| varvar.ru: Архив / Тексты / Гаркавенко / Интервью "Славянскому Единству" в 2006. |
БОРЬБА ДОЛЖНА ВЕСТИСЬ ТОТАЛЬНО!
Александр Урусов: - Поздравляем тебя с освобождением, Игорь. Хотелось бы узнать, что ты думаешь о газете «Я Русский!», ведь ты её регулярно получал во время заключения, и конкретно о главе ННП А.К. Иванове-Сухаревском.
Игорь Гаркавенко: - На мой взгляд, Александр Кузьмич – личность достаточно гармоничная, это видно и визуально, и на духовном уровне, и по той работе, которую делает, этим он мне импонирует. Разница между нами в том, что он выбрал тактический, я же – стратегический уровень действия, т. е. для него превыше всего интересы русского народа, а для меня интересы народа русского в союзе с другими народами на уровне Традиции в антиамериканском союзе. Тут у каждого свой путь. А вообще он по своему духу Воин, лидер, идёт довольно прямолинейно, за это не раз страдал, поэтому повторюсь – отношусь к нему отлично.
А. Урусов: - Что ты видишь в идеологии Русизма и на твой взгляд, что она для русского человека, для славян, для православных? Каковы её перспективы?
И. Гаркавенко: - На мой взгляд, сейчас русский менталитет полностью отсутствует, т. е. можно поставить знак равенства между понятиями «Русский менталитет» = абсолютная толерантность, абсолютное ничто. Сейчас практически все народы себя как-то идентифицировали, к примеру «Чеченский менталитет» = абсолютное упрямство, героизм и т. д. Русская же абсолютная толерантность – это негатив, хотя многие выставляют это явление позитивным. Русские – это связующее звено между всеми народами Империи, с категорическим «Я», но я считаю, что ситуация после развала Империи может измениться в такую сторону, когда русские не будут связующим народом Империи. Поэтому в самое ближайшее время нужна будет жёсткая идентификация, но не имперская, когда русские выступали от имени всех народов Империи, а конкретно своя, русская, сродни той, которая была у них ещё на этапе построения государственности, иначе русские могут просто исчезнуть как биологический, психологический, геополитический субъект.
Юрий Копылов: - Каковы перспективы восточного славянства?
И. Гаркавенко: - По этому поводу в своей программе высказался А. Г. Лукашенко. Этот действительно последний герой достаточно много места посвятил перспективам восточнославянской цивилизации. Все его действия я уважаю и готов оказать ему посильную помощь. Хотя, конечно, хотелось бы от него большего. Лично моя позиция такова, что в принципах построения славянской цивилизации всё просто чудовищно антагонистично. К примеру, белорусские и украинские славяне находят точки соприкосновения только на антирусских вопросах. Получается какой - то бред – славянство на антиславянстве. Об этих противоречиях говорили ещё славянофилы. Поэтому мне кажется, для того чтобы построить славянское государство, нужно просто исключить, стереть из нашей истории все эти внутренние противоречия, т. е. несколько сотен лет. Так это сделали в Италии в 1920-х годах – убрали всё средневековье, чтобы приблизиться к Великому Риму. Если у нас получится что - то подобное, то это будет такое образование, которого ещё не было. Но ударение на славянстве оттолкнёт от нас иные народы России.
Андрей Сивонин: - Какое отношение у тебя к празднику 9 мая, что он сейчас для тебя?
И. Гаркавенко: - Вопрос, конечно, сложный. Для меня это страница нашей благородной милитаристской истории. Наша героическая страница. Мы победили в этой войне. Единственно, что погрели руки с этого праздника наши абсолютные противники. Всем известна фраза Черчилля про 22 июня 1941 года: «Он это сделал – мы победили!». И эти слова относились не только к режиму Германии, но и к режиму, который представляла Москва, потому что по законам геополитики они должны были быть вместе. Поэтому чувства смешанные, хотя конечно же преобладает позитив, потому что в той войне мы отстояли своё право на метрополию, на Империю, на жизнь русского народа.
А. Урусов: - В 1996 году было подписано соглашение между НБП, ННП, ПСЕ о совместном сотрудничестве. Всё это «потонуло», но официальных документов о расторжении соглашения нет. Ты вышел на Бахтиярова и хочешь с ним плодотворно сотрудничать. Он же в своё время обращался к Иванову - Сухаревскому с просьбой привлекать его к работе. Скажи, будет ли работа с Бахтияровым соответствовать идеям Славянского Единства, может быть, он уже изменил свой вектор работы?
И. Гаркавенко: - Такие люди, как Олег Георгиевич Бахтияров, находятся вне всяких рамок, вне рамок партий, движений. Это человек, который работает на Русскую Империю, русское государство. Я буду с ним работать, как с человеком, который работает на создание Русской Империи, какой бы она ни была: красной, коричневой, чёрной – любой. Мне с ним недавно довелось пообщаться, но не на уровне «дяди Коли этажом выше», а именно Бахтияровым уровня Эволы, Ницше. Это военный инструктор. Он куёт кадры, в тренировочных лагерях проводит различные тренировки, работает на русскую национальную революцию. Он выискивает людей. А мы уже будем строить!
