Реклама:

То, что дошло до наших дней в форме фольклора, т.е. народных традиций легенды и сказки, может быть уподоблено груде минералов, которые наряду с пустой и бесполезной породой содержат и ценную руду. Этот материал крайне важен в литературном и эстетическом, но в еще большей степени - в духовном плане, т.к. здесь в запутанной и почти бессознательной форме до нас дошла информация о событиях, имеющих трансцендентный смысл и являющихся основой для определенных циклов развития цивилизации.
Средневековый (или имеющий средневековое происхождение) фольклор является в этом отношении наиболее интересным. В одной из наших работ - "Мистерия Грааля. Имперская гибеллинская традиция." мы уже имели возможность определить, какой смысл в различных традициях или героических эпосах Средневековья несут в себе такие фигуры, как король Артур, пресвитер Иоанн, Парсифаль, Огьер, "Фридрих" и т.д. В данной работе мы попытаемся вкратце изучить аналогичный цивилизационный цикл, также известный и в Италии широкой народной аудитории (еще до того как детективы и порнография захватили пальму первенства), хоть и не сравнимый с итальянской классической литературой, или с "Божественной комедией". Мы хотим обратиться к рассказам, имеющим в качестве главного героя бедного, лишенного наследства, или странствующего рыцаря ( Guerrin Meschino ); рассказам, рассматриваемым сегодня, лишь как развлечение весьма среднего качества, впрочем, вполне подходящее для детей.
На самом деле, эти рассказы на более чем законных основаниях могут фигурировать среди тех, в которых туманная подоплека, или "мистерия" Запада эпохи Средневековья пытается образно себя проявить. "Странствующий рыцарь" не просто надуманный типаж рыцаря, это символ. Он символизирует средневековую душу в ее попытке познать саму себя. Чтобы понять скрытый смысл фантастических и наивных рассказов этого цикла необходимо знать другие циклы, с которыми данный часто переплетается и которыми, в свою очередь, порождается. Здесь важно то, что все эти фундаментальные темы отсылают нас к древнейшим традициям, миру и духовности, предшествовавшим христианству.
"Странствующий рыцарь" представлен как некий индивидуум, не знающий о своем "благородном" происхождении, завоевывающий свое благородство посредством сражений и проявляя себя как наиболее отважный из рыцарей, снедаемый непреодолимым желанием узнать о своем происхождении (говоря образно - узнать и найти своих собственных "родителей"); он стремится осуществить целый ряд намерений и аллегорических приключений. Здесь, кроме собственно традиционного, присутствует и расовый элемент. Итальянское слово соответствует французскому Guerin или Garin , т.е. тому символическому типу, который связан с рыцарем по имени Гелиас ( Helias ), Гелиос ( Helios ), Логенгрин ( Lohengrin ), или Лоэнгрин ( Loengrin ), в конечном счете - с "рыцарем Лебедя". Речь идет о рыцаре, который прибывает из некой таинственной земли, иногда из земель короля Артура, или Грааля, иногда из земель Венеры, а также из самого Рая. В нашей книге "Мистерия Грааля" мы показали, что эта земля есть ни что иное как та, что именуется "землей гиперборейцев" на крайнем Севере, и посвящена Аполлону, солярному божеству дорическо-арийской расы; землей, которую стоит рассматривать как центр и место происхождения различных белых рас, которые впоследствие спустились к Югу по причине изменения климатических условий и оледенения.
Мы можем, развивая эту мысль, рассматривать "рыцаря", определяющего себя: "Я из этого мира, не знаю ни откуда иду, ни куда направляюсь", как аналог "рыцаря Лебедя", Лоэнгрина, который утратил знания о своем происхождении; здесь за каждым символом всегда стоит человек арио-нордической, средневековой цивилизации, отправляющийся на поиски потерянной оси своей более высокой традиции и своего таинственного наследства.
