Варварские тексты: Бахтияров О.Г. Заря диктатуры креативного класса

Незначительная и, можно сказать, служебная прослойка творческих людей на наших глазах приобретает в обществе все больший удельный вес. Эта прослойка уже практически переформатировалась в отдельный социальный класс, который, вполне возможно, будет в ближайшем будущем диктовать свои условия остальному миру.

Мир современной технологической цивилизации не то, чтобы приближается, но, по крайней мере, проходит рядом с возможным фундаментальным преобразованием. Некоторые социокультурные и технологические аспекты этого преобразования уже можно прогнозировать. Ожидаемые изменения чрезвычайно интересны, однако состоятся они или нет — это еще большой вопрос.
У нового мира есть свои провозвестники. Во-первых, это Сергей Переслегин (Россия), разработавший и концепцию когнитивного мира, и технологию "знаниевых реакторов", позволяющих получать новое знание в интенсивном режиме. Во-вторых, это Ричард Флорида (Канада — США), автор концепции нового экономического класса, основная функция которого обозначается как функция творческая, креативная, то есть связанная с созданием новых идей и новых форм. Ядром этого класса представляются люди, занятые в научном и техническом творчестве, архитектуре, образовании, искусстве, музыке, индустрии развлечений. Речь идет о кардинальном изменении места творческих людей в системе экономической и организационной деятельности человеческого сообщества.
Как бы банально это не звучало, но следует все же признать, что в прогрессе "виноваты" творческие люди, рождающие новые идеи. Потом эти идеи превращаются в инновационные технологии с последующей продажей и использованием их результатов. Такой "естественный" порядок вещей демонстрирует тенденцию к трансформации. Творчество из естественного ресурса превращается в целенаправленно культивируемый. Это, конечно, влечет за собой серьезные технологические, социокультурные и политические изменения.
До недавнего времени создание новых содержаний и открытие новых смыслов представляло собой преимущественно спонтанный процесс, результаты которого использовались в той мере, в какой это отвечало потребностям рынка или могло быть навязано потребителю. Творческий продукт находил себе применение только при условии, что реакция на него была достаточно выраженной. Но в мире, зарождение которого происходит на наших глазах, — назовем его кретивным миром — создание нового (новых знаний, новых смыслов, новых технологий) становится ведущим процессом и начальным звеном экономики и политики. Это уже не выборочное использование продуктов деятельности творческих людей, как это было до сих пор, а целенаправленное создание нового.
Потому ставится на повестку дня вопрос о формировании новых социальных институтов, иначе говоря — об институциализации деятельности творческих людей. Если они превращаются в экономический класс, то нужно понять, какую плату они потребуют за свою ведущую роль в организации общества. Военная аристократия требовала власти, признания ценностей героизма и высокой культуры. Торговая и финансовая элита утверждала ценность денег (как эквивалента успеха и залога политического влияния), неизбежность материального и, как следствие, социального неравенства, примат культуры массового потребления и развлечений. Креативный класс потребует совершенно иного.
Спонтанное творчество не нуждается в мотивации, творческий процесс обычно принудителен по своей природе. Оправданием и наградой является сам акт творчества. Только потом общество отбирает, что ему нужно — например, то, что может превратиться в продаваемый продукт в современном рыночном строе. Проследим же, что происходит, когда творческие люди выделяются в отдельный класс, занимающий ключевые позиции в экономике и организации управления. Очевидно, их целенаправленные (и немалые) усилия по разработке принципиально новых технологий должны быть как-то оправданы. Иными словами, чего они могут потребовать?
Понимая мотивацию и амбиции творческих людей, нетрудно придти к выводу — платой может быть только одно: новое знание, проект, идеи должны быть технологически реализованы независимо от наличия или отсутствия спроса на них. Это непривычный взгляд с точки зрения современного рыночного строя, тем более с точки зрения отечественных нерадивых учеников классического варианта рыночной экономики. Для них очевидно, что технологии создаются ради продуктов, на которые есть или может появиться спрос. "Инновации создаются рынком, а не внедрением научных разработок", — говорят они, выстраивая свою иерархию отношений знания и потребления. Но для креативного класса не потребление становится ведущим стимулом для изменений, а производство и реализация нового. И это новое должно получить жизнь, воплотиться не из-за его полезности, не потому, что на него есть спрос, а просто в силу того, что его произвело сообщество творцов, воплотиться как плата креативному классу за его место в экономике.
Творческая деятельность часто носит откровенно подрывной характер. До сих пор принципиально новое всегда было контркультурным действием, нарушающим сложившееся равновесие. Только постепенно культура, а потом и социальные институты осваивали это новое, ассимилировали его, включали в свою ткань. Инновации приживались лишь тогда, когда они вписывались в социокультурные стандарты: усиление власти и расширение потребления.
До сих пор легитимными инновациями считались те, которые стимулировались рынком, а не порождались активным сознанием. В структуре же нарождающегося креативного мира первичным является творчество и его проекция на социальную и экономическую реальности — инновации. А мир приспосабливается к ним. Это весьма нетривиальная трансформация социальной реальности. Она влечет за собой изменения и в структуре власти, и в методологии управления. Если креативный класс становится ведущим и формирующим социальную и культурную ткань, то он, естественно, задает и свои нормы: поведенческие, ценностные, стилистические. Производство нового опережает потребность в этом новом. Технологическая экспансия "по всем азимутам" возможного технологического развития создает очень емкий мир, не на один порядок превышающий емкость известных нам культур. Быстрота его развития требует особых технологий управления социокультурными процессами, которые обнаруживают взрывной характер.
Взрывные процессы — одна из характеристик креативного мира. Это "быстрый мир", по выражению Сергея Переслегина. Но "быстрый мир" — это мир, из которого вынуты "тормозные стержни". Вообще-то в каждом нормально живущем обществе есть эти "тормозные стержни", замедляющие процессы социального развития, делающие их безопасными. "Быстрый мир" возникает только во время и на время войны, когда требования выживания и предельные напряжения заставляют "вынуть тормозные стержни". Скачки в авиации, космонавтике, судостроении, прикладной психологии, практике управления социальными процессами — это продукты войны. Управлять быстротекущими процессами может и любит только одна разновидность человеческих существ — военная каста, точнее, та ее часть, которая любит войну как воплощение граничного напряжения воли.
Я помню прикладную психологию 80-х годов. Несмотря на жесткий идеологический контроль и косность научных учреждений, в рамках программ, имевших прямое или косвенное отношение к обороне, позволялось практически все. Можно было нарушать принципы диалектического материализма и просто нормы научного исследования — армия поощряла креативность и порождала избыточную реализацию научно-технических идей. Внешние обстоятельства (война, для которой и существует армия) и внутренние обстоятельства творческих людей оказывались комплиментарными. Быстрый мир предельных напряжений — вот идеал для тех и других.
Преобразовать мир, спроецировать на него все потенции сознания (отнюдь не только рационально-механической стороны мышления) — это для породы творческих сознательных существ не меньший стимул, чем высокая оплата труда и возможность покупки дорогих яхт и футбольных клубов. Торговцам этот быстрый, опасный и избыточный мир не нужен, как не нужен он и потребляющей продукты и услуги основной массе населения. Именно поэтому приход креативного класса и образование нового мира отнюдь не гарантированное, а скорее даже противоречащее исторической логике событие. И оно в очередной раз напоминает нам о свободе и внезаконности человеческого сознания.
Креативный мир все еще виртуален. Но он незримо живет рядом с нами. Сама его возможность косвенно влияет на видимую реальность, но будет ли он создан, родится ли — вопрос соотношения сил торговцев, воинов и творцов. Но если он не появится, то закат мира уже виднеется на горизонте. Необходимы принципиально новые знания и технологии для восстановления витальной силы приходящих в упадок наций, восстановления высокого тонуса и влияния культуры, нового соприкосновения человека с Реальностью. Все это не может быть порождено действиями творческих одиночек — требуется связная система.
Но новая культурная и социальная система может быть рождена лишь в ходе напряженного, и в чем-то насильственного преодоления препятствующей ей тенденции. Есть знаменитое определение креативности: процесс разрушения нашего гештальта ради создания другого, лучшего. Поэтому и обостряется связь между людьми войны и людьми творчества. Креативный мир — это мир диктатуры креативного класса, необычной диктатуры, направленной на стимуляцию разнообразия и постоянное создание новых форм.
В случае победы креативного меняется многое. В первую очередь, опорой нового мира вновь становится активное сознание — фактор, противоречащий общей направленности человеческой истории от внутренней свободы ко все большей обусловленности. Активное сознание означает, что мир перестает быть рабом социальной стимуляции, что поведение человека, этноса, культуры вновь начинает управляться свободной волей. На смену формуле Тойнби "Вызов — Ответ" приходит другая формула: "Воля и ясное сознание — созидание нового мира".
Но насколько реален этот креативный мир? Возьмет ли в свои руки управление социокультурными процессами "творческий класс"? Все эти идеи кажутся далекими от печальных реалий украинской политики. Доминирование того или иного клана, перераспределение собственности, призрачная власть даже не ради осуществления инстинкта власти, а ради того, чтобы найти себе сильного хозяина и пристроиться поближе к его ногам — вот содержание современной украинской политики. И иного содержания у нее просто нет. Никто не задумывается над фундаментальными проектами, никто не мыслит категориями исторических задач. А рядом действуют мощнейшие силы — геополитические, культурные, биополитические и те, для которых еще не придумано название, но которые смутно ощущаются людьми с историческим чутьем. Выжить среди них можно лишь став равновеликими им. Для этого нужны не ракеты, ядерные бомбы, транснациональные корпорации или мощные банки. Нужна лишь сила духа — то, чего у политической "элиты" Украины, очевидно, нет.
Но на периферии, в маргинальных слоях политики, в узких и разрозненных кругах интеллектуалов есть и идеи, и схемы, и проекты, и готовность их реализовать. Так творческий, возможный, но все еще (все больше пессимистов говорит, что не "еще", а "уже") не воплотившийся в реальности мир становится союзником реально живущих и не желающих подчиняться исторической инерции людей. Нужно только предоставить им то место в системе принятия решений, которое они заслуживают, поскольку вызовы, с которыми сталкиваются и украинский, и русский народы, требуют ответа нетривиального и, более того, противоречащего простой логике работы в поле возможного. Если придерживаться ограничивающих рамок возможного, то нам остается только период медленного угасания и существования на периферии современной технологической цивилизации. Но стремление жить, и жить полноценной жизнью, требует рассмотрения невозможных действий. И, самое главное, рассмотрения того, как можно осуществить невозможные действия и получить нетривиальный результат. Преодоление истории и ее законов — единственная задача, единственная надежда и единственная спасительная политика.

Сергей Переслегин:

В последние десятилетия была предпринята попытка сконструировать принципиально новые информационные структуры. Речь идет об использовании креативных методологий, креативных игр и, наконец, креативных исследовательских коллективов. Базовый производственный процесс таких фабрик удалось не только нащупать, но и реализовать, правда, в лабораторных условиях. Речь идет о квантовых мыследеятельностных процессах. Иногда во время ролевой игры или иной творческой работы, даже во время обыкновенного научного семинара, возникают мыслеконструкции, которые не принадлежат ни одному из участников обсуждения. Они создаются в процессе интеллектуального взаимодействия этих участников. Такие мыслеконструкции, обычно содержащие в себе новые смыслы, могут быть выделены и впоследствии подвергнуты обычному интеллектуальному усилению. В данном случае креативный акт не есть следствие личной гениальности. Он не есть результат "ручного" интеллектуального труда. Новые смыслы производятся информационной машиной. Говорить о фабриках мысли можно будет лишь тогда, когда будет создана технология производства и промышленного использования таких когнитивных социальных машин — креативных генераторов.