А. Сивонин: - Кто это «мы»? Кого ты имеешь ввиду? Кто может влиться в эти ряды? Перспективы.
И. Гаркавенко: - Есть толерантная молодёжь, которая идентифицирована супермаркетами, телеиндустрией и прочим. Из них нельзя уже ничего сделать, они сошли с поезда под названием «История». Это люди «корыта». Есть второй тип – люди, субъекты не толерантные. Это националисты – русские, чеченские и прочие экстремистские националисты. «Евразия» же представляет собой гармоничный национализм, союз гармоничных и антиамериканских национализмов. Мы считаем, что каждый народ имеет своё право на свой национализм, свой традиционный мистический фашизм. Естественно, если выбираешь из толерантной молодёжи и вот этих, негармоничных, экстремистских националистов, я выбираю последних. То есть, если национальная самоидентификация произошла, значит с ними можно работать. Толерантная молодёжь на уровне супермаркетов, секс - шопов – это просто пустота, это полная грязь.
А. Урусов: - Ты говорил, что работаешь над своей новой книгой, которую ты попытаешься опубликовать. О чём она, какой ждёшь от неё результат?
И. Гаркавенко: - Книга совершенно иррациональна. Там ничего особенного, но в то же самое время она актуальна. Во-первых, я благодарен, что находился 9 лет в криминальном сообществе, и мне посчастливилось изучить тамошнее последнее общество. Мирча Илиадэ, это был легионер Корнелиу Кодряну, который потом стал очень серьёзным исследователем народов в плане их корней, эзотерики, практически изучил всё и не оставил будущим традиционалистам, метафизикам ничего, что можно было бы исследовать. Мне же посчастливилось найти последнее общество, популяцию, куда не проник ни один традиционалист и сквозь призму генонизма, эволаизма Илиаду изучить это общество, его внутренние понятия, законы, ритуалы, культы, чем оно живёт, дышит, его иерархию. Это криминальное сообщество бывшего Советского Союза, которое до сих пор доминирует в наших тюрьмах и зонах. Кстати, эти люди по инерции поддерживают эти понятия, правила, но в глубину не копают, не пытаются анализировать из чего это, какие ассоциации, из какой традиции. Помимо этого там будут фрагменты моей биографии, того, как собственно начиналась УНРА, некоторые переживания, некоторые экзистенциальные моменты соприкосновения со смертью, как говорил Хайдеггер, с «чистым бытием». Я думаю, что где - то там найдётся место и для актуального момента, для консервативной революции. Если о переживании, которое я испытал после освобождения, это очень серьёзное испытание, то самое фундаментальное, что я осознал всего лишь недавно. Сначала оно проходит на иррациональном уровне, а потом формируется уже на рациональном, когда оно может быть подано вербально, т. е. может быть высказано или написано. Совершенно недавно я это сформулировал, что же со мной случилось после освобождения. До срока у меня было как у консервативного революционера два момента, по причине которых я начал свою революционную борьбу: первый – приобрести свой личный экзистенциальный опыт, второй момент – моя борьба нужна кому - то, она нужна тысячам, миллионам, нации, народу и т. д. И вот когда я вышел, посмотрел в глаза тем людям, которых идентифицировал как нацию, как народ и не увидел ничего кроме субъекта потребления, субъекта гедонизма, кайфа – абсолютное дерьмо. Я понял, что второй момент после освобождения в 2006 году, что моя борьба нужна кому - то, у меня устранился, но остался ещё один момент, первый – это приобретение экзистенциального опыта. Надеюсь, что второй момент, когда какие - то потрясения будут у этого убогого мира, брошенного святыми силами, которые только могут быть, некий экзистенциальный момент пробудит эти миллионы. Тогда же, когда они проснутся, ко мне вернётся мой второй момент борьбы, что я буду нужен им, но на данном этапе – это личный экзистенциальный опыт. Всё, что вокруг меня – это не нация, это не народ, я им не нужен так же, как они не нужны мне. Они – это абсолютное дерьмо.
Ю. Копылов: - «Евразийство» – сплав многих рас, как можно найти в этом гармонию?