Мы не станем здесь описывать различные символические путешествия рыцаря на Восток. Говорится, что именно там пресвитер Иоанн может разъяснить рыцарю что-то о его происхождении. Легендарное царство пресвитера Иоанна, в свою очередь, не более чем один из образов, в котором народная фантазия Средневековья воплотила воспоминания о примордиальной "священной земле" и, прежде всего, о наивысшей роли королей и рыцарей (естественной и сверхъестественной одновременно), являвшейся центральной в соответствующей ей гиперборейской традиции. В средневековых изображениях этот центр зачастую помещается в разных местах, но предпочтение отдается Востоку. В рассказах рыцарь оказывается "в конце концов в земле возле Леванта". В месте, подобно расположенному "на горе, чья вершина словно касается неба" - символе взаимосвязывающей, в определенном смысле, функции между земным, человеческим элементом и элементом сверхчеловеческим. Но самой важной деталью является то, что гора в его царстве является центром культа и местопребыванием оракула Аполлона, т.е. деталью не христианской по происхождению, но арио-эллинской, пришедшей из регионов Гипербореи, хотя пресвитер Иоанн, царь этих земель "правды и благополучия", описывается, с почтением к господствующей религии, как рыцарь и царь христианский.
В различных легендарных традициях мотив завоевателей, предпринявших аналогичные путешествия в земли пресвитера Иоанна и другие схожие места, повторяется крайне часто. Все эти места отмечены теми же самыми "солярными" деревьями, что соответствуют оракулу Аполлона, и получают, таким образом, сверхъестественное освящение и силу, ведущую к, так сказать, восстановлению связи с предками, что неявно выражено их огромными размерами. Этот мотив вновь встречается в историях о рыцаре, который по прошествии определенного времени должен получить могущество самого пресвитера Иоанна, в особенности его воинские способности; рыцарь, как того и хочет пресвитер, становится главнокомандующим его войска и почитается всеми, наравне с пресвитером. Но поиски рыцарем своих корней в царстве пресвитера Иоанна успешны только наполовину. Рыцарю лишь удается узнать о том, что его род - королевский. Чтобы в действительности встретить своих родителей, он должен отправиться на Запад и на Север, проходя через различные испытания, в частности путешествуя через царство феи Альцины. По сути, Альцина воплощает в себе типичный принцип обольщения и отрицания мужского, венерические и гинекократические влияния, являющиеся центральными в до-арийских цивилизациях Юга. С другой стороны, тот факт, что рыцарь возвращается на Запад, компенсирует, если можно так сказать, деформацию народного воображения и случайные обстоятельства размещения на Востоке того центра, который в действительности является отображением центра северо-западного, места происхождения древнеарийских завоевателей.
И вот почему в одной из версий рассказа, именно в Ирландии, у "Колодца Св. Патрика" рыцарь обретает наконец главные знания о своем происхождении. Здесь снова мы сталкиваемся с ситуацией христианской ассимиляции, которая скрывает гораздо более глубокое значение, поскольку доисторическая Ирландия действительно имеет доказательства, среди наиболее характерных, существования доисторической северо-западной традиции. В любом случае - именно на Западе развертывается одиссея рыцаря, в конце концов обретающего своих родителей. Но он предпочитает отвергнуть царское достоинство и величие этого мира ради того, чтобы посвятить себя аскезе. Противники называют его "Сын Божий". Само название "Раса богов" являлось именем легендарной расы, пришедшей из Аваллона в Ирландию, согласно свидетельствам древнейших ирландских традиций народа Туата де Дананн; Аваллон в данном случае - еще одно из имен, определяющих сам северо-атлантический примордиальный центр. Символы говорят достаточно ясно о конечной цели этих приключений. Путь возвращения к истокам, по крайней мере для расы западных завоевателей, возродившихся под знаком Священной Римской Империи германской нации (по-видимому приключения рыцаря разворачиваются во времена царствования Карла Великого), это не тот путь, который согласно абсурдным "эволюционистским" теориям приводит к неким новым, животным условиям существования, но путь, постепенно ведущий с Земли на Небо и соответственно, говоря терминами Данте, ведущий от жизни действенной к жизни созерцательной. Не волею случая, но как финальная реализация, после всевозможных героических испытаний, одиссея странствующего рыцаря заканчивается под знаком аскезы. Эти столь популярные "эпосы", развлекавшие молодежь предшествующих поколений, резюмируют, рассуждая логически, фундаментальные этапы полноценного духовного пути, и ценны также как описание призвания обособленной личности или как традиции различных рас.
