| varvar.ru: Архив / Тексты / Игнатычев / 1979: Гражданин своего времени / Часть 5. В плену демонов |
Часть 5
В ПЛЕНУ ДЕМОНОВ
1. Зов веков
Когда в добрые советские годы человек приезжал из заграницы, его ждали. Друзья и знакомые часто собирались на посиделки дома и величали путешественника, как именинника, задавая ему потрясающе короткий и многозначный вопрос: «Ну, как там Таллин?» (Рига, Варшава, Берлин, Париж, Лондон... далее со всеми остановками...). Звучало, как будто герой вернулся из соседней деревни Переплюевки, в которую вчера завезли в магазин валенки. Однако, советские люди хорошо умели читать между строк и разговаривать намеками, и на свой простой вопрос получали не менее замечательный ответ – «Нормально!» Односложный ответ счастливца-путешественника означал много, и чаще всего, никто не вдавался в подробности, потому что «нормально» на советском языке, вероятнее всего, означало:
«Несмотря на трудности и унижения выезда, я провел время хорошо. На работу (конференцию, стажировку, презентацию и тп), много время не тратил, погулял по городу, попил капиталистического пива (вина, виски, сидра, браги и тп). Купил заказанные подарки жене, детям и теще, (подружке), посетил культурные мероприятия (стриптиз, Лидо, Мулен-Руж и тп). Начальнику привез японский магнитофон (виски, коньяк и тп), а его секретарше сигареты (помаду, тени, лифчик и тп).»
Герой О.Басилашвили в народном фильме «Служебный роман» на вопрос – ходил ли он на стриптиз?, замечательно отвечает: «Ну, что вы! Зачем мне это надо!?» таким голосом, что всем все понятно. Ходил. Смотрел. Понравилось. Вопросы о посещении знаменитых памятников, музеев и театров обычно не звучали, и соотечественников больше интересовали простые, житейские подробности. Женская половина интересовалась магазинами и тряпками, но здесь монолог героя, скажем, о Лондоне и «Харродсе», обрывался заявлением какой-нибудь нетерпеливой дамочки, что, вот, когда они были в Милане (!), то в магазинах была масса красивых вещей!...
С мужиками было проще, и, когда путешественнику удавалось вырваться покурить на темную лестницу, то кто-нибудь из друзей, сладко затягиваясь душистым подаренным «Винстоном», не выдерживал, и, к радости окружающих, заговощицки спрашивал – «Ну, как там бабы-то?!»
..Я медленно намазывал желтое сливочное масло на кусок хлеба, мучительно соображая, как лучше подкатиться к Заике и подбить его на поездку в Ригу. Время шло, и у меня был реальный шанс так и не увидеть старинный город, а на вопрос «Как там... Рига?» отвечать будет почти нечего.
На завтраке за столом нас было трое, и четвертое место было свободно, несмотря на полный зал офицеров эскадрильи. Дело было в том, что за завтраком за каждым разыгрывали плитку пайкового шоколада, который по традиции не делился и обычно доставался офицерским семьям в качестве гостинца. Никто не обижался, и шанс порадовать своих детей имел каждый офицер. Садиться с нами за стол означало потерять шоколад в пользу незванных гостей, что никто из офицеров делать не желал. Позже мы привыкли к пустому месту за нашим столом, и чувствовали себя свободно в нашей маленькой компании.
С сытным завтраком было покончено и Заика разломал нам заветную плитку поровну, с обложки которой странно таращилась химически синими глазами «Аленка», я спросил про поездку в Ригу. Неожиданно Заика согласился, только надо было переговорить с кем-то в штабе, дабы нас не искали. Я уже прыгал от радости внутри себя, когда Серега мрачно заявил, что с него путешествий и общения с местными «фашистами» хватит, и, что он никуда не поедет. Старший лейтенант пообещал ему недолгую поездку, но Серега был непреклонен и остался в Скультэ.
Рига 2000-е годы.
Когда мы с Заикой приехали в Ригу, то достаточно быстро оказались в старом городе, который естественно поразил меня своими старинными домами, узкими улочками и незнакомой готикой, которую я видел только на картинках. Погода была солнечная и теплая, и город был заполнен туристами. После озабоченных московских толп, пешеходные мостовые старого города казались пустынными, туристы ходили не торопясь, раздавался смех, все выглядело расслабленно и курортно.