И. Гаркавенко: - На мой взгляд, Александр Гельевич Дугин сформировал такую доктрину как неоевразийство. Чем мой взгляд отличается от остальных? Степенью постижения данной доктрины. Всё зависит только от времени, взгляд иных будет моим, только каждому своё время и они приблизятся к этому. Я понимаю, что даю интервью газете «Славянское Единство», основанной на сугубо национальных принципах. В Германии Вальтер Дарэ сформулировал такую доктрину, позицию, которая звучала как «кровь и почва». Так вот «кровь и почва», германский вариант – это тактический уровень мышления, а «Евразия» – это стратегический уровень. «Евразия» – это союз многих кровей и почв, это союз таджикской крови и почвы, это союз татарской крови и почвы, союз германской крови и почвы, русской крови и почвы на антиатлантистской позиции, на антипотребительской позиции, на антилиберальной позиции, которые нас всех хотят стереть, уничтожить как субъектов, как право на свою метрополию, на свою традицию, на свою культуру, хочет стереть нас в порошок и продавать везде одни и те же макдоналдсы, крутить одно и то же казино и показывать одно и то же фуфло. Я за союз кровей и почв. «Евразия» – стратегический союз кровей и почв против всякого дерьма, которое хочет навязать нам универсальную догму, которая, как они считают, абсолютно прогрессивна, и абсолютно удобна и идеальна для всех без различия народов. Мы все за свою идентификацию, парадоксальная, может быть, формула, но евразийство – это слияние на принципе неслияния.
Ю. Копылов: - Дугина называют кремлёвским идеологом, а как ты видишь его?
И. Гаркавенко: - Дугин – это человек, единственный в Новом Мировом Порядке, в постмодерне, который ввёл доктрину консервативной революции в актуальную форму, ввёл её в измерение реальной борьбы за власть. Все остальные, с которыми вместе выступал Дугин, остались в маргиналии, психопатии, в «клинике», они остались там где - то за краем и там их ждёт смерть. Дугин сформулировал весьма эстетичные формулы консервативной революции, постмодернистские формулы, и благодаря ему возможен наш реванш, возможна наша победа. О союзе Дугина с Кремлём я могу сказать только то, что Кремль – это не монолитная фигура, Кремль антагонистичен внутри себя и там есть люди, у которых книги Дугина являются настольными книгами. Эти люди формируют себя на «Евразии», на философии политики, которую разрабатывал Дугин. Некоторые из них делают это потому, что понимают – вне этой доктрины они просто потеряют власть и «оранжевые» их уничтожат, сотрут их в порошок и вообще разделят Россию на целый ковёр региональных держав. Другие приняли доктрину неоевразийства Дугина как действительно убеждённые люди. Поэтому Кремль, в моём понимании, не является абсолютным врагом. Это не тот Кремль, который отдавал приказы о расстреле Верховного Совета в 1993 году. Уже произошли слишком многие перемены, и этот Кремль позволяет себе посадить Ходорковского, этот Кремль позволяет себе возбуждать уголовные дела против Березовского, Невзлина, Шафаревича. Этот Кремль позволяет себе, несмотря на реплики Израиля, Британии, Штатов, приглашать и проводить совещания и заключать договоры с «ХАМАС», с «террористической» организацией, которая победила на выборах в Палестине. Этот самый Кремль вместе с Китаем отстаивает наш режим в Иране, категорически наш антиглобалистский режим Ахмади Неджада, в котором бывшие заложники американского посольства опознали человека, ходившего по посольству в 1979 году и отдававшего приказы боевикам. Поэтому этот Кремль не монолитен и не однозначен, в этом Кремле есть наши люди, и я за них веду свою борьбу, я за них стою так же, как они за меня.
А. Урусов: - Игорь, что такое Путин, каковы его перспективы? Что для России Путин, твоё видение этого политического деятеля?
И. Гаркавенко: - Тот самый вопрос: «Who is Mr. Putin?». Касательно многих других субъектов политики эти вопросы даже не задаются, несмотря на то, что человек только что возник на политической арене, потому что сразу видно, что вопросов собственно никаких не будет – это сошка, это мелочь, это фуфло. Путин же, его лицо, его физиогномика, определённые выражения, высказанные им, породили резонанс, серию вопросов вокруг данной личности и эти вопросы до сих пор не разрешены. По отношению к данной личности у меня есть как позитив, так и негатив. Вокруг фигуры Ельцина, например, у меня не было позитива вообще, это абсолютный негатив. Когда я первый раз встретился с Ельциным, а он был в десяти шагах от меня, единственный раз в жизни, я потом думал, почему, собственно, у меня не оказалось огнестрельного оружия. История подкинула мне такой шанс и тут на, тебе..., он рядом со мной, а у меня ничего нет. Случайно такого не может быть, меня даже никто не прошмонал. Я был в плаще с головы до ног, до щиколоток. Коричневый большой плащ, под ним можно было вместить, чёрт знает, что. Я приехал из Харькова, русский национал - патриот, и меня даже никто не «пробил». По Ельцину вопросов не было и по Горбачёву вопросов не было. Касательно Путина у меня нет жёсткого «да», но единственный переломный момент относительно бывших до него лидеров произошёл в том, что у меня уже нет жёсткого «нет», потому, что в практике Путина есть очень многие шаги, благодаря которым Россия сейчас существует. Благодаря им миллионы людей могут сейчас щеголять тем, что они живы, просто живы как реальный, как биологический вид. Этноконфессиональные конфликты, которые могли разразиться после эпохи Ельцина на всём протяжении от Запада до Востока, на всём протяжении Российской Федерации, они были смяты в зачатке, уничтожены, даже тоталитарными, жестокими спецназовскими методами, но было бы больше крови и было бы гораздо всё страшнее, если бы не этот человек. Есть негатив – это ЖКХ, монетизация льгот – всё это есть, но отличие Путина от прежних лидеров в том, что появился позитив и в том, что стоит вопрос, нет точки и категорического «нет»: это предатель, это враг, это креатура Запада. Я благодарен ему за решение чеченской проблемы, я благодарен за семь федеральных округов, я благодарен за то, что Татарстан, Якутия, Башкортостан уже не заикаются и не проводят референдумы касательно своего суверенитета, хотя на Ельцина они плевали и проводили свои референдумы.
Я благодарен ему за многое другое, за поддержку против войны в Ираке, поддержку режима Ирана, нашего режима, евразийского режима. Это ещё не тот человек, которому я был бы благодарен за категорическое «да» с точкой и восклицательным знаком, это ещё не тот лидер, ещё не тот наш евразийский император, но я благодарен ему за вопрос, что впервые после развала Союза встал вопрос, не «нет», а вопрос.
Александр Мандрыка: - Как ты относишься к тому, что многие враги путинской России поддерживают Лимонова и видят в нём даже некий молот, разбивающий эту Россию?
И. Гаркавенко: - Абсолютно враждебно отношусь. Вот это разыгрывание исламской карты, чем он пытался шантажировать Кремль, «оранжевая» карта или ещё какие там: якутская, башкирская, капиталистическая карта, либеральная карта, я не знаю, какие у него ещё есть… Я против всех этих карт. Я за то, чтобы Лимонов, если он русский человек и русский националист, русский национал - большевик, пусть он снова начнёт разыгрывать русскую имперскую карту. Я за то, чтобы Лимонов начал разыгрывать русскую имперскую карту, которая идёт вразрез, она не может идти в унисон с исламской картой, с ваххабитской картой. Я имею в виду не просто с исламской, с традиционной исламской картой, она вполне порядочно может идти рядышком, а вот с ваххабитской, антирусистской картой, экстремистской она не может идти рядом. С либеральной картой она не может идти рядом, с «оранжевой» русская имперская карта не может идти рядом и т. д. Я хочу, чтобы Лимонов вернулся и начал продвигать русскую имперскую евразийскую карту, благодаря которой Россия только и может быть метрополией в этом мире.
Ю. Копылов: - Пожелания русскому, украинскому и белорусскому народам, вообще славянам?
И. Гаркавенко: - Я хочу, чтобы все, осознав то, что им сейчас противостоит абсолютное зло и враг, абсолютная матрица, т. е. сам Дьявол в этой философии потребления, философии гедонизма, кайфа, в абсолютизации человеческих инстинктов, его физиологических, животных качеств, чтобы они, осознав всё это, работали в сугубо двух измерениях. Номер один – это возрождение, доминация, ударение на свои традиционные корни и пункт второй – это точки соприкосновения. Союз с соседними народами для противостояния абсолютному злу, для противостояния Дьяволу, противостояния этому исламскому Джаджалу и нашему Антихристу. Основание своей цивилизации на принципах Цветущей Сложности, где каждый идентифицирован, он имеет право на своё собственное «Я», но, тем не менее, он в некоем гармоничном союзе, единственном способном остановить это абсолютное зло.
А. Урусов: - Игорь, как ты вообще пришёл к этим вещам, и что вообще на это подвигло, что ты такой непримиримый борец и готов собой жертвовать?
И. Гаркавенко: - Можно было бы сказать, что с определённых пор я читал литературу, которая, давала знания, но, скажем, этот период стоит рассматривать не как причину, а как следствие. Причина скрыта в каких - то экзистенциальных и таинственных глубинах, не раскрытых мне самому. Тут как бы имеется связь с неким «чистым бытием». Самая первая организация, которую я начал создавать, абсолютно антиамериканская, антиатлантистская, как это ни странно, создавалась мной где-то в третьем классе в школе №57 и пионерском лагере. У меня была толстая тетрадь, куда записывались люди, которые должны были через 25 лет, в районе 2000 года, вырасти, возмужать, собраться и вместе как организация выступить против Соединённых Штатов Америки, блока НАТО и их политики в этом мире. Я помню все эти разговоры, фамилии тех людей, хотя на определённом этапе так получилось, что я уничтожил тетрадь. Я просто выкинул её, но пришло время и всё это воплотилось в практику, но началось всё именно в 3-м классе школы №57 и пионерском лагере «Солнечный», Покотиловка Харьковской области.
Владислав Путятин: - Игорь, ты вскользь говорил про Вальхаллу, цитаты давал из «Эдды», кем ты себя считаешь по вероисповеданию?
И. Гаркавенко: - Одно время я был просто ницшеанцем, первая книга, которая очень расширила мой горизонт, а у меня в заключении было много книг, была книга «Так говорил Заратустра». До своего срока я считал себя последователем Фридриха Ницше, поэтому отвергал религии вообще, симпатизируя религиям на уровне язычества. Конечно, христианство однозначно ассоциировалось с пацифизмом, с такими моментами, как религия греха, старости и болезни, короче, последних людей, нерешительных, неспособных на какое-то действие. Но потом всё это изменилось когда во время срока я прочитал очень много литературы, читал Рене Генона, Дугина, Эволу, читал про оккультные и эзотерические моменты из православия, из ислама и так далее. Когда я был в монастыре бернардинцев, написал человеку, чтобы он мне выслал крест, потому что я понял, что всё - таки буду носить крест, т. к. крест шире узких рамок какой - то отдельно взятой религии, тем более это был кельтский крест. Т. е. символизм этого креста глобален, у Генона даже есть книга. Всё таки я до этого считал, что такого момента не будет, но этот момент наступил и я его одел. Hо я думал также, что сейчас, в этой системе, в этом монастыре бернардинцев, в одиночной камере наступит такой момент, когда выберу какую - то одну религию и я ломал себе голову, читал всё, спрашивал себя, спрашивал не себя, на экстра -, на интро - уровнях: «Что же собственно моё в этом выборе, на чём я остановлюсь?». В Индии что - то найду себе, йогу там, или как Мирча Илиаде «религию Свободы или смерти» или это будет православие старообрядческое или что - то ещё. Думал, что я выберу, определюсь, закроюсь внутри, закрою все входы и выходы буду ехать в этом одном всю жизнь. А потом я понял, в чём собственно дело, понял, что не сумею себя закрыть в рамках какой - то отдельно взятой религии. И понял, что в течение своей жизни я буду сталкиваться с сакральным, оно будет ко мне приходить во всех своих ипостасях, я буду сталкиваться с сакральным в форме шаманизма, столкнусь с ним в форме шиизма, шиитского мистицизма, в форме православия старообрядческого, где - то в каких-то ещё формах буду с ними сталкиваться. И вот это как раз и называется традиционализм. Я никогда не закроюсь в какой - то одной доктрине, таком красивом уютном ящике и скажу – всё, с этой стороны, с позиции центра этой доктрины я отныне воспринимаю весь остальной мир, с этой позиции я ценю добро, я ценю зло, я ценю бога, дьявола, хорошее, плохое… Нет, я буду выходить из этого центра, выпадать из него, буду вне чего бы то ни было. В общем, в инфернальной какой-то сфере, чуть ли не хаотической, бездуховной, для того чтобы потом встретить сакральное в его другой форме и снова его познать. Я думал даже вот как – что это наступит, я сделаю свой выбор и у меня будет режим, молитва какая-то или медитация со стольки до стольки, потом ещё чтение каких - то текстов со стольки до стольки и так далее. Т. е. какой-то постоянный повременный режим и потом я понял что этого тоже у меня не будет, что все мои формы столкновения с этим, столкновения с иным они всегда будут непредсказуемые и всегда будет так же, как это было там. Т. е. когда мне внезапно говорили: – Гаркавенко, собирайся с вещами на подвал. – На сколько? На полгода. Я поехал на подвал, в одиночку и потом через неделю приходило заказное письмо, я разрывал центр конверта и доставал оттуда книгу, например «Царство количества и знамение» Рене Генона... Я читал эту книгу вот таким непредсказуемым образом, антирежимным, антидисциплинарным, в общем в непредсказуемой форме приходило это и я внезапно сталкивался с сакральным. Настолько близко, настолько это всё жгло, я чувствовал дыхание этого всего иного и потом снова наступало время дистанции, относительно профаническое, особенно когда я поднимался снова наверх и потом опять самым непредсказуемым образом могла прийти книга совершенно другого сакрального направления, например, это мог быть тот же Мирча Илиаде о каргокультах народов Полинезии или Австралии и я воспринимал всё сакральное теперь с этой стороны. Т. е. понял, что вот так и будет всю жизнь, я никогда не закроюсь в чём - то и скажу – отныне я православный, или, – отныне я шиит, или – отныне я ваххабит и так далее. Нет, этого не будет.
А. Урусов: - Игорь, как ты относишься к исламскому фактору и к тем вещам, что некоторые русские националисты начинают принимать ислам и пытаются за счёт этого как - то расшатать политическую ситуацию и именно на этом сделать карт - бланш, чтобы совершить революцию, учитывая что пассионарный элемент перемещается в исламский мир? Сейчас обозначилась дуга нестабильности, которая создаётся исламским миром, он привлекает пассионарный элемент. Необычным является то, что русские ультранационалисты приходят в ислам, т. к. они больше не видят в тех конфессиях, миропорядке, в той структуре, в которых они находятся, реальное действие, которое могло бы их подвигнуть на радикальные вещи. Везде происходит предательство, а исламский мир только укрепляется, становится зажиточнее и богаче, по сути дела, создаётся новая цивилизация.