Теперь у нас есть все необходимые сведения, чтобы рассмотреть число "тринадцать", как число позитивное, благодатное и "солярное". В дальнейшем мы объясним каким образом произошло превращение этого числа, в частности, в число веселья и, в более общем случае - в несчастливое число.
Любая традиция может переживать период замутнения, упадок, в такой форме что, при сохранении внешних форм, исчезает основная сила, которая должна пронизывать и возрождать ее. Одна из наиболее выразительных символических форм, описывающих такое положение дел является объединение двеннадцати, которым, без сомнения, не хватает тринадцатого. Если мы обратимся к средневековой формуле, описывающей эти идеи, мы обнаружим с весьма интересным изображением Круглого Стола, вокруг которого сидят двенадцать рыцарей, но при этом тринадцатое место пустует и глубокомысленно называется опасным. Никто не может занять его, если не пройдет ужасающее испытание. Это место закреплено за избранным рыцарем, отмеченным судьбой, лучшим из всех, чье имя в рыцарских романах иногда звучит как Галахад, иногда как Парсифаль или Гавайн. Особое качество этого рыцаря дает ему право занять пустующее место, т.е. воплотить в себе верховную солярную функцию и стать вождем оставшихся двенадцати рыцарей, т.е. возглавить определенную традицию, организацию, или объединяющий их цикл. Если какой-то иной рыцарь захотел бы занять это место не будучи достойным, его бы постигло несчастье: он был бы охвачен огнем, или же земля расступилась под его ногами. И наоборот - избранный рыцарь остался бы невредим, несмотря на эти явления. Зачастую он представлен как некто, кто, в отличие от других, способен починитьсломаный меч - символ, ясно указующий на упадок, которому рыцарь положит конец. Именно здесь, как становится ясно, заключено двойное значение радости и несчастья числа тринадцать. Зловещий его аспект должен, естественно, превалировать, исходя из простого соображения, что на описанном нами уровне является естественным, что большинство из тех, кто пытается занять тринадцатое место, не оказываются на должной высоте, чтобы пройти испытание.
На основании этого примера можно судить о том, что сохранилось в глупой, неявной, подсознательной форме в народных предрассудках. Сила предрассудков - это не более чем автоматизация и материализация того, что изначально связано с духовным. Времена западного Средневековья - это последний период, когда традиции, как те, например, что были связаны с числом 12, 13, или "опасным" местом, еще хранили свое значение такого рода. Чтобы оценить дистанцию, существующую между ними и их (предрассудочным выживанием) суеверными пережитками, мы вновь отсылаем читателя к нашей книге "Мистерия Грааля. Имперская гибеллинская традиция". Мы привели примеры и показали, что рыцарские легенды, о которых сказано выше, были напрямую увязаны с духовно-политической проблемой гибеллинской Империи. Рыцарь Грааля, долженствующий восстановить во всем былом великолепии таинственное Царство и отождествляемый с избранным рыцарем, способным без страха занять "опасное", пустующее тринадцатое место, является ни кем иным, как правителем, ожидаемым всем гибеллинским миром, избавителем от узурпации и мировым установителем Священной римской Империи германской нации - Sacro Imperio Romano Germanico. Он соответствуют также, в большей или меньшей степени, таинственным Dux и Veltro (Вождь и Гончая) у Данте, которые больше, нежели это обычно принято полагать, связаны с традициями, о которых мы упоминали, в то время как Рихард Вагнер в наиболее жалкой форме фальсифицировал их истинное значение.
Но имперской надежде, как известно, не суждено было сбыться. За недолгим взлетом последовало падение: эпоха Возрождения, гуманизм, Реформация, анархическое и жестокое развитие государств-наций, абсолютизм и наконец революция и либерализм. Можно себе представить до какой степени опустело сегодня тринадцатое место. Но символ, который в нем заключен, в точности соответствует тому, о ком мы слишком хорошо знаем - гибеллинскому императору, тому, кто не умер, тому, кто спит вечным сном, тому, кто ждет "исполнения времен", чтобы проснуться и возглавить в последнем сражении армию верных и не забывших.

Реклама: