Варварская галерея / Античные и византийские мозаики

Алфавитный индекс всех художников: А, Б, В, Г, Д, Е, Ё, Ж, З, И, Й, К, Л, М, Н, О, П, Р, С, Т, У, Ф, Х, Ц, Ч, Ш, Щ, Ы, Э, Ю, Я.

Грифон. Византийская мозаика. Константинополь

Грифон

Орёл и змея. Византийская мозаика. Константинополь

Орёл и змея

Охота на тигра. Византийская мозаика. Константинополь

Охота на тигра

Пастухи. Византийская мозаика. Константинополь

Пастухи

"Выше уже упоминалось, что на протяжении второй половины IV и в V веке формируется константинопольская художественная школа. Бллистательная и точная характеристика этого особого художественного явления дана В.Н. Лазаревым: "Константинополь нашёл в готовой форме многое из того, что легло в основание его собственной эстетики. Есть основания думать, что главным источником для формирования константинопольской живописи явилось искусство Рима, Александрии, Антиохии, Эфеса и других эллинистических городов Востока. Но роль Константинополя никогда не сводилась к копированию чужих образцов. Очень скоро он отбросил всё то, что не соответвтвовало его запросам. На этом пути он постепенно лтошёл от римских традиций, представлявших опасность в силу их непрекрытого сенсуализма, отражавшего практический дух Западной церкви. Так же как и сирийский грубоватый, экспрессивный реализм не мог импонировать утончённым вкусам столичного общества. Он примкнул к классицистическим традициям александрийского искусства, сохранившего в наибольшее чистом виде греческий эллинизм. Тем самым Константинополь стал прямым наследником Александрии, логически продолжившим линию её урбанистическго развития. Преодолевая народные влияния, он бережно сохранил из прошлого те формы, которые культивировались высшими классами позднеантичного общества. Особенно ценными для него оказались спиритуализированные формы позднеантичного искусства". (Лазарев В.Н. История Византийской живописи: В 2 т. М., 1986. Т. 1. С. 30.). И хотя на раннем этапе христианское и античное в столичной школе соединялось очень стихийно, тем не менее поиски одухотворённости, поиски преображения телесной красоты становятся всё более очевидными.

В период IV-V веков в византийской столице было возведено большое количество храмов, строились и светские сооружения. Большинство из них украшалось мозаикой. Так, в письменных источниках сообщается о мозаиках церкви Апостолов; судя по описаниям, они были выполненны по принципу историзма, как и ансабль в Санта Мария Маджоре. К сожалению, практически все ранние храмовые росписи Константинополя оказались уничтоженными в эпоху иконоборчества. Отдалённое представление о том, какими могли быть мозаики константинопольских церквей, дают напольные композиции Большого Императорского дворца. В их датировке нет единодушия: учёные предлагают различные варианты - от IV до VIII столетия. На наш взгляд, они возникли не позднее V века. Считается, что ближайшей аналогией им являются мозаики Санта Мария Маджоре; и действительно, между ними есть точки соприкосновения. Но всё же перед нами иной сплав: не Константинополя с римской традицией, а Константинополя и Александрии.

Большое число расположенных рядом сцен объединяются в целостные композиции, связанные определённой тематикой - пасторальной либо охотничьей. В сюжетах есть сходство с раннехристианскими буколическими декорациями (типа расмотренных выше мозаик церкви Санта Констанца), однако здесь гораздо больше естественности, воздушного пространства, практически нет орнамента. Все сцены эффектно распределены на поверхности белого фона, причём последний выложен не прямолинейными горизонтальными рядами смальты, а своего рода "облачными клубами", создавая иллюзию воздушных потоков, марева разогретого воздуха. Композиции свободны.Рисунок безупречен; несмотря на сложные развороты и ракурсы, он нигде не отступает от анатомической правильности и классической верности пропорциям. Пластика определённа, но не фиксируется жёстко. Свет и тени распределены непринуждённо, без подчёркнутого внимания к светотеневой проработке рельефа. Линейный ритм согласован и подвижен. По сравнению с мозаиками Санта Мария Маджоре здесь гораздо больше музыкальности, вариаций ритма и тонкой модулированности во всём. прежде всего в проработке пластики и объёма. Хотя объёмы здесь, в отличии от римского цикла, лишены стилизаци, совершенно иллюзионистичны. в них между тем полностью отскутствует жёсткая структурность или резкий рельеф. Линии контуров словно растворены в воздушной среде, придавая пластике ощущение таяния плоти, лёгкого обволакивания силуэтов световоздушной аурой. Всё изображённое иллюзорно по зрительному впечатлению, и вместе с тем во всём - ускользающая импрессионистичность, неуловимость, невозможность рационально оценить структуру и конструкцию. В результате всё телесное становится бестелесным. тает, растворяется и тем самым одухотворяется.

Преобладает чисто античный колоризм, строящийся на богатстве тонко сгармонированных отенков, на лёгкости и прозрачности цвета. Надо сказать, что увлечение античной традицией напольных мозаик прослеживается здесь даже в выборе материала. Как и в античности, здесь преобладают известняки, мрамор, природные камни, мало смальты. Всё это создаёт естественную пейзажную гамму. столь непохожую на драгоценное и интенсивное сияние более поздних византийских мозаик.

Благородные и весьма конкретные типы лиц наследуют традицию позднеримского портретизма, только не имеют его утрированной психологической характерности. Забавно, что, несмотря на общую несерьёзную атмосферу игры и приятного времяпрепровождения, каждое живое существо - будь то ребёнок, птица или животное - воспритнято здесь как личность. Личное достоинство отличает и род людской, и в не меньшей степени "род животный". Кажется. христианизация этого очень эллинского по тону и смыслу искусства сказывается более всего во внутренний интонации: между зображёнными ведётся постоянный душевный диалог, некое подобие будущего sacra conversatione - святого собеседования. В него вовлечены не только люди, но и природный мир, мыслящийся одушевлённым.

Это искуссиво выглядит очень элитарным, его достоинства не только в совершенстве техники, но в личном переживании и интерпретации классики. Во всём - чисто греческое чувство меры, изящества. благородной утончённости, того, что греки называли "харис". Поэтому и антикизирование выглядит здесь не подражанием, а естественной природой этого искусства, органичной, как дыхание жизни.

Галина Колпакова. "Искусство Византии. Ранний и Средний Периоды". СПб, 2010. Стр. 125-128.

Вверх.

На главную страницу.