| varvar.ru: Архив / Тексты / Игнатычев / 1993: Без учета НДС / Придисловие |
ПРЕДИСЛОВИЕ
Скучающему читателю, которому по странному стечению обстоятельств попали в руки эти записки, может показаться странным, что сегодня, в прогрессивном ХХI -м веке, кто-то еще вспоминает трудные и мрачноватые девяностые годы. Спешу сообщить, что данное произведение, навеянное собственными воспоминаниями автора, всего лишь частный взгляд на вещи и события двадцатилетней давности, когда герой, еще молодой и полный сил, вернулся в обескураженную шоковой экономической терапией Москву из тихо почившей страны ГДР, где он закончил свою офицерскую службу и приехал домой строить свою новую, гражданскую жизнь.
Первый Макдоналдс, 1990 год.
Москва в июне 1990 года встретила меня подзабытой столичной суетой, пустыми магазинами, грязноватыми, плохо убранными улицами, гортанными криками кавказцев и неистребимым, пряным дымом шашлыка. В первый момент показалось, что шашлыки были везде, на улицах, в городских скверах, на автобусных стоянках и у станций метро, вокруг которых, как грибы, вырастали целые города из коричневых железных контейнеров. Торговля, как вся привычная жизнь москвичей, раздвоилась... Во всем, начиная с привычных продуктов, и кончая самыми экзотическими развлечениями царило настоящее зазеркалье.
Москва, 1990 год.
Население еще живого СССР провалилось в двухмерную жизнь, в которой каждый житель перестроечного пространства старался соответствовать двум вполне несовместимым стандартам времени. Старые предприятия, на которых числились все без исключения жители огромного мегаполиса, практически не функционировали или были на грани роспуска, однако, люди по старой привычке из последних сил цеплялись за них, хотя зарплату там уже платили очень плохо. Абсолютное большинство московских мужчин уже пробовали себя в кооперативном деле, удивительно заманчивом и обещающем, в основном неуплатой налогов. В них верили, в них вступали, и даже иногда убегали с вполне приличными деньгами, если до вас не убежал с деньгами кто-то другой. Сегодня мы доподлинно знаем, что некоторые несметные состояния новых русских начинались именно в кооперативах, однако, присмотревшись поближе, вы легко увидите грань, когда безымянный сирота с пошивом мягкой игрушки попал в богатый банк...
Первый Макдоналдс, 1990 год.
Худо-бедно, окружавшие меня люди в новой Москве как-то жили, «крутились» и некоторые даже покупали дорогие вещи. В бытовых вопросах москвичей царил разброд. Старый уклад дома, стандартные московские квартиры и вечная московская очередь на жилье плохо укладывались в голове с поездками людей на дорогие южные курорты, с открывшейся тогда Испанией или Грецией. Продовольственные пайки и торговые контейнеры по будням не соответствовали корпоративным вечеринкам и ресторанам процветающих работающих счастливчиков по праздникам. Народ в 1990-м жил еще достаточно скромно, не было еще видно обескураживающей бедности или помпезного богатства простого населения. И никто не видел ничего странного, что дорогие пакеты с одеждой из немецкого фирменного магазина можно было везти в переполненном московском метро.
Плакаты 1990-х.
Новая жизнь пришла в дом к каждому, принося, естественно, и хорошее и плохое. Первые мягкие кожаные диваны втискивались в маломерную «залу» хрущевки, вместе с которой туда зачастую вьезжала новая жена, моложе и тоньше. В гараж-ракушку втискивалась не очень старая иномарка, которая могла принести много проблем в связи с ее мутными документами и неясным прошлым... Карьера людей была стремительной, рискованной и непредсказуемой. В конторах, которые более привычно звались по-западному «офисами», перестали спрашивать – «чего кончал?» Стали непривычно спрашивать – «чего можешь?». Московские офисы стремительно наполнялись иногородцами, решительными, молодыми людьми с грубыми манерами и жадным взглядом хищника. Но самое главное – деньги, которые впервые зазвучали в начале девяностых.