Рига 1970-е годы.
В далекие 1970-е годы старинный прибалтийский город для обычного советского жителя выглядел сказочным музеем, а количество пивных и ресторанов на душу населения превосходило все возможные нормы. Демократически дешевых пивных-тошниловок и винных «отделов», как и предпологалось, не было и в помине в центре старого города Риги.
Дух средневековья быстро привел нас к Домскому собору, который по традиции европейских городов был расположен в центре и был окружен значительной площадью.
Домский собор 2000-е годы.
Надо признаться, что массивная громада собора не поразила меня изяществом архитектуры. Тяжелое кирпичное здание выглядела грубым каменным утюгом на разглаженной простыне брусчатой площади. Вокруг было достаточно много народа, который толпился у входа в собор, вероятно, намереваясь послушать знаменитый кафедральный орган. В углу площади струилась очередь в маленькую дверь кафе, в котором, как мы выяснили, с древности подавали рижский бальзам с кофе.
Кафе Домской площади, 2000-е годы.
То ли вкусный запах кофе подействовал, то ли кружение по площади разбудило средневековых демонов, но тут Заика решительно остановился и заявил, что нам надо выпить, иначе дальше осмотр городских достопримечательностей не пойдет.
Наличие обширного выбора древних пивных не делало наш выбор проще, ибо с нашими финансами в общей сумме двадцати рублей не хватило бы, наверно, даже на пиво. Пожертвовав в общей сложности пять рублей для поднятия духа, мы дружно решили сказать наше твердое «нет» проклятым «фашистским» пивным и порадоваться простой советской водке. Дальше наступила пауза, тк на расстоянии видимости, да, и за ее пределами, никаких винных магазинов и гастрономов видно не было. Заика начал закипать, но дело дальше не сдвинулось, и, пройдя пару кварталов, мы не увидели ни одного гастронома.
Демоны! Явно дело было в них! Старый город был слишком плотно населен ими, и, единственно, что могло помочь нам, было чудо. Кручение по Домской площади ни к чему не привело,и по инерции мы оказались в незнакомых переулках старого города, на всем протяжении которых мы не нашли ни одного магазина, кроме бесчисленных, как нам показалось, ресторанов с издевательски открытыми дверями. Заика уже было открыл рот с проклятиями в адрес аборигенов, как в конце переулка мы увидели своего спасителя.
2. Дети Карла Маркса
Всем, неверящим в справедливость пролетарского учения Карла Маркса, я могу сказать одно – гениальный немецкий еврей был прав. Он был до боли прав в одном: пролетариат – понятие мировое. Это абсолютно природное явление, как мужчина, женщина, воздух, вода или отсутствие денег. Рабочий класс есть везде и он везде одинаков, несмотря, на различие рас, языков и спиртных напитков. Обьединяет трудящихся мира многое, а главное – полное пренебрежение к окружающему миру и любовь к «огненной воде» местного разлива.
Рига, 2000-е годы.
...Он уходил от погони по всем правилам. Виляя из стороны в сторону от одной стены к другой, человек неожиданно пригибался от возможных пуль, припадал на одно колено, но потом быстро вставал и продолжал уходить зигзагами. В неприметной серой одежде, незнакомый взьерошенный мужчина приближался к нам как мог, а мог он слабо, вероятно под тяжестью своих ранений. Одинокие прохожие убыстряли свой шаг, поравнявшись с нашим героям, и казалось, что, вот-вот, из-за поворота выбегут солдаты в серых мышастых шинелях со «шмайсерами» и щеголеватый офицер в черной фуражке с черепом даст команду стрелять. Однако, солдат не было видно, и тов.Штирлица на темно-сером «Хорьхе» тоже не появлялся...
Мы бросились к нетвердо бредущему незнакомцу, как бросаются к вернувшемуся из-за линии фронта герою. Надо сказать, что мертвецки пьяный пролетарий нас не разочаровал, и, по законам жанра, упал из последних сил в руки Заики вполне натурально. На бодрые вопросы моего друга о местоположении заветного магазина, мужичок прореагировал странно, очнувшись, он с трудом всмотрелся в наши лица и задал сакраментальный вопрос: «Русские?!», что вполне соответствовало возвращению раненого лазутчика из-за линии фронта к своим. После этого мужичок отяжелел и начал сползать с рук старшего лейтенанта, и я испугался, что сейчас наступит лирический момент дешевого кино-боевика с умирающим героем, от которого никто ничего не добился. Заика стал трясти пьяного с такой силой, что он снова открыл глаза, и на вопрос о магазине неопределенно махнул рукой куда-то в сторону.
Последующие действия со стороны больше напоминали допрос с пристрастием, чем радостную беседу друзей. Пока я косился на недовольно смотрящую публику в переулке, Заика продолжал трясти мужичка так сильно, что я боялся, что у него оторвется на фиг голова. Заика, как опытный профессионал, перешел к ассоциативным вопросам, и гулкий рижский переулок наполнился решительными фразами на русском языке: «Водка где???!!». Надежды на диалог оставалось все меньше, но неожиданно мужичок очнулся, вник в суть, лукаво расплылся в подобии улыбки, и, с чисто партизанским цинизмом, заявил: «Везде!!»
Циничный пьяница окончательно добил Заику, который уже собрался сбросить его на мостовую, когда он снова пришел в себя, и, с потрясающей интонацией горя, надежды и нежной радости в голосе тихо спросил: «Ребята, а вы – русские, правда?..» Это прозвучало так неожиданно, что нам стало даже как-то неловко, и мы аккуратно поставили своего героя к теплой стене, а сами поспешили удалиться, пока кто-нибудь из местных жителей не вызвал милицию. В самом конце переулка я не удержался и посмотрел вслед нашему пролетарию, который благополучно отделился от стены и продолжал свой заковыристый путь по старому городу Риги.
Рига, 2000-е годы.
Выбора у нас не было, и оставалось только пойти по направлению, указанному нетвердой рукой русского пролетария. Какого же было наше удивление, когда за пределами старого города в новых постройках советского периода мы обнаружили городской гастроном, в котором, вопреки нашей логике, мы нашли винный отдел. По верху всех полок отдел был украшен рижским бальзамом, разлитым в простые водочные бутылки стоимостью рублей по пятнадцать – настоящая находка для бюджетных туристов, когда знаменитая глиняная бутылка бальзама стоила все 25 рублей. Отделом явно пользовались представители трудящихся славного города Риги, поэтому водки в магазине не было. Оставалось одно – увеличить наши общие ассигнования на «военные расходы»...
3. Тевтонские демоны
Советская жизнь была замечательна отсутствием выбора. Простому человеку в счастливые 70-е не надо было мучиться многими вопросами: что делать? Куда пойти? Что купить? Мужская половина человечества на территории советской России обычно не страдала выбором спиртных напитков. Выпивка покупалась по цене и наличию, которые накладывались друг на друга, как картонная перфокарта большой советской ЭВМ, всегда выдавая нужный ответ.
В описываемое время для выпивки надо было иметь не менее трех рублей. Легендарные «алжирские» и плодово-ягодные винные времена, когда человека мог сделать счастливым и один рубль, прошли до меня. Живя в Москве, мне не довелось пробовать бормотуху по полтиннику или домашнее вино по десять копеек. Наше образованное поколение начинало с двух-пятьдесят в основном болгарско-венгерского ассортимента из винного отдела московского универсама, целомудренно отделенного от торговых залов. Для полного зрелого счастья, к чему я, впрочем, в свои двадцать лет не очень стремился, нужна была водка, которая стоила почти пять рублей. Вершиной аристократизма был коньяк, грузинский, армянский или азербайджанский, стоимостью 10 рублей. Все остальные напитки, типа кубинского рома, можно было смело отнести к нездоровым отклонениям или полному дифициту, при котором пьют все, включая тормозуху.
При наличии денег и указанного минимума наименований вставал вопрос о выборе, который по традиции советского существования, тоже был стандартным. При наличии трех рублей думать было нечего и оставалось радоваться легкой выпивке. Пять рублей гармонично выкристализовывались в бутылку «Русской» с тремя конфетками. Зато десять рублей открывали массу возможностей! Три бутылки вина, две бутылки водки, или замечательная бутылка коньяка, достойная быть подаренной непритязательной секретарше или зубному технику. Наличие компании тоже накладывало свой отпечаток на выбор выпивки.
