сделать загран-паспорта всем желающим. Желающих было мало, однако, я дал свои данные, просто так, на всякий случай, и через несколько дней получил новенький красный паспорт. В Москве ходило множество слухов о поддельных паспортах и ворованных печатях ОВИРов, и уверенности, что мой новый «краснокожий» документ не был «липой» у меня не было.
Москва, 1990-е годы.
Придя в себя, я осторожно сообщил Лене о своих сомнениях, на что она неожиданно нашла решение. Мне просто везло! Оказалось, что родной муж нашей красавицы Ирины был капитаном пограничных войск и командовал сменой паспортного контроля в Шереметьево-2. Было решено, что я принесу свой сомнительный паспорт и Ирина покажет его своему мужу.
Через пару дней Ирина принесла мой загранпаспорт обратно, и, сказала, что печать ОВИРа вероятнее всего была переведена крутым яйцом, как весело сказал ее супруг. Я долго рассматривал действительно овальную печать на розовой странице, которую, очевидно, в спешке оттискивали на сотнях «нужных» паспортов. Плохо было то, что муж Ирины в день нашего вылета на смене не был, и оставалось полагаться только на удачу и снисхождение шереметьевских пограничников.
Посольство ФРГ, Москва 2000-е годы.
Все последующие дни я находился в радостном чемоданном настроении, справедливо полагая, что такая удача выпадает в жизни редко. Я был отправлен за визами на Мосфильмовскую, где в бывшем посольстве ГДР располагалась визовая служба посольства ФРГ. Стильный комплекс из темного кирпича выглядел сурово, как бункер, стальные заборы, вертушки на КПП и плечистые мужчины арийской внешности в штатском напоминали каждому входящему, что его время на территории Германии ограничено. Однако, процедура получения визы в весьма «недружественную» страну оказалась легче, чем я предполагал.
Шенгенская виза, 2000-е годы.
Где-то через час суровая фрау в глубоком окне большого кирпичного зала молча выдала мой паспорт и забрала бумажку, напечатанную по-немецки на фирменном бланке Вайсхаупта. Я вышел во дворик обширной территории посольства и остановился, рассматривая низкие темные здания уютного комплекса. Я даже почувствовал нечто похожее на обиду за роспуск замечательной страны ГДР, когда в моем направлении двинулся молодой двухметровый немец в черном костюме. Молодой «герр» из отряда охраны посольства едва ли разделил мои ностальгические переживания по поводу коммунистических времен, ибо все спецслужбы Восточной Германии были распущены, и их место заняли агенты служб ФРГ. По немецким понятиям я явно злоупотребил гостеприимством посольства и мне давно пора было покинуть официальную территорию Германии.
Обернувшись, я увидел, что все русские посетители уже ушли и я один подозрительно торчал возле аккуратно выстреженной зеленой лужайке. Не дожидаясь «приглашения» я направился к КПП, высокая вертушка которого была аккуратно закрыта. Пока я бился в толстую закрытую решетку, немец нагнал меня и что-то гортанно рявкнул у меня над головой, стукнув рацией в темное бронированное стекло будки. Раздался щелчок, вертушка поддалась, и через секунду я оказался на родной, пыльной Мосфильмовской улице времен перестройки... Ощущение было противное – будто тебя выпихнули, как кота на улицу, но я не обижался.
В кармане у меня лежал новенький паспорт с замечательной разноцветной немецкой визой!
Москва, начало 1990-х.
Суровые немцы в посольстве своим видом напомнили мне о бдительности, и я выпросил у Ирины еще одну красивую бумажку на бланке фирмы, которая так хорошо сработала в посольстве. На свой немецкий для пограничных «переговоров» я особенно не расчитывал. Хорошее письмо от фирмы, обьясняющее «кто, куда и зачем», избавляло от необходимости обьясняться с европейскими пограничными службами, и в последущие годы я всегда запасался официальными бумажками перед отьездом.
4 « Руссиш Туристен »
День вылета складывался замечательно. Рано утром Елена с каким-то приятелем подобрала меня на машине возле метро Войковская, и мы быстро примчались в темный куб Шереметьево-2, наполненный пассажирами ранних рейсов.
Шереметьево-2, 2000-е годы .
Мрачное, тяжелое здание терминала Шереметьево по своему дизайну очень походило на комплекс ЦМТ: те же прямые углы, геометрические формы и темные стекла. До этого я никогда не летал из шереметьевского аэропорта, но о модном и престижном аэровокзале был наслышен изрядно.