И. Гаркавенко: - Всё развивается по тому самому сценарию, который был отмечен ещё в XIX веке на одном из масонских съездов, когда один из их авторитетов, кажется Пайк, сказал такие слова: «Мир будет подчинён масонству шотландского обряда». Не левацкому французскому, «Великий Восток Франции», а именно шотландскому обряду Англии. Подчинение будет происходить в два этапа: первый – сокрушение традиционных монархий, второй – Европа попытается взять реванш и она будет поражена. Последний бой будет дан западной цивилизации как раз исламским фактором, исламской цивилизацией. Сейчас мы наблюдаем, хотя я, в какой-то мере, действующее лицо, все, кто бы там ни был – Латинская Америка, националистическая консервативно-революционная составляющая, европейский фактор, одно сражение – его ведёт исламский фактор с силами глобализма. Антиглобализм (движение антиглобалистов) какими методами он пытается противостоять глобализму, доминации США? Конечно, это мишура, спектакль, всё смешно. По настоящему противостоит исламский фактор, исламская традиция, абсолютно серьёзно, тотально. Конечно, Запад некоторыми их ударами пользуется и обращает в свою выгоду. Сами удары могут быть интерпретированы как скрытые манёвры, операции, провокации самого Запада. Так вот, эти операции очень серьёзные, результат их бывает часто не предсказуем для самого Запада и западной цивилизации. Исламисты ведут борьбу, в отличие от наших консервативно - революционных элементов, полностью утративших пассионарность. Я уважаю исламский фактор, чеченский фактор, иранский фактор, шиитский ислам, я уважаю Палестину и обнимаю всех этих людей. Я рядом с ними потому, что они сражаются по настоящему. Они не просто занимаются распространением газет, участием в пикетах, эти люди соприкасаются с настоящим огнём, кровью и настоящим стеклом, настоящей сталью, по настоящему в состоянии войны с западным миром. Также как и 60 лет назад весь мир смотрел на то, что были доктрины, основанные на экономике, сугубо экономический подход, без разницы, будь то марксизм, капитализм или социализм, и против них в состоянии войны был «Блиц Криг» – война молнии. То была сугубо нордическая, гиперборейская доктрина, духовная доктрина Европы. Европа проиграла эту войну, и сейчас встал последний нерешенный вопрос с исламским фактором. Поэтому я с ними, их союзник, но я не тот человек, который принял ислам. Я знаю, что сама традиция ислама, как пишет Рене Генон, была взята пророком Муххамедом у некоего Салмана Чистого, иранца, который преподал Муххамеду традицию, корнями уходившую в нашу нордическую Гиперборею, только она была более адаптирована к арабской почве, к бедуинской и пастушеской среде. Поэтому к исламу я отношусь хорошо, и к Усаме бен Ладену, если он не является провокатором и не состоит на службе у ЦРУ, во что я не верю. Думаю, этот человек по настоящему противостоит им. В какой - то мере он имел с ними некое соприкосновение, но они думали, что используют его, а он надеялся, что использует их. Я уверен, он по настоящему ведёт войну против них тотально. И поддерживаю его людей, но я против тех русских, которые принимают ислам. У нас есть своя прекрасная традиция, есть своё право на метрополию, цивилизацию, у нас есть своё жесткое, категорическое «Я» в этом цветном глобальном мире, у нас есть своё тотальное «Я». Мы половина мира, мы, как говорит Александр Гельевич Дугин, «Heartland» – сердце земли. Как говорили очень многие, «кто правит Евразией, тот правит всем миром».
Поэтому я против таких русских и обращаюсь к ним: «Вступайте в нашу традицию, копайтесь в наших корнях». Люди сжигали себя, люди уходили в гари, в леса, уходили в полное самоуничтожение. Настолько тотальная и откровенная была наша традиция. Это после того, как этот выродок Пётр I и до него Алексей Тишайший предали сакральный мир, наше внутреннее футурологическое измерение Западу. 1666 год, Собор, после этого произошёл перелом. Поэтому, господа, ищите глубже этого сатанинского Собора, ищите глубже и там вы найдёте огонь, там вы найдёте измерение, которое по своим температурам гораздо тотальней того, что вы берёте внешне из ислама.
Ю. Копылов: - А чем плоха культура Запада? Запад по своей сути неоднороден, чем он плох вообще?
И. Гаркавенко: - Последняя группа, последняя традиционалистическая формула, согласно которой мог развиваться Запад – это были розенкрейцеры. До этого были тамплиеры, которые были в 1313 году сожжены на кострах. Тамплиеры, рыцари храма выполняли величайшую миссию, были связующим звеном между эзотерикой Запада и эзотерикой и сакральностью Востока. И были уничтожены. После них эту нишу заняли розенкрейцеры, рыцари розы и креста. Рыцари, которые в практическом плане использовали малые дионисийские мистерии. Вот эти рыцари розы и креста были связующим звеном между эзотерикой Востока и герметикой, алхимией и эзотерикой Запада: между суфизмом, шиизмом и Западом. После 1648 года, завершения 30 летней войны в Европе, розенкрейцеры, осознав то, что она потеряна для сакральности и эзотерики, полностью уйдя в профанизм, в мирское, светское, что Европа в одном шаге от сатанизма, идёт на поводу у картезианства: у Галилея, у Бэкона, у Ньютона, т. е. Европа механическая, гравитационная, Европа - грязь, Европа - гниль, они покинули её. Это по сведениям моего учителя Рене Генона, который в могиле уже давно, умер в 1951 году. Европа была вычеркнута из списка сакральной Вселенной. Она возымела чудовищные, дьявольские права на всю остальную Вселенную и занялась экспроприацией всей остальной Вселенной. После этого были 1789, 1848, 1917, 1945 годы. Она жрёт всех нас эта Европа, этот Запад, уничтожает нас, молотит всех нас своими железными, механическими лопастями. Она пытается оторвать нас от природы, от сакральности и сделать из нас сугубо атомарных индивидуумов потребления, ограниченных животных, которые знают, что границы собственного «Я» заканчиваются границами своего тела. Армаггедон, собственно, уже наступил. Консервативная революция закончена. Последнее, что я хотел бы сделать, вспомнить один момент из «Эдды», произведения из германской мифологии. После Рагнарёк, битвы Богов, когда последняя битва проиграна, когда Один (Вотан), Тор, Бальдур и другие все погибли, при этом убив волка Фенрира, который должен был поглотить солнце, убив змея Эрмунганга молотом Мёльнира. Так вот, после гибели Богов, после Рагнарёк, будут рождаться Герои и приходить в этот мiр и видеть себя совершенно чужими, будут видеть вокруг себя ублюдков. Но, что гласит «Эдда» – эти Герои должны единолично, по принципу «и один в поле воин» бросаться в это сражение против современного мiра и погибать. Погибшие Герои, опоздавшие по своему рождению на Рагнарёк, попадают в Вальгаллу, которая приобретает этих Героев постепенно, накапливая их до некоторой критической массы, и только тогда она совершает свой реванш. Свой великий консервативно-революционный, нордический, наш реванш. Поэтому все консервативные революционеры, все Герои, кто сейчас приходит в этот ублюдочный гомосексуальный мiр, несмотря на то, что против них вся конъюнктура, условия, политические и культурные порядки, просто должны единолично вступать в сражение, погибать в этом сражении. И тогда из Вальгаллы мы начнём свою консервативную революцию, начнём своё контрнаступление и опрокинем всю эту гадость.
Ю. Копылов: - Так, что же, Евразийство хочет модернизировать Европу или уничтожить её?
И. Гаркавенко: - Евразийство хочет того, что сильно звучало в начале 20-х, 30-х годах XX века. Евразийство хочет союза Маринетти и Генона. Евразийство за то, что, собственно, сказал Антон Мюллер Ван ден Брук: «Мы выступаем не за те ценности, которые в прошлом, мы выступаем за те ценности, которые вечны». Евразийство выступает за те ценности, о которых ещё лучше сказал Лев Тихомиров, который был народовольцем, прогрессистом, был против Николая II, но когда он поехал на Запад, посмотрел Великобританию, Францию, западный порядок, он написал письмо в охранку, Николаю II, где сказал такие слова: «Я служу России, я служу Монархии, я против этой гадости и я увидел, что всё от России». Он оказался предан России раз и навсегда, выразив то, что потом было в доктрине японской империи: «Западные технологии плюс японский дух». Лев Тихомиров был за русский дух и западные технологии. Раз мы противостоим Западу и западной цивилизации, мы должны взять интернет, «Haarp», эти установки на севере планеты, в Арктике. Мы должны взять всё: термоядерные, водородные ресурсы, атомные подводные лодки; всё совершенное, но при этом сохранить нашу метафизику. Их физику завязать в узел с нашей метафизикой: русской, тотальной, евразийской, нордической, гиперборейской метафизикой.
Ю. Копылов: - Как иные расы могут быть представлены в этом евразийском комплексе?
