| varvar.ru: Архив / Тексты / Антончик / Философия границ |
Граница — это очерченность понятия. Все, что в границах, в пределах заявленной территории — "оно", а все, что за границами — не "оно". На какой же карте — ментальной? метафизической? — можно поискать настоящие, сущностные границы образования под названием Украина?
Бывает, сущностная нагрузка того или иного явления расползается в руках, как песок меж пальцев — когда называние замыливается дополнительными коннотациями. Все принимается за все, а еще хуже — за все, что угодно. Вселенский — или глобальный — подход равняет, посягая уже на сами полюса как центры силы. Только вот грызет интуитивное понимание неадекватности такого "уравнения" всех неизвестных. Собрать песок, утекающий меж пальцев, можно. Для этого всего-то нужно — понять, где границы пригоршни, потому что это и будет принципом, по которому песок в горсти отделен, не полежит смешиванию со всяким другим песком, да и с чем угодно.
Граница — это и есть очерченность понятия, названия. Наличие чего-либо определяется границей. Это только Вселенная безгранична, неограниченна, а вот сущее определяется через четкость границ. Чтобы понять, что что-то где-то есть, нужно это "что-то" диспозицировать по отношению к тому месту, где его нет. О чем-то можно сказать, что оно есть, только если у него есть границы. Существую, поскольку ограничен.
Мягкие и жесткие
Любое существо обладает определенной жесткостью границ: живешь хорошо — границы жесткие. В состоянии распада границы становятся более размытыми. В культуре можно найти дифирамбы обоим состояниям. Образец — вечная оппозиция даосизма и конфуцианства; если первый поднимал на щит гибкость и изменчивость, второй отстаивал Великую китайскую стену и жесткие иерархические структуры.
Когда тебя предупреждают об опасности, есть на это стандартная отповедь: "жить, мол, вообще опасно". Жизнь — вызов смерти, наличие — вызов небытию. То есть тому, что лежит за собственной границей. Этот вызов тем выразительнее, чем явственнее наличие, чем четче граница.
Сливая противоположности, учение о Дао отстаивает границы максимально мягкие, прочерченные, так сказать, не слишком принципиально. И тем самым получается уйти от напряжения, которое неизбежно создается у границ жестких. У Конфуция четко показано, как следует жить, где следует проложить границы "своего" и "чужого". Когда внутри границы заявлены реальные смыслы, понятия, чреватые интенсивностью — это значит, что граница прочерчена очень четко.
Как, скажем, у Европейского Союза, прочертившего свои границы жирными полосами отчуждения. Приняв в свой состав новых членов, он стал в еще более конкретную оппозицию ко всему, что оказалось за его пределами. Еще недавно он граничил и с теми, кого собирался в себя включить, и с теми, кого не собирался. Теперь же его граница прорисована "по существу" — отражает реалии на ближайшую перспективу.
А раз границы уплотняются, это значит, что ЕС на самом деле существует — в большей степени, чем еще недавно. Впрочем, речь пока шла только о географических границах. В экономических реалиях следовало бы обозначать зону евро (его ареал, экспансивность и динамику). В понимании мигранта ЕС — это прежде всего зона шенгена, и для него не подлежит сомнению четкая очерченность миграционных прав одних и бесправия других.
Есть закономерность, согласно которой структура, способная себя очертить, имеет тенденцию вовлекать в свои границы более пассивные элементы, которые не в состоянии себя очерчивать. И таким образом происходит экспансия. Она может происходить на уровне человека (индивидуальности), а также на уровне социальных объектов, государств, например. И может быть, эта закономерность — шанс для Украины на членство в ЕС. Поскольку целостность понятия Единой Европы кажется порою более убедительной, чем целостность понятия "Украина". И дело не в географической целостности.
Стоит задуматься, какого рода смыслы мелькают в заявлении типа "я — украинец". Пока под этим подразумевается принадлежность не к государству Украина, а к понятию "украинство". Только вот что под этим понимать — предков из села, антисоветских диссидентов 70-х или демократические ориентиры, как это было у многих классиков украинского национального движения? А может быть, Оранжевую революцию, которая своей исключительностью, ни на что непохожестью как раз и дала Украине шанс на индивидуальность, на свое лицо?
