| varvar.ru: Архив / Тексты / Фадеев / Runners point |
RUNNERS POINT
Реклама:
«Опа!» - сказал Лёха и остановился. Мы двигались по лесотундре, снег ещё не весь сошёл, чем-то дымчатым со слабым намёком на грядущую зелень покрывались берёзовые рощицы, и то, что через месяц сошло бы за ручьи, сейчас кипело реками. Дело было к ночи, но июньская ночь под Мурманском светла как день, чуть, разве что, призрачней, интересней чем-то, богаче. Вот, опять что-то нашли...
До сих пор в нашем исследовании странного господствовал аспект скорее мифопоэтический, но это именно аспект, суть же дела не пойми какая. Мифопоэтически, как мы видели, ударившиеся в бега всегда возвращаются – но в преображённом виде – т.е. как бы не возвращаясь. А не мифопоэтически возвращение, бывает, и не случается вовсе. Есть бег сам по себе. Вот у крайнего толка староверческого беспоповского согласа бегунов или, иначе, странников, каждая остановка равносильна нарастающему греху: накоротко, по болезни или другой напасти остановиться простительно, но жить, пребывать в захваченной антихристом осёдлой обыденности попущено лишь так называемым странноприимцам или жиловым. Они и содержат вынужденные схроны в подвалах да сараях, сами обитаются рядом, вроде как все живут, ан вовсе не как все. Остальным же и так нельзя. Сама суть странничества здесь уловлена на удивление точно и даже поставлена на службу гонимой вере; мы знаем: странность есть существование в отсутствии где бы то ни было, «ускользание от», избежание. Странник всегда не здесь . Запащивались до смерти, устраивали палы, когда кадровые обкладывали со всех сторон. Странноприимные хоронили в тайных могилах без креста и без гроба, говорят о них даже, правда или нет, что якобы обеспечивали иному отбегавшемуся красную смерть : мученическую, удушением легендарной красной подушкой, искупающую нажитые грехи. Но и жиловые, как написано у Даля, « с летами вступают в странничество, пропадая безвести ». Что здесь осталось и присутствует от того, что мы, осёдло-обыденные, знаем как Православие, трудно сказать. Тут что-то иное, немыслимое в наших мерках. Спаси всех Христос.
Бегуны о возвращении не помышляют, поскольку возвращаться некуда, а того, куда «бегут», не существует, и до конца света не будет, только тогда и обещано. Даже последняя, смертная, остановка в этом беге скрыта безвестностью, её как бы и нет, ушёл в землю бегун, и всё тут. Бегунами были известные на всю читающую Россию Лыковы – благодаря тому, что журналисту Пескову попались – но это крайне редкий случай, чтоб так «засветиться». Бестолковые и жалостливые дискуссии о них, мол, как можно так жить, содержательно ничтожны, ибо Лыковы не выживать и размножаться ушли, а просто: ушли от нас с вами и того, что нам дорого.
Считаются изуверами . Их выслеживали, ловили. К бегунам у полиции какие претензии? Налога не платят, уклоняются от службы и не такие, как все – за последнее преследовали по наущению Синода. В детстве я как-то придумал игру: выйти на улицу и по возможности незамеченным прохожими, от дерева до подворотни, там до кустов и дальше – пройти определённый маршрут. При этом, если ты всё же попался на глаза, надо притвориться таким же прохожим, чтобы никто не понял, что пытался спрятаться. Наверное, таково и самоощущение беглого преступника, но и бегун – преступник в глазах мира-антихриста, поскольку не признаёт его законодательства, но имеет своё, иное. Мужик с тёмным взором и с красной подушкой или факелом в руке в этом мире подсуден ли?.. Такие суды в дореволюционной России известны, предъявлялась и подушка; впрочем, те доказательства сейчас не выглядят достоверными, может, мирно спали на ней. Если вам так спокойней.
«Опа!» - сказал Лёха и встал, глядя под ноги. Большое и малое озеро; из большого и красивого, прямо из середины, картинно выходит метров на тридцать скалистая сопка, а у малого, непримечательного, зубами вверх лежит человеческий череп. Таких встреч у нас ещё не было. Стали осматриваться и вскоре локализовали по скоплению мелких костей и выпавших из черепа резцов первоначальное положение останков, над которыми основательно потрудились птицы и лисы (вряд ли росомаха, та бы и черепа не оставила). Судя по одежде, сохранившейся в виде обрывков, и состоянию зубов, это был молодой, до сорока, мужчина. Женщин в открытой тундре нам вообще видеть не доводилось. На большом лоскуте от чёрных спортивных штанов значилось: RUNNERS POINT . Грубый, рваный, заросший мхом кирзовый ботинок и полулитровая бутылка из-под «7 up » со сроком использования до 94-го года завершали картину. Покойнику было уже лет с десяток, и был он, скорее всего, беглым зэком (в одном Мурманске «зон» не менее двух только известных нам).