В советское время о деньгах говорили, их занимали, жаловались на их недостаток, но все это было, как бы, отчужденно. В третьем лице. Богатых людей называли по профессии – «у него отец – профессор», «у нее муж – дипломат», «он работал на Севере» и т.п. Никто не говорил – «он стоматолог, у него много денег», все предпочитали не считать чужие деньги. Даже государство СССР, богатое и щедрое, никогда не упоминало гос.дифицит, обьем нац. продукта звучал совершенно абстрактно, а стоимость безвозмездной помощи очередным попуасам и бездельникам в политической орбите Советского Союза была засекречена гостайной.
С приходом перестройки много тайного стало явным, и все под влиянием новой жизни резко изменили свое отношение к деньгам. О них заговорили везде, и дома, и на службе, о них трещали ТВ и газеты, а жизнь новой советской буржуазии стала любимым развлечением не очень сытого населения страны. С экранов телевизоров нескончаемым потоком лилась реклама Менатепа и МММ, банков и достатка с перерывами на уголовную хронику с многими убитыми и арестованными. Логика раздвоилась, как совесть людей – всех призывали украсть и наслаждаться жизнью с логичным тюремным концом весьма традиционного пути преступной деятельности.
Москва, 1990 год .
В стране появилась валюта, та самая, пресловутая валюта, от которой шарахались и за которую сажали в советское время. Обменки валют, принадлежавшие вообще непонятно кому, были чертой времени, однако, в 1990-м народ их еще сторонился. Сказывалось наследие СССР, и люди первое время старались ограничиваться простой спекуляцией, вероятно, полагая, что за это дадут меньше, чем за валюту, когда вернутся старые власти.
На совести желтой прессы девяностых полное развенчание всех моральных устоев, традиционных ценностей и элементарного патриотизма. После весьма закрытого общества ГСВГ, где армейские твердые убеждения были вполне крепки, я оказался в московской толпе озадаченных неясным ожиданием беды людей, которые не только не верили государству, но вообще никому, включая даже самих себя.
Но парадокс был в другом. Неразбериха политического выбора, экономические эксперименты и даже бешеный рост преступности не уменьшил оптимизма масс. Преступность и ежедневные убийства банкиров и политиков, (не считая простых бандитов), народ воспринимал вполне нормально, резонно считая себя недостойными внимания убийц ввиду отсутствия денег. Народ пил и верил! Тосты за столом стали более конкретными и индивидуальными, когда люди перестали пить за страну и Первомай, а стал пить «за себя», или в лучшем случае «за нас!». Общее приподнятое настроение чувствовалось везде, народ верил в перемены, и, как говаривал одиозный политик, «процесс пошел!» Действительно, процесс пошел, да так далеко, что сейчас многие уже и не помнят лихое начало больших и болезненных перемен девяностых.
Видео-мания, 1990-е годы.
Надо признаться, что мне после возвращения в Москву чертовски повезло. За пару летних месяцев 1990 года я получил бесплатную новую квартиру в своем районе, нашел хорошую работу, и в целом перестройка для меня была больше увлекательным веселым шоу, чем серьезным жизненным выбором. Я не стоял в бюрократических конторах, я не писал резюме на работу, не давал взяток чиновникам, а жена успешно закончила наконец институт и нашла работу в соседнем доме.
Наша московская жизнь неожиданно быстро наладилась, и я больше беспокоился просмотром бесчисленных видеокассет, которые по традиции начала девяностых, давали на одну ночь. Если кто-то волновался за свою жизнь или незаработанные миллионы, то я больше беспокоился о перемотке чужой видеокассеты на начало, иначе могло произойти самое «страшное» – меня могли исключить из круга доверенных лиц обладателей видеомагнитофонов, и я не увидел бы всего за один год бессмертные достижения американского Голливуда за последние двадцать пять лет!
Все права на публикацию защищены. При перепечатке или упоминании ссылка на сайт varvar.ru обязательна