И. Гаркавенко: - Что такое русский империализм? Как недавно объяснил это Александр Гельевич, я с ним полностью согласен, русские не должны идентифицировать себя в пределах федерации как русская республика наравне с калмыцкой республикой, татарской, дагестанской, ингушской. Не должны! Тем самым русские себя минимализируют, ставят себя горизонтально равными с калмыками, татарами, дагестанцами и т. д. Русские – это имперский народ, русские – народ, который бросает себя в жертву ради сохранения всей планеты, бросают себя в жертву ради идентификации, сохранения идентификации всех остальных наций этой планеты во имя спасения от универсальной матрицы, которая идёт на нас оттуда, где «вечернее море», по интерпретации Тибета, «море Ада», «море Дьявола», Атлантики. Поэтому русские не должны идентифицировать себя в свою собственную республику, они надреспубликанский народ, надэтнический имперский народ, связующий этносы, все остальные народы. Этот тот долг, миссия, которую выполняли римляне, римские центурионы, легионы во времена империи, когда были друзья и союзники римского народа и было множество этносов. Были лонгобарды, дуи, алоброги, германцы, каппадоки, армяне, египтяне и т. д., из регионов была Греция, был кельтский союз, даже Спарта. До определённого времени в Риме была Цветущая Сложность. Каждый народ распоряжался своим внутренним бытием, сообразовываясь со своей традицией. Сейчас этот долг в макромасштабе, в имперском, мировом масштабе должны выполнять русские. Поэтому каждая нация, это жемчуг, алмаз, инкрустированный своей традицией, своей историей, и мы бросим все свои силы, чтобы он был сохранен и был драгоценен – остался навсегда. Русские отдают себя в жертву во имя этих алмазов, этих прекрасных произведений.
Ю. Копылов: - Но готовы ли например, тюрки, признать доминацию русских?
И. Гаркавенко: - Доминации русских как таковой не существует. Эпоха иерархий, эпоха пирамид, когда всё постепенно сужается и замыкается в одной точке, прошла. Наступает эпоха сетей, она торжествует, отвоёвывая свои позиции у эпохи пирамид с конца 90-х годов. Никаких пирамид, доминаций не будет. Есть просто Россия, обладающая по своему масштабу, сырьевым ресурсам, людским ресурсам, по своему пассионарному потенциалу, и главное, помимо этнического, по географическому ресурсу, доминирующей позицией на территории Евразии и в мiре. Россия отдаёт себя в жертву во благо сохранения этносов, всех бесценных традиций, которые в случае утраты будут утеряны навсегда. Никакой доминации не существует. Россия выступает за многополюсный мир, за мiр, где будут Великая Турция, Великая Индия, Великий Китай, конфуцианская цивилизация, Великий Иран. Россия выступает за мир метрополий. Иран будет метрополией, Индия будет метрополией, конфуцианский Китай будет метрополией, Великая Россия, Великая Япония: синтоистская, самурайская, прекрасная, полумодернистская, полутрадиционная, Япония мистическая, даже Куба того самого Фиделя. Кстати, Эрнесто Че называл себя в молодости латиноамериканским левым националистом, а не социалистом и не интернационалистом. Так вот мы за перонистскую, чегеваровскую Латинскую Америку, за метрополию. Мы за Великую Европу, за Великую Германию, мы даже за «Deuchland, Deuchland uber ales!», мы за «Россия всё – остальное ничто!» и т. д. Мы за то, чтобы была абсолютная Цветущая Сложность, тотальная Цветущая Сложность. Мы против вот этой матрицы, против этой наглости, которая звучит везде и вокруг, что либерализм, капитализм, рыночная экономика, попкультура Запада, киноиндустрия Голливуда – это наивысшая планка и она должна или мирным, или насильственным путём быть навязана всему остальному миру. Мы должны этому сопротивляться легальным путём, нелегальным путём, с микрофоном в руке или с автоматом. Они не пройдут!
Ю. Копылов: - Сложность также может породить множество конфликтов или конфликты – это не зло?
И. Гаркавенко: - Конфликты? Я надеюсь таких конфликтов, какие порождает перед нами вызов глобальной цивилизации, таких тотальных конфликтов не будет. Мы все стоим перед угрозой ковровых бомбардировок, применения ядерного оружия локального типа, установок «Haarp». Я надеюсь, что с этой угрозой мы не столкнёмся, а те нюансы, когда будет достигнута Цветущая Сложность, мы разрешим. По крайней мере, тогда ядерное оружие, оружие глобального масштаба, я бы назвал его оружие - дефект, какая-то пагубная тупиковая ветвь в нашей цивилизации, оно будет устранено, отрублено, срезано. Тому пролитию крови, которое может произойти тогда, я надеюсь, мы будем препятствовать, потому что это будет союз гармонических, этнических национализмов. Да, это этнический союз гармонических, мистических, традиционных национализмов, которым противостоит матрица, считающая себя универсальной и навязываемая всем. Те насилия, которые нам несёт матрица, а она нам несёт глобальную войну, где будет применено оружие в своей последней точке научного прогресса, в абсолютно человеконенавистническом измерении, где будут гибнуть миллионы, я думаю, что в будущем это будет полностью устранено!
Специально для «Славянского Единства», Ярослав Хомяк
Источник: http://m-kalashnikov.livejournal.com/726869.html и http://m-kalashnikov.livejournal.com/727158.html