Аэровокзал, построенный немцами к московской Олимпиаде-80, был на уровне мировых стандартов. Еще не перегруженный свободно отьезжающими гражданами, аэровокзал вполне справлялся с грузопотоком и пассажирами, хорошо охранялся и контролировался КГБ. Первый мощный наплыв туристов и команд случился летом 1980-го года, когда через аэропорт прошли практически все делегации и команды олимпийских игр. Курсанты Военного Института, в основном 3-го и 4-го курсов были серьезно задействованы на обслуживании иностранцев и находились на круглосуточном дежурстве в Шереметьево-2 в течении почти четырех месяцев.
Легенд курсанты рассказывали много, и что «горит» аэропорт в случае пожара в течение всего восьми минут, и как трясли спортивные делегации с оружием, и как работал прямой телефон в Кремль, и как решали вопросы на месте в сложных, порой, откровенно провокационных ситуациях...
Поначалу я тайно завидовал своим однокурсникам, которые весной 1980-го года, облаченные в олимпийскую форму и бесплатные (!) государственные итальянские джинсы « Jesus », гордо покидали КПП Института и грузились в новенькие яркие автобусы. Однако, потом я понял, что мне крупно повезло. Наши «альпинисты », (как назвал их вместо «олимпийцев » наш придурочный генерал, начальник факультета, даже не заметив ошибки), совсем погруснели. Круглосуточная смена была невыносимо тяжела, в Шереметьево-2 на них скинули работу гражданские переводчики, они остались без законного отпуска, а за «отчуждение» идиотских государственных джинсов покроя «банан» курсантов-переводчиков ожидали серьезные разборки и дисциплинарное взыскание...
Короче, Олимпиаду летом 1980 года я провел гораздо лучше, наслаждаясь отпуском, неожиданным изобилием (по отдельным направлениям) в магазинах и пустой, чистой Москвой, на улицах которой за две недели я увидел столько знаменитых актеров, как будто побывал на Мосфильме!
А? Соревнования? Да, конечно видел – дзюдо, футбол и хоккей на траве, который, как выяснилось, в мире только и известен, как «хоккей». Наш, родной советский хоккей, называется “ Ice hockey ”, игра грубая и относительно непопулярная в мире. Билеты на Олимпиаду после бойкота распространялись насильно профкомами и партячейками, за что советские граждане отчитывались лично на предприятиях после возвращения со стадиона обратно на рабочее место. К сожалению, я не сохранил симпатичные олимпийские билеты с Мишкой, на которых цена 25 рублей была грубо заштампована новой «советской» ценой – 2руб 50коп.
Коммуникация 1993 года: жетоны московского таксофона .
...Я с трепетом смотрел через узкое стекло будки паспортного контроля аэропорта, ощущая себя в какой-то мышеловке с зеркалами. Женщина с внешностью второсортного «Универсама» и погонами прапорщика, не меняя презрительной мины на лице, что-то долго делала с моим паспортом под невидимым столом, и больше всего в тот момент я хотел свободы, все равно какой. Ни слова не говоря, прапорщица звонко хряпнула тяжелым штампом и швырнула в щель паспорт. Раздался щелчок ружейного затвора, который означал, что я прошел паспортный контроль, и загон-мышеловка открылась. На ватных ногах, волоча в руке сумку, я прошел внутрь свободной зоны Шереметьево-2, и только здесь, упершись взглядом в яркую вывеску ирландского магазина «дьюти-фри», такую знакомую по многочисленным рекламам и пакетам, я отчетливо ощутил себя на свободе.
Все! Я свободен! Обернувшись вокруг, я увидел, что настроение праздника было всеобщим – лица людей, выскакивающих из-за щелкающих мышеловок, преображались, они сияли, окликали друг друга, хлопали по спине и радостно уходили куда-то вглубь, где я увидел характерные очертания знаменитого ирландского паба. Лицо Елены, легко проскочившей дверь паспортного загона, выражало облегчение и радость, как у человека, скинувшего с плеч неприятную, но необходимую обязанность.
Через несколько лет, когда мои поездки в Европу стали популярными, я так и не избавился от легкой «клаустрофобии» внутри знакомого зеркального загона паспортной будки. Времена в Москве менялись стремительно, и оформление отьезжающих граждан стало быстрее, но обязанность стоять навытяжку, отвечать на вопросы и ожидать паспортного «приговора» все равно было неприятно.
Как и многие другие, я регулярно снимал стресс «прощания с родиной» старым добрым способом – пинтой Гинесса в ирландском пабе Шереметьево-2.
Неподдельная, подозрительная радость русских граждан, покидавших даже на время свою любимою родину была мне хорошо знакома. Те же счастливые лица, возбужденные голоса и обьединяющее счастье я видел не раз во время пересечения границы в Бресте. Пассажиры поездов в ГДР могли показаться странноватыми людьми, но увидев те же лица в Шереметьево, оставалось только задуматься о высоких материях истинного советско-российского патриотизма...
Проза жизни, 1990-е годы. По материалам Интернета.
Лена затащила меня в какое-то кафе, где мы приняли по чашке действительно хорошего, остолбеневающе дорогого кофе, (дьюти-фри, блин!), после чего, с чистой совестью отправились на посадку. Надо признаться, что ни пассажиры, мало отличавшиеся от мешочников направления “ nach Merseburg ueber Halle , bitte !”, ни самолет международного рейса Аэрофлота не поразили меня своей изысканностью. Граждане отьезжающие по своему виду вряд ли были приглашены немецкой аристократией, а самолет Ту-154М ничем не отличался от рейсов на Полтаву.
Салон был набит под завязку, пассажиры безуспешно пихали обьемные тюки на полки, а стюардессы, почему-то не длинноногие блондинки, как утверждала назойливая реклама, моментально скинули свои юбки и напяляли синие брючные комбинизоны, в которых хорошо было стоять у станка передового советского предприятия. Единственным отличием стюардесс международного класса был пестрый платочек, повязанный на шее, как удавка.
Самолет действительно казался каким-то узким, и когда я, наконец, уселся на свое любимое место у окна, (я тогда еще не знал, что небольшой шанс спастись при катастрофе был только у сидящих в проходе пассажиров), Лена поежилась в своем кресле и капризно сказала:
- Это все из-за тебя! Если бы не ты, я бы в бизнес-классе летела.
«Потерпишь!», обиженно промолчал я и уставился в окно, наблюдая за давно знакомыми по старым полетам операциями наземных служб по отправке борта...
Ту-154.
...Полет проходил без приключений, капитан бережно взлетел, и вскоре нас накормили завтраком, в котором я не увидел ничего «международного». Елена освоилась и стала мне рассказывать про фирму Вайсхаупта. Я с удовлетворением почувствовал, что она «оттаяла», и наши отношения вполне могли стать дружескими, чему я был очень рад. Разговор как-то незаметно перешел на темы личные, я рассказывал про себя, про нашу жизнь в ГДР, в которую Лена ездила еще студенткой. Когда подошла ее очередь откровенничать, девушка без всякого жеманства просто рассказала, что у нее есть ребенок, что она замужем, что она с первого дня работы на фирме является любовницей Вайсхаупта, и что тот парень, который подвозил нас в аэропорт – ее муж...
Потерянные ценности.
От этих новостей со мной случился легкий столбняк. Можно было представить мое лицо, пока я переваривал ошеломляющие новости! Лена внимательно смотрела на меня из своего кресла и вдруг радостно рассмеялась своим неожиданно низким при ее миниатюрной комплекции голосом.
- Серега! Ты, чего, не знал?.. – удивленно спросила начальница.
Я опять попался!
Да, теперь многое встало на свои места: и специальный проект Елены, и моя должность, и даже наш полет в ФРГ... Я смущенно признался, что не знал. Мои « гусарские » представления о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной безнадежно устарели, и современные «бизнес» расклады при живом муже и семье – плохо укладывались в голове. Мне даже немного жалко хрупкую московскую девчонку, которая, не жалея себя, таскалась за Дитмаром день и ночь, без особой надежды и перспектив новой жизни, ибо Вайсхаупт был женат, и его развод, в отличие от московских разводов, приводил к полному разорению...
Однако, эта была новая жизнь, подумал я. Оказаться «оруженосцем» при первой фрау «королевства» - это уже что-то!
Лена в первый раз назвала меня « Серегой », и я неожиданно почувствовал , как лед недоверия был окончательно сломлен. Я признался, что в бизнесе ни черта не понимал и еще раз попросил приглядывать за мной, чтобы не ляпнуть чего-нибудь при наших дорогих немцах. Елена пообещала помочь, и почувствовал, что в Дюссельдорф мы прилетим действительно хорошей, прочной «командой»..
Через три часа полета мы также бережно приземлились в аэропорту города Дюссельдорфа, и я с внутренним волнением приготовился снова ступить на землю славной страны, только уже совсем другой Германии.
Аэропорт Дюссельдорф.
...Это был запах. Неповторимый, знакомый до слез аромат ухоженных полей, цветущих весенних деревьев и чего-то необьяснимо трогательного, как рождественские гномики, что умиляет до слез и запоминается на всю оставшуюся жизнь. Это был аромат Мерзебурга, запах ГДР, грустное ощущение прожитых лет и потери места, куда очень хотелось вернуться.
Я невольно остановился на трапе, зажмурил глаза от яркого аэродромного солнца и вздохнул еще раз. Нет, ошибки не было – это был знакомый запах Мерзебурга. Меня подтолкнули, и я заспешил за Леной, которая уже была внизу. Подали смешные плоские автобусы, и я осмотрелся, пока мы ехали к терминалу. До сих пор помню это первое впечатление от немецкого аэропорта: все казалось новым, ярким и начищенным. Все предметы и технические сооружения по сравнению с Шереметьево выглядели совершенно по-другому: многое было сделано из ярких пластмасс и непривычно блестящего металла причудливых современных форм.
Аэропорт Дюссельдорф, 2000-е годы.
Кондиционированный воздух аэропорта был безвкусным. Пассажиры нашего рейса дружно направились в сторону открытых стеклянных будок, в которых виднелись мужчины в светлой немецкой форме. Очередь к будкам шла быстро, и я следил за соседями, среди которых, наровне со мной к своей будке двигалась Елена. Мы решили разделиться, чтобы не остаться, в случае чего, по разные стороны контроля, (обычный совковый психоз!), и подошли к своим господам-контролерам почти одновременно. Достаточно молодой «герр» в форменной рубашке с квадратными звездами загадочного звания на погонах молча, с каменным лицом, взял мой паспорт и письмо фирмы, взглянув на него одним глазом. Довольно долго немец забивал мою фамилию в компьютер, после чего лязгнул штампом и вежливо подал мне мой паспорт.
Сердце в груди екнуло от радости и я посчитал своим долгом сказать « Данке !», краем глаза увидев, что в проходе мелькнула короткая белокурая прическа. Лена радостно тащила свою тяжелую сумку к выходу, возле которого не было ничего похожего на знакомую таможню. Догнав свою начальницу, я обменялся с ней радостным взглядом, и мы вышли в шикарный зал аэропорта города Дюссельдорф, где посреди группы встречающих маячила длинная фигура герра Вайсхаупта в шелковом темно-синем пиджаке и модном галстуке с разводами...
Аэропорт Дюссельдорф, 2000-е годы
Встреча оказалась неколько скомканной. На радостные эмоции Лены, Дитмар, не обращая на меня никакого внимания, привычно заморгал, резко что-то ответил, и, развернувшись, зашагал вглубь зала. Увидев обиженное лицо Лены, я поинтересовался, что было не так в этот раз? Девушка надула губы, молча волочила тяжелую сумку, и, наконец, перевела:
- Он сказал - Вы, что, в отпуск приехали?!..
Я сдержал смех, потому что Дитмар был прав – вид у нас был совершенно отпускной – джинсы, майки, и на шее у меня болтался тяжелый «Зенит». Этакая сладкая парочка на отдыхе! В тот момент я еще не вьехал, что наши счастливые рожи могли вызвать и чувство... ревности!
Как можно было обьяснить недалекому «бундесу», что у советского человека в дороге две радости: когды выпустили с родины, и когда впустили в другую страну!
Дитмар продолжал широко шагать в конец аэровокзала не оборачиваясь, когда я догнал Лену и подхватил ее сумку за другую ручку. Посмотрев на нее, я увидел, что она готова была разреветься от злости, и я солидарно про себя подумал, что директор – порядочный козел. Однако, когда мы наконец дотащились до железного блестящего лифта, я с сожалением убрал камеру с глаз в сумку, прикинув, сколько бы получилось снимков в самом аэропорту.
Аэропорт Дюссельдорф, 2000-е годы
Ну, да, черт с ними! Я продолжал рассматривать экзотическое здание с металлическими трубчатыми колоннами, рассматривал пассажиров, среди которых виднелись полицаи в светло-зеленой западногеманской форме и слушал знакомую немецкую речь гулко раздающихся обьявлений по радио. Приятно прозвонил лифт, и мы спустились этажами ниже, где в бетонном лифтовом холле Дитмар расплатился за стоянку. Я с завистью увидел, как большой автомат быстро проглотил настоящие дойче-марки, Вайсхаупт забрал билетик, и мы погрузились в полутемное, бетонной пространство многоэтажной автостоянки, которую я видел до этого только в зарубежных фильмах.
Audi 100
Пройдя до середины, Дитмар решительно направился в сторону черной Ауди-100 с красивым немецким номером города Дортмунда. Он легко закинул сумки Елены в пустой, чистый багажник, куда пошла и моя сумка. Продолжая беседовать, парочка устроилась впереди, предоставив в мое полное распоряжение шикарный кожаный диван заднего сидения, чему я был несказанно рад. Маршрут мне был неизвестен, и я готов был ехать в этой богатой, новой машине, хоть, на край света, и единственно о чем я жалел, что моя камера, заряженная старой, доброй, гедеэровской слайдовой пленкой ORWO , осталась в багажнике.
Но, что делать – я был теперь в большом бизнесе !
Все права на публикацию защищены. При перепечатке или упоминании ссылка на сайт varvar.ru обязательна