Групповые и индивидуальные
В отличие от Европейского, границы Евразийского союза размыты донельзя, во всех смыслах слова. Никто не скажет, где они проходят — на границе Донецкой области или на побережье Бретани? Это не значит, что евразийцы мирные и неэкспансивные; это значит, что Евразии (в том смысле, в каком ее понимают отдельные энтузиасты) в значительной степени нет, она в большей степени, чем ЕС, не существует. Ведь и единого понятийного аппарата, и четкой иерархии ценностей у евразийцев тоже нет. Может быть, она есть у их лидера, но тогда это получается не социальное формотворчество, а скорее, разновидность вассальной зависимости: она — налицо.
Любой видный, харизматический лидер — это человек, который убедительно сумел очертить свои границы для окружающих, сделал это достаточно жестко. Аналоги в животном мире налицо — именно в правах лидирующего самца очерчивать, обозначать пределы своей территории. На этой территории он зачастую оказывается не один — очерченными границами пользуется и подвластное стадо, или хоть семья.
Так и человек, способный четко артикулировать, осознать и очертить, что есть он, а что — по другую сторону границы "его" — такой человек приобретает репутацию вождя даже чаще, чем посягает на нее. А посягает он как правило — просто приучается воспринимать себя в определенной роли. В конце концов, и эта роль становится частью самоопределения, то есть — в пределах очерченной границы себя.
Итак, когда происходит жесткое очерчивание индивидуальности (хоть та же динамика и у явлений, и у социальных организмов), наблюдается, что менее четко очерченные индивидуальности стремятся на его территорию. Потому что каждое существо хочет быть очерчено, это закон для всякого, кто хочет быть, существовать, жить тем более. Но если у кого-то не получается очертить себя, можно попытаться воспользоваться чужими очертаниями. Ими пользуются, как одеждой.
Это не значит назвать себя кем-то другим, но это может значить — стать чьим-то последователем, а если опосредованно — последователем какого-то "изма". В конце концов, у всякого "изма" есть отец-основатель, и хоть косвенно, адепт признает его примат над собою, "прикрываясь" приматом ценностей. Ведь неловко как-то признавать обаяние силы, личности реального человека. Да причина и вправду не в обаянии того, другого — а в собственной жесткой необходимости самоопределиться любой ценой.
Ведь речь идет не о принадлежности (кому-то). Речь идет о причастности (чему-то). То есть, признав отсутствие уникальности самого себя, тебе нужно хоть кем-то стать, и ты становишься не другим, а частью большего. Причем четкость границ привлекает больше, чем их наполнение. Именно она дает отдельным людям особый статус, а не глубина мысли или интересные интересы.
Свои и позаимствованные
Немногие счастливые обладают значительным ресурсом уникальности, а значит, и четкими собственными границами. Такие гении не испытывают нужды в причастности чему-то (впрочем, рискованный путь Наполеона чреват своими опасностями).
Большинство же предпочитает "добирать" уникальности за счет идентификации, очерченной кем-то другим. Можно отождествить себя с какой-то партией, назвать себя украинцем, демократом или православным. Думаю, в земном масштабе воюют достаточно мощные ограниченности. Каким-то границам вдруг удается добыть интенсивность, завладеть вниманием людей. Например, феномен феминизма — вдруг ни с того ни с сего именно феминистки отграничили себя и вовлекли в среду конфликта — или ты за, или ты против — огромное количество людей. Потом эти границы ослабели и появились другие — или ты фашист, или коммунист. Потом появились хиппи, разделение на тех, кто причастен к наркотической культуре и не причастен.
Если оглядеться вокруг, можно заметить, что количество "измов" за последние лет 20 заметно поуменьшилось. Секты были активнее, национальное измерение было более острым. Хотя это парадоксально — ведь нужда в самоопределении ослабеть не может. Очень может быть, что причиной тому — разнообразие предложения при устойчивом спросе и агрессивной рекламе.
Реклама как раз и построена на том, что она предлагает желающим готовые очертания. Разделить все население немаленькой страны на сторонников Киевстар или UMC — это сугубо рекламное "достижение". Реципиенту рекламы навязывают долгожданную определенность — если ты куришь только Мальборо, ты уже не что-либо как! Можно всю жизнь строить на подобных ограничениях — спишь на зеленых простынях, куришь красный Мальборо, пользуешься только Киевстар — и так выводишь кодекс, формулу себя. Твои границы, границы живого существа можно сформировать и из таких мелочей.
Но можно вместо чепухи выбрать очень жесткую определенность — одну-единственную, все остальное проигнорировав. Любой видный социальный деятель, как правило, добирает себе рейтинг именно так. На этапах подъема по лестнице власти многие не отвлекаются на потребление, не то чтобы ассоциировать себя с ним! Такие люди овладевают основами аскетизма, искусства не сложного, но точного.
Впрочем, это касается именно социально-реализованных людей, людей у власти. Реализация через творчество подразумевает еще большую переборчивость в плане выбора границ. Гении "из принципа" отказываются от чужих границ вообще, даже если свои недостаточно жестки. Потому многие из них и не живут долго. А ведь мог бы стать нормальным человеком, семьянином, православным, чьим-то однопартийцем или сотрудником…
Также и государство может выбирать, становиться ли "однопартийцем-сотрудником", размениваться ли на мелочи, или вовсе идти на принцип. Кроме центров силы, ядерных монстров, любое государство вынуждено присоединиться к тому или иному полюсу влияния. Так, заявив под боком у России американские симпатии, выживает Грузия. Осознав, что быть просто гордой Грузией — это значит пойти по сценарию Чечни, Грузия восполнила свою слабость проамериканской позицией. Подобным образом поступают все здравые люди, не гении. С другой стороны, можно было заручиться поддержкой многих, хоть и не очень сильных соседей. Тогда ты не будешь настолько ярок, но тоже, возможно, продержишься — как Украина с ее многовекторностью.
Внутренние и внешние
Столица всегда экспансивна — в послужном списке предпочтительно иметь эту номинацию: например, для бизнесмена — столичный офис, для обывателя — друзей в столице. А поскольку таким образом кто-то добирает себе границы, нужно признать, что столица — вероятно, тоже "изм". И достаточно выраженный — во всяком случае, в пределах Украины. Если и были попытки противопоставить что-то Киеву, то разве со стороны Львова, который посягал не на роль главного города страны, а на роль главного в чем-то определенном. У Нью-Йорка и Лос-Анджелеса такое "посягательство" оказалось успешным, у Львова — не слишком.
Впрочем, наличие реальных, отграниченных объектов внутри чего-то целостного эту целостность ощутимо подтачивает. Украина оказывается разделенной именно в силу того, что ее Запад и Восток обладают каждый — своей спецификой, своей уникальностью. И чем четче пролегает внутренняя граница, тем сомнительней внешняя. Чтобы заявить о своем наличии в полный голос, нужно разобраться с внутренними конфликтами.
То же касается и атомов страны — ее людей. Чем сильнее индивидуализм, тем слабее держава. Каждый человек ничего от этого не теряет, но государство — оно просто становится "меньше есть". Взрыв индивидуализма привел к ослаблению СССР, и на постсоветском пространстве именно те державы оказались более убедительными и сильными, где этот индивидуализм бывал ограничен.
При всей демократичности Америки, каждый американец отдает "цезарю-цезарево", то есть свой оброк внимания и налогов — своему государству. И ощущает себя связанным с государством в гораздо большей степени, чем украинец. И в большей степени от него зависит в моменте самоопределения. Именно здесь корень пресловутой унификации американцев. Они просто делегировали право на границы своей стране: ведь отказываясь от прав на индивидуацию, укрепляешь границы того, к чему причастен. Это и есть таинство причастия.
Компетенция самоопределения передается на внешние границы, когда она не замыкается на границах внутренних: на этом держится любой орден, любая структура со своей волей и эффективностью. Поэтому ни одно явление не может обрести "отдельности", интенсивной реальности, если внутри него присутствуют яркие индивидуальности. И общество, когда в нем слишком много гениев, не целостно.
Есть высокий тезис духовности, который гласит, что она — путь, пройденный впервые. А путь, пройденный впервые — это значит, что бы ты ни делал, ты делаешь это уникальным способом, как никто другой. То есть, очерчивая границы своим уникальным способом, ты совершаешь акт духовного. Это плохо согласуется с принадлежностью к конфессиям, и даже к государствам. Ведь получается, что в этом случае ты — твоя собственная религия, и ты состоишь в партии самого себя.