Как хорошо говорил про это М.Жванецкий: «У нас будут дамы!..». При наличии дам, которые, по идее, пили мало, одну бутылку водки из двух обычно меняли на две вина. Однако, по ходу развития социализма в стране и по расширению географии, я убедился, что моя московская щепетильность была не актуальна, и провинциальные дамы Дальнего Востока пили водку так, что мне даже и не снилось.
...Выбора не было, и, порывшись в карманах, мы высыпали всю мелочь на одну бутылку коньяка с красивой витиеватой этикеткой стоимостью десять рублей. «Гулять, так, гулять!», решил Заика, и присовокупил к этому две прозрачные карамельки в простых бумажных фантиках. Коротко посовещавшись мы пошли дальше и пожертвовали на два пластмассовых стаканчика, тк Заика справедливо подозревал, что спокойно выпить проклятые «фашисты» нам все равно не дадут.
Домский собор, 2000-е годы.
Повернувши обратно в старый город, мы автоматически попали на знакомую уже Домскую площадь, безнадежно рассматривая пустые углы и негостиприимные подьезды мало подходящие для неторопливого распития. Площадь не принесла нам утешения, место было открытое, людное и мало подходила для интимной беседы.
Если просто ходить по Домской площади в поисках закутка было противно, то бесцельно бродить с бутылкой коньяка в бездонном кармане старых вельветовых штанов Заики было, просто, пошло! Неожиданно, Заика развернулся, и, сердито бормоча, решительно направился в сторону маленького кафе на маленьком возвышении, прямо у стен Домского собора. В кафе было людно, туристы с детьми сидели под симпатичными зонтиками вокруг круглых столиков и ели мороженое. Заика прошел в середину открытого кафе и мы сели за освободившийся столик, окруженные любопытными детскими взглядами. Место было совсем не подходящее, но дерзость, с которой Заика поставил на стол бутылку коньяка, принесла результат. Многим, наверно, и в голову не пришло присматриваться, когда мы с достоинством разлили по первой и с блаженством откинулись на стульях.
Домский собор, 2000-е годы
Все прошло замечательно! Мы спокойно сидели и весело разговаривали среди семейной публики, и никто из бдительных скандальных мамаш не подняли шум. Только единственный мужик, видно, страдая с семьей в отпуске, ошалело смотрел на нас, сглатывая слюну, потому что такую роскошь, как коньяк в бутылке, можно было увидеть в старой Риге только в дорогом ресторане.
Рига, 1970-е годы.
...Мне было хорошо... Так хорошо, что под конец бутылки Заика начал озобоченно присматриваться ко мне, и вскоре мы были вынуждены покинуть гостиприимное кофе и пойти прогуляться. Проклятые демоны совсем закружили город перед моими глазами, и непреодолимое желание спать совсем испортило нашу прогулку. ...Скамейка в парке недалеко от обелиска Свободы показалась мне самой лучшей кроватью, и поднять меня с нее было невозможно. Бедному Заике ничего не оставалось делать, как тихо ждать вечера пока я не просплюсь вместо познавательного путешествия по культурному европейскому городу. Ничто не нарушило мой сон, ни периодические пинки Заики, ни приход милиции, ни интерес местных девушек (за что я получил крепкий пинок!).
Признаться, мне до сих пор стыдно, что я не составил ему компанию в ту поездку, и, наверно, он бы серьозно обиделся на меня, если бы по приезде в Скультэ мы не обнаружили нашего покинутого товарища еле сидящим в компании веселых летчиков, которые после службы заглянули навестить своих переводчиков, с которыми Заика благополучно напился, как и все остальные в тот вечер.
4. «Маленький Париж»
После завтрака в мрачном молчании, наша троица направилась в учебные классы, чтобы учить полетный маршрут. До вылета остался один день, и нам пора было заняться делом. «Мешхед, Захедан, Бендер-Аббас...» названия иранских городов в зоне полета по дороге в Йемен звучали, как присказка про Али-Бабу, и никак не входили в похмельную голову. Заучивать зоны пролета по названиям городов было формальностью, но в случае встречи с начальством нужно было что-то отвечать.
Хватило нас на час, и, когда мы засобирались в гостиницу, я решительно попросил отпустить меня еще раз в город. Заика был явно против, и Серега желанием составить мне компанию не горел. Однако, я решительно настаивал, и, вероятно, считая мой вчерашний отдых на скамейке в парке в какой-то степени своей виной, страший лейтенант, скрипя, согласился, когда я заверил, что спиртного с меня хватит! Пообещав вернуться не поздно, я побежал на автобусную остановку в Скультэ, чтобы вернуться в старый город, который мне не удалось посмотреть накануне.
Рига, 2000-е годы.
Моя вторая попытка посмотреть Ригу вполне получилась. Я с удовольствием бродил по узким улочкам, разглядывал средневековые фасады и ворота, удивляясь европейской чистоте и ухоженности улиц. Это был первый европейский исторический центр, в котором я побывал, и сейчас я могу сказать, что Рига больше похожа на Прагу, чем, скажем, на немецкие города.
Рига, 2000-е годы
Рига была настоящим «ганзейским» городом северной Европы, и многие дома по традиции скандинавов были тяжеловесны и монументальны, и больше принадлежали городу-крепости, а не городу-дворцу, как, скажем, Вена. Так получилось, что готическая архитектура Европы привлекала меня гораздо больше русской старины, и развалины русской церкви Нечерноземья на мой взгляд смотрелись намного хуже таких же развалин где-нибудь в центре немецкой Саксонии, на которых хочется сидеть, смотреть вдаль и вспоминать лихую молодость.
Дойдя до Домской площади, я посчитал своим долгом сходить в маленькое кафе с знаменитым бальзамом, у дверей которого стояла приличная очередь. Вероятно, многие из туристов тоже считали своим долгом отведать душистого напитка, толпа была пестрой, люди стояли с детьми, и возле низкой двери ресторанчика непривычно раздавались капризные детские голоса. Очередь шла быстро, и минут через двадцать я шагнул в полутемный маленький зальчик, украшенный в стиле средневековой таверны. Круглые деревянные столы стояли так плотно, что народ с трудом протискивался к выходу. Молодые белокурые официантки в белых кружевных передничках быстро рассаживали толпу и принимали заказы, которые в основном состояли из одно блюда – кофе черный с бальзамом.
За тяжелым круглым столом нас оказалось шестеро, молодая русская семья туристов с мальчишкой лет семи, две дамы в возрасте и я. Заказы у нас приняли так быстро, что я даже не разглядел в меню замечательный европейский выбор блюд, напечатанный на двух языках высокой готической вязью. Все происходило стремительно, и вскоре перед каждым из нас стояла простая белая чашечка, издавашая потрясающий аромат настоящей арабики, крошечный керамический наперсток с черным вязким бальзамом и два кубических кусочка сахара. Все замерли в раздумии с чего начать, когда молодая мамаша опомнилась, и стала настойчиво пихать мужа, чтобы он поменял заказ, тк перед их сыном стояла такая же чашка с бальзамом. Слабые попытки мужика позвать официантку ничего не дали, и он просто подвинул к себе два наперстка, досадливо почесывая затылок, ибо два ресторанных бальзама стоили больше целой бутылки водки на свежем воздухе. Никто не торопился, и мы продолжали смущенно сидеть, как на именинах, прекрасно понимая, что заказывать по такой цене никто ничего не будет, а выпив два глотка кофе, нам придется уходить.
Пауза затянулась, и одна дама, не выдержав, громко рассмеялась, предложив всем тост за отдых и Ригу. Мы радостно поддержали предложение, смущение прошло, и все честно признались, что мы ни черта не понимали в правилах бальзамного «пития». Разговор оживился, собеседники припомнили своих знакомых, которые были и и пили, кто-то вспомнил про виски и шартрез. Мнения разделились, кто-то влил дупелек в кофе, кто-то опорожнил только половину, а молодая мамаша незаметно придвинула к себе чашку своего сына, который естественно, глотнув кофе, скорчил брезгливую гримасу. Разговор продолжался, дамы обменивались мнениями о своих гостиницах, в которых они остановились, когда одна собеседница обратилась ко мне. На вопрос – что я делаю в Риге? – у меня неожиданно оказался нужный ответ, официальная легенда, выданная нам в Скультэ. По легенде мы были московскими метростроевцами в командировке.
Интеллегентная дама внимательно посмотрела на меня, оценив короткую прическу и юный возраст, но больше вопросов деликатно не задавала. «Командировка – это хорошо!», неожиданно заявил мужик, который уже принял бальзам, принесенный мальчишке, и расплылся в такой блаженной улыбке, что его жена посмотрела на него не очень хорошо. Я решительно взял дупелек и опрокинул его в себя, запив большим глотком кофе под одобрение всего стола. Мужик последовал моему примеру, и, к всеобщему удовольствию, мы решили, что любые способы употребления знаменитого бальзама хороши в хорошей компании!
Рига, 2000-е годы
Неповторимую западную прелесть рижским улицам придавали вывески на красивой латинице. Я автоматически произносил незнакомые название в английской транскрипции, дивясь про себя абсолютной тарабарщине. Латышский язык был мне не знаком, и, если бы не двойные названия, то я ничего бы не понял вообще. Единственным названием, которое, как говорят англичане, « ringed the bell », было «Хлеб»- «Мaize», что напоминало книжные маисовые лепешки из рассказов путешественников по знойной Африке.
Я вглядывался в лица прохожих, пытаясь отделить русских от латышей, но иногда это было довольно трудно сделать. Видимой разницы в лицах не было видно, однако, северо-европейские черты светловолосых латышей, все же, были заметны. Вдоволь побродив по старому городу, я направился по направлению к обелиску Свободы, который к моему удивлению был поставлен до войны, и являлся символом свободной буржуазной Латвии. В обе стороны от памятника вдоль речной протоки находился чистый, ухоженный парк, на гостеприимной скамейке которого я провел весь вечер прошлого дня. Утомившись бегать по городу, я спустился в тень и с удовольствием присел на одинокую скамейку лицом к вечерней речке.
Рига, 1970-е годы
Стало смеркаться. Неожиданно на мою скамейку присел проходивший немолодой мужчина, который завел ненавязчивый разговор. По тону и виду незнакомец был местным интеллигентом, очевидно, латышом, и я с удовольствием поддержал разговор. Латыш говорил с чуть заметным акцентом и с увлечением краеведа рассказывал про город, о котором я ничего не знал. Как-то само-собой разговор скатился к курортному сезону, Рижскому взморью и недостатку комнат для отдыхающих. Как-то пространно незнакомец упомянул женщин, сказал, что довоенная Рига славилась своими развлечениями, и в прошлые времена даже имела репутацию «второго Парижа». Как-то между прочим, маленький, щуплый незнакомец пригласил меня к себе...
Рига, 2000-е годы
...Страшная мысль, как молния, пригвоздила меня к скамейке и перехватила дыхание. Все, допрыгался!.. Усилием воли, прервав незнакомца на полуслове, я соскочил со скамейки и побежал...
...Бежал я долго, метров четыреста в хорошем темпе. Я был неплохим спринтером в молодости и бежал через стемневший рижский парк в последней надежде на свои ноги. Я не сомневался, что это была засада, и что из парка я не выйду живым, если мне не удастся убежать. Первый раз я обернулся назад, когда достиг обелиска Свободы. За спиной чернел парк, из которого на меня смотрели сотни глаз хохочущих тевтонских демонов, чешуя которых, в темноте ярко светилась голубым светом...
Рига, 2000-е годы
Глотнув влажного воздуха, я побежал дальше по пустынным улицам Риги, по которым накрапывал теплый дождь, и остановился только у площади вокзала, вид которого вселили мне слабую надежду, что я, все-таки, не стану жертвой сексуальных извращенцев. Я благополучно сел на автобус и вернулся в Скультэ, к радости моих друзей, которые уже начали с полным основанием за меня беспокоится.
Рига, 2000-е годы
Вернувшись в гостиницу, я не стал распространяться о ночном приключении, чтобы не вызывать ненужных шуток. Прошли годы и я со смехом вспоминаю свое паническое бегство по темным рижским улицам, однако, я больше никогда в своей жизни не садился в вечернем парке на незнакомые скамейки.
Сергей Игнатычев. 2010 год
Все права на публикацию защищены. При перепечатке или упоминании ссылка на сайт varvar.ru обязательна