Зачем я перед этим завёл речь о бегунах-староверах? Ну, во-первых, как о них, странниках-невозвращенцах, не упомянуть при случае? А почему сейчас – не знаю… по ассоциации, наверное; хотя наш-то явно к ним не относился, пусть и беглец. Эта надпись… да, она, конечно… По наличию пока неявного смысла, по намёкам на смысл и тайную связь, не впервой нам следовать их невидимыми тропами. Знаем уже, что в традиционной Индии освобождённый, пребывающий в состоянии самадхи, и не считающийся человеком чандала, внешне часто ведут себя одинаково непотребно – они оба внекастовы, «не люди». Так бегун с беглецом.
Что бы там ни имели в виду изобретатели товарных знаков и брендов, словосочетание несло в себе некую неопределённость: бегуны имеют какой-то свой «пунктик», или просто пункт, то ли исходный, то ли промежуточный, – регистрации, скажем, и «7 up » выпить заодно, то ли конечный, где призы выдают. А может, это место, где они вообще бегают. Что за «место» такое? Этот вопрос появился уже после того, как само собой утвердилось в сознании прямое соответствие надписи и драмы, произошедшей когда-то на берегу небольшого озера, и в таком прочтении она однозначно понималась именно как финиш для нашего «бегуна»: отбегался, братела, получи приз и допивай 7 up . Но вот сижу я сейчас и думаю: не так просто, не так, есть тут ещё что-то. RUNNERS POINT – это то, вернее, там, где бегут . Или странствуют. Но ведь это и есть Страна* . И представилось мне вдруг, что именно эта Страна и зовётся Россией, и неустроицы все её, и пустотность оттого, что ничего-то в Стране дельного да надёжного не выстроишь, для другого чего-то предназначена, подмоет очередную «всесоюзную» нескончаемыми дождями да обрушит – вон их сколько, повалившихся и дико торчащих телеграфных столбов по тундре – и кругом под ногами только эти ручьи по камням и проволочная ржа, ржа и каменные обломки!.. Но властно зовёт в свою глубину, а глубина её безмерна, бездонна. Почему зовёт, зачем нужны ей, что или кто ожидает за сопками – того мы не ведаем, но, видать, сильно ждёт. Ибо тоска зовущего передаётся и нам, свила гнёзда на донышках глаз, а я не знаю другого, столь же странного чувства, как тоска, что поднимает в дорогу, но не отпускает и в пути, вот и ландшафты эти только зримое её выражение, пусто вокруг и полны мы пустыней. В смысле «пунктика» RUNNERS POINT – это наша захваченность Страной .
Тоска!.. Идём мы с Лёхой день за днём безмерными тундрами, меняются горизонты, скалы уступают массивным пологим холмам, холмы – скалам, сверкающим базальтами на солнце после очередного дождя, мы ищем проходы между каскадами озёр, соединённых реками, на реках – броды, а не находим – так плывём, завернув барахлишко «пельменем» в тент, – идём, и не внушает эта бескрайность мысль и надежду на деловое её освоение, пленяет она, дурманит, но сама не пленяется, нет. Всосёт, растворит в мороке любое вторжение инородного мира.
…Время заполночь, но до сна ли, если десять лет нас тут ждали и дождались, наконец. Собрали мы его, сколько могли, и похоронили. Лёха с соседнего болотца камень прикатил, а я берёзку для такого дела загубил, крест вырубил и ямку топором вырыл – костей всего ничего, череп, рёбра да позвонки, растащили песцы остальное. Я не оговорился, когда написал чуть выше «встреча», а не более понятное и банальное «страшная находка». В нашей с Лёхой ситуации так правильней: встретились трое и разошлись, один вниз сошёл, двое дальше двинулись раздвигать собою набегающие с северного океана туманы, дальше – на полускрытое туманами солнце. Мелькнуло что-то красное у собирающего рюкзак Лёхи. Нет, показалось, яркого с собой не берём, то блики ночного солнца на ряби озёрной. Уже на ходу усомнился вдруг: что если покойный – магометанин или другой какой веры, а мы его по православному отчитали? Поделился с Лёхой, тот долго не думал: а мы его обратили. Вот так, значит! Обратили. Ну, ладно. Ночевали уже под утро, неподалёку, на берегу «красивого» озера. Трёх-четырёх часов хватало, неинтересно спать на свету при такой-то красоте.
*) Здесь нужно сознаться, что именно с этого места текущей главы (написанной по свежим впечатлениям) автор начал пользоваться словом Страна в определённом смысле, соответственно переправив прежнюю страну Нигдею в предыдущих главах.
Реклама: