| varvar.ru: Архив / Тексты / Игнатычев / 1993: Без учета НДС / 2. Окно в Европу |
2 Окно в Европу
1 Что в имени твоем ...
Человек рождается свободным.
Свободным от предрассудков, воспоминаний и имени. Очень скоро после рождения незадачливые родители нарекают ненаглядное дитя именем, которое по их разумению очень благозвучно и главное очень подходит ихнему чаду, которому в возрасте нескольких дней подходит абсолютно все. За свою жизнь мне не довелось встречать людей с дурацкими именами, типа пресловутой «Доздрапермы» или «Вилены», однако, моя школьная завуч, суровая и непреклонная, как скала, носила звучное имя Искра.
Свидетельство о рождении, 1960-е годы, СССР, образец.
Мое имя, Сергей, пришедшее кому-то в голову во время пьянки по поводу моего рождения, не отличалось оригинальностью и вместе с абсолютно выигрышными «Александрами» и «Владимирами» в 1959-м году входило в пятерку самых популярных имен. Разнообразия в именах, как и во всем другом, в советской жизни было мало, и все мои подруги, в основном Елены и Ирины, также не отличались разнообразием имен. Никаких Иванов, Русланов и Анжел в длинных списках школьных классов в наше время не было.
В некоторых странах Востока человеку дают несколько имен, с возрастом которые более соответствуют его положению, возрасту и даже комплекции. В испаноязычных странах детей награждают длинным списком имен, которые они выбирают в повседневной жизни на свое усмотрение. Один мой знакомый, гражданин Новой Зеландии, официально зарегистрировал в муниципалитете свое имя из 300 христианских имен и получил свидетельство рекорда Гинесса, которое гордо показывал всем в рамке. Однако, после его рекорда, который включал, естественно, всех возможных «исмаилов» и «мусаилов», не считая аборигенских имен племен маори, законодательство Новой Зеландии сократило регистрацию личных имен до 30...
Иллюстрация к стихам Маяковского. По материалам Интернета.
Как положено, все радужное отрочество я звался по имени в уменьшительной форме до своего совершеннолетия, когда, млея от волнения, я не получил свой первый советский паспорт. Новая твердая книжица замечательно пахла гознаковской краской, хотя, вопреки патриотической лирике Маяковского, была совсем не краснокожей, а какого-то бурого невыразительного цвета. Но главное было внутри, где аккуратным женским подчерком было выведено мое имя с отчеством – «Анатольевич». Первый раз в жизни я увидел свое полное имя, хотя, до его использования было еще далеко.
Советский паспорт старого образца. По материалам Интернета.
Ровно через год, в возрасте 17 лет я поступил в Военный Институт Министерства Обороны СССР и, приняв присягу, сдал свой новенький паспорт и взамен получил Военный билет. Военный билет в целом смотрелся вполне неплохо, имя было прописано полностью и даже обложка была правильного красного цвета, с одной лишь разницей, что удостоверение личности военнослужащего срочной службы ВС СССР смахивало на тюремный документ. Без отпускного билета, командировочного предписания или увольнительной военный билет служил только пропуском в кутузку за дезертирство... Имя в удостоверении личности осталось лишь на бумаге, и на долгие четырнадцать лет службы я получил приставку «товарищ», чтобы для всех окружающих стать «товарищем курсантом, - лейтенантом, - капитаном», или в лучшем случае – «товарищем Игнатычевым».
Военный билет, СССР 1970-е годы. По материалам Интернета.
Во время своей службы я получил два советских служебных загранпаспорта, синий цвет которых, вероятно, подчеркивал будничность замечательных заграничных поездок «слуг народа». Самая интересная особенность советских загранпаспортов была в отсутствии отчества человека, написанного латинскими буквами. Эта подробность поначалу весьма озадачила меня, как будто, имя «Иван Петров» или «Петр Сидоров» не могло встретиться дважды, и отчество было необязательным. Оставалось верить, что в вечном подражании Западу, «догоним и перегоним», по аналогии с Джоном Смитом русские имена сократили до имени и фамилии. Это показалось мне достаточно обидным, когда я увидел настоящие паспорта иностранцев, в которых красовались вторые и третьи имена, не говоря уж об именах латино-американцев...
Удостоверение личности офицера и военный билет офицера запаса ВС СССР.
По материалам Интернета
Последний советский общегражданский паспорт, знаменитый своими тремя фотографиями в разном возрасте, имел уникальную особенность. Вероятно, это был единственный паспорт в мире, который размещал фотографию владельца и его имя на разных страницах, чтобы делать идентификацию личности максимально сложной.
Замечательный дизайн советского документа, очевидно, был подсказан классовыми врагами советской страны, потому что террористов в те времена было еще мало. Английским агентам, работавшим в 1950-е годы на территории СССР, по инструкции рекомендовалось вкладывать в старый советский паспорт порнографическое фото, чтобы во время проверки документов милицией выиграть несколько секунд для нападения или бегства. Последний паспорт СССР не принуждал злоумышленников тратиться на аморальные картинки – за него это сделало государство...
Паспорт СССР нового образца. По материалам Интернета .
Московская жизнь 1990-х внесла массу изменений в мою судьбу, неожиданно вернув мое полное имя. В таможне обращение по имени отчеству было популярно, подчеркивая значимость работы инспектора, хотя, когда к тебе в тридцать один год обращаются по отчеству люди старшие по возрасту и по положению, это звучит саркастически.
Покинув таможню, я оставил там не только погоны и в общем долгие годы госслужбы, я оставил там свое полное имя. Я навсегда потерял отчество, что выглядит весьма символично.
По новой буржуазной традиции российского бизнеса, сплошь населенного в начале 1990-х годов молодежью, обращение по имени отчеству в офисе считалось старомодным и архаичным. Все обращались друг к другу только по имени, и в третьем лице по фамилии, привычно называя иностранных менеджеров и директоров только по имени. «Джон сказал...», «Брайан позвонил...», не задумываясь бросали поголовно курившие девушки «от бизнеса», удобно пользуясь отсутствием различия между «ты» и «вы» в английском языке. Иностранцы отвечали нам тем же – не обижались на диковатое русское панибратство и называли всех по именам без различия на ранги.
Банкноты Банка России 1992-93 годов .
Шесть долгих лет проведенных в иностранных фирмах, которые по значимости и темпу московской жизни 1990-х равны добрым пятнадцати, я звался по имени, и был совершенно уверен, что мое достаточно короткое « Sergei » вполне удобно для иностранного уха. Начались заграничные командировки, я получал советские загранпаспорта, в которых привычно отсутствовало отчество на английском языке. Моя достаточно редкая фамилия вряд ли привела бы к недоразумению и без отчества, однако, советское государство пошло дальше и наградило меня идиотской французской транскрипцией, т.к. французский язык являлся официальным языком документов с доисторического времени.
Загранпаспорт СССР, 1990-е годы. Образец.
Можно было бы смеяться над моим англоязычным «Serguei Ignatytchev», если бы мой красный заграничный паспорт СССР, с которым я выехал в Австралию в 1999 году, не стал моим основным удостоверением личности, и все последующие документы, включая австралийский паспорт, не имели бы это имя. Вероятнее всего, отьезд граждан за рубеж на ПМЖ в далекие советские времена особенно не предусматривался, и благозвучность имен и отсутствие отчества никого особенно не волновали.
Прошло время, и в целях еще большего упрощения и удобства окружающих я припомнил старое имя, которым меня называла моя учительница английского в спецшколе №9 города Москвы. Короткое, как Джон или Джек, производное от французского – Serge , лучше подходило для упрощенного австралийского уха. В англоязычной стране доминировали односложные сокращения всевозможных имен, среди которых Serge было не самым плохим.
Вот так, в возрасте 40 лет, после различных исторических и личных метаморфоз я приобрел новое имя, которое, как известно, не выбирают – Sergе .
Москва, начало 1990-х. По материалам Интернета .
2 «Я! Натюрлих!..»
Я почувствовал, что Саврасов деликатно исчез, и изящная стальная дверь номера бесшумно закрылась у меня за спиной с тихим щелчком взводимого курка. Неожиданно наступила обволакивающая тишина, шумный мир остался где-то за пределами звуконепроницаемой двери и затемненных окон, сквозь синеватый свет которых открывался замечательный вид в сторону Пресни.
Офисы ЦМТ, 2000-е годы .
Сбоку от меня находилась массивная стойка из красного дерева, за которой сидела красивая молодая брюнетка и сосредоточенно что-то печатала. Увидев меня, она улыбнулась, и я даже успел весело представиться, когда моя собеседница подняла телефон и стала бойко отвечать кому-то по-немецки. Я почти ничего не понял из ее разговора и, неожиданно получив минуту на размышление, осмотрелся.
В офисе царил приятный полумрак, и я удовольствием окинул взглядом со вкусом обставленный номер в бордово-серой гамме, умело превращенный в уютный офис. Толстый серый ковер на полу скрадывал все звуки, и только из дальней закрытой комнаты я услышал смех и приглушенный разговор на немецком. Слева от меня, посреди комнаты располагался большой деревянный стол, по матовому блеску которого, с уверенностью можно было судить о его цене. За столом сидел пожилой, коротко стриженный человек в золотых очках и сосредоточенно курил. Его вид сразу напомнил мне пенсионеров восточногерманского Мерзебурга, всегда одетых в светлые брюки и короткие бежевые курточки. Немец осторожно держал в больших натруженных руках сигарету, чинно затягивался, и, сосредоточенно смотря в большую стеклянную пепельницу, аккуратно стряхивал пепел.
...Я машинально пощупал узел галстука, с облегчением вспомнив, что сегодня я был не в таможенной форме. В 1993 году я частенько приходил на работу в гражданке, что в принципе не возбранялось, если инспектор выглядел прилично. Хороший дорогой блайзер, шелковый турецкий галстук с модным рисунком и немецкие ботинки «Саламандер», любимая обувь сотрудников 9-го управления КГБ по утверждению бульварной московской прессы, как мне казалось, вполне соответствовали моменту.
ЦМТ со стороны Беговой ул. 2000-е годы .
...В голодном 1991 году, когда полки московских магазинов неожиданно опустели, один из наших таможенных клиентов пригласил нас посмотреть вещевую гумунитарную помощь. Вначале эта идея слегка покоробила меня: как и многие советские люди я не относил себя к нуждающимся и гумунитарная западная помощь твердо ассоциировалась у меня с какими-то бездомными неграми в США и жуликоватыми бизнесменами перестройки. Наш клиент, приятный молодой москвич, кандидат наук, не настаивал, вполне понимая наши сомнения, - он приглашал только подьехать и посмотреть. Немного поколебавшись, мы с приятелем все-таки решили принять приглашение.
В спальном районе Москвы, в помещениях очередного закрывающегося института, царил хаос. Большой зал был полностью завален кучами одежды, между которыми деловито расхаживали какие-то женщины с большими тюками в руках. Я приготовился к неприятному аромату, но в зале пахло очень хорошо, т.к. все бесчисленные горы одежды были обработаны стойкими ароматизаторами после химчистки. Мы нашли своего кандидата наук, замдиректора фирмы, который быстро передал нас в руки бойкой дамы средних лет, которая была старшей на том празднике тряпичной халявы. Вскоре мы выяснили, что оказались в числе привилигированной публики, допущенной к разгрому прибывших из США контейнеров, после которых, остатки доставались простым гражданам. Все вещи продавались за символическую плату на выходе, и женщины с большими тюками, сновавшие мимо нас, были первыми покупательницами, снимавшими «сливки» лучшего товара. Я поблагодарил замдиректора и направился к первой куче одежды, наваленной прямо на бетонный пол.
Надо признаться, что американский «секонд-хэнд» был весьма хорошего качества, и, наверняка, там можно было накопать много действительно интересных вещей, но я не стал долго рыться в этом «клондайке», когда обнаружил вещь, которая достойно послужила мне. Почти сразу на каких-то вешалках я увидел новый, дорогой, темно-синий блайзер традиционного покроя с неяркими золотыми пуговицами. Ткань настоящего цвета “ navy ” была необычной – синтетическая немнущаяся «холстина» была удивительно легкой, в которой тело дышало, и пиджак был очень удобен и зимой и летом. Но главное было в другом – как и многие американские вещи, блайзер был сшит в ателье, но был сшит на меня, с учетом всех особенностей фигуры.
Много раз потом я мысленно благодарил добрых американцев, пославших мне этот замечательный подарок, пытаясь представить себе невысокого человека моей комплекции (итальянца?, мексиканца?..) который сидел в своем большом богатом доме и наверняка обсуждал с женой, что можно пожертвовать из своего многочисленного гардероба бедным русским, совсем обнищавшим при проклятых коммунистах...
ЦМТ. 2000-е годы
...Темноволосая красавица наконец закончила свои переговоры с Германией, из которых я уловил только несколько знакомых слов, извинилась и направилась в сторону закрытой двери в глубине офиса, бесшумно ступая по толстому ковру высокими каблуками. Я проводил взглядом неброско и дорого одетую фигуру, набрал в грудь воздуха и приготовился призводить максимально хорошее впечатление. Однако, ничего не произошло, и только через пару минут ожидания из-за закрытой двери, откуда продолжал доноситься приглушенный разговор, вышла невысокая тонкая блондинка, котрую я несколько раз видел в сопровождении директора фирмы, Дитмара Вайсхаупта, в гостинице «Союз».
Елена М., переводчик-секретарь-начальник направления и близкий личный друг директора фирмы Дитмара Вайсхаупта, тонкая крашеная блондинка в дорогом светло-сером брючном костюме, подошла ко мне и, не представляясь, пригласила меня внутрь офиса, назвав меня по имени неожиданно низким, чуть сипловатым голосом. Лена была явно моложе меня и вполне походила на студентку, с смешным вздернутым носиком и тем редким типом лица, по которому трудно было догадаться о настроении. Она было по-своему симпатична, но, конечно, не обладала той широкой русской красотой, бьющей в глаза, как сидевшая за стойкой Ирина. Лена была симпатична по-европейски сдержанно, что больше подходило для западного бизнеса, где красивые, накрашенные женщины традиционно считались шлюхами.
Мы подошли к широкому овальному столу, когда Лена что-то тихо сказала мелонхолично курившему немцу. Пожилой рабочий, оказавшийся бригадиром на стройке Вайсхаупта, услужливо засуетился, и, прихватив пепельницу, исчез где-то в районе прихожей. Суетливость немца показалась мне чрезмерной, но, как показала жизнь, иерархия в немецких фирмах была строгой. Лена устроилась напротив меня, привычно положив пухлый ежедневник, который, судя по всему, действительно ей был нужен. Мы ждали директора фирмы, но он не выходил. Когда терпение Лены закончилось, она легко подошла к двери, заглянула внутрь и резковато сказала что-то внутрь, обращаясь к Дитмару. Я услышал знакомый голос директора, который ответил вероятно нечто забавное, и немцы в голос заржали. Мне страшно хотелось понять немецкую шутку, но, увы, знаний немецкого языка мне не хватало. Дитмар Вайсхаупт появился не сразу. Как я понял, театральная пауза должна была провести ясную черту между бизнесом и сотрудниками, нанятыми для поддержания этого самого бизнеса...
ЦМТ. 2000-е годы.
...Господин Вайсхаупт восседал за столом и говорил. Точнее не говорил, он декламировал голосом, которым немцы зачитывали на площади приказ оккупационного коменданта. С непроницаемым лицом и мертвыми глазами Дитмар говорил почти без остановки, не особо заботясь о переводе. Немецкие слова произносились безопеляционно четко, и обсуждению, вероятно, не подлежали. По отрывистым фразам перевода, которые ухитрялась вставлять Елена, я понял, что вопросов ко мне и шуток у нас за столом не будет. Мне был зачитан без бумаги некий контракт, который мне предстояло принять целиком, по возможности сразу и без обсуждений.
Дитмар замолчал, и, смешно моргая глазами, смотрел на Лену, которая переводила мне основные пункты своим низким голосом. Из речи директора я уловил фразу «...фир хундерт долла», 400 долларов, что могло означать только одно – мою будущую зарплату. Я хорошо знал расценки Москвы, и подобная ставка вполне соответствовала первоначальной зарплате специалиста. Моей будущей деятельностью был некий проект фирмы «Вайсхаупт и партнеры» по торговле немецкой импортной мебелью, и моим начальником будет не кто иной, как Елена М. При этом мне предлагалось исполнять все другие распоряжения директоров фирмы и быстрее выучить немецкий язык... Когда Дитмар замолк, он уставился на меня ничего не выражающими белесыми глазами через тонкие очки без оправы в ожидании моей реакции, которая предполагалась быть положительной и быстрой.
Слегка ошеломленный таким приемом, я собрался с мыслями и спросил насчет... ежегодного отпуска. Елена и Дитмар смотрели на меня в упор странными застывшими лицами единодушного непонимания, как-будто я говорил с ними по-китайски. Неприятное чувство шевельнулось где-то в животе, когда Лена, по призванию начальницы все же с опозданием переспросила меня, как будто я говорил о декретном отпуске или пенсии. «Я! Натюрлих!..» произнес Вайсхаупт, кивнув головой, когда Лена что-то подозрительно долго говорила ему про законный, по моему наивному пониманию, отпуск. Я посторался отнести недоумение моего будущего менеджмента к некорректности перевода, однако, как я скоро узнал, я был недалек от истины – на фирме предполагалось вкалывать «без страха и упрека», и отпуска давались весьма трудно.
ЦМТ. 2000-е годы
После моего твердого желания трудиться во благо немецкого бизнеса естественно встал вопрос о дате начала моей работы. «Морген!», заморгав глазами, выпалил Вайсхаупт, на что Елена, увидев по моей вытянувшейся роже, что перевод необязателен, стала что-то достаточно резко высказывать Дитмару. Мне, пока не знакомому с отношениями внутри фирмы, подобный тон с директором показался резковатым, однако, как я потом узнал от Лены, подобные жесткие указания в отношении русских сотрудников Дитмар допускал не раз, за что она смело критиковала его на правах приближенного сотрудника.
Выслушав длинную резкую тираду, Вайсхаупт посмотрел на меня сверху вниз странным взглядом, при большой фантазии в котором можно было прочитать извинение. Лена просто спросила меня – хватит ли мне двух недель отработки в таможне, и поставила дату в своем толстом ежедневнике. После этого Вайсхаупт молча поднялся, кивнул Лене и удалился походкой прусского короля в сторону закрытой комнаты, где после тихой фразы Дитмара раздался радостный гортанный хохот...
Офисы ЦМТ, 2000-е годы
3 Поворот судьбы
...Елена куда-то исчезла, я перевел дух и посмотрел на часы. К своему ужасу я увидел, что находился вне рабочего места уже 45 минут. Я мучительно соображал, что я буду говорить своему начальнику отдела, когда с потрясающей ясностью осознал, что говорить начальнику мне решительно ничего не надо было, ибо только что я согласился работать на этого долговязового высокомерного немца и отчитываться в таможне мне уже не нужно. Эта мысль не понравилась мне еще больше, потому что опять я неожиданно совершал крутой поворот в своей судьбе, покидал теплую и сытую службу, пускаясь в неизведанный путь бизнеса. Подозрительный директор, неясные условия и весьма ограниченая зарплата могли привести меня в никуда, но мне хотелось нового, неизвестного мира больших дорогих магазинов, ресторанов и путешествий, что справедливо ассоциировалось в советском мозгу с буржуазным миром...
...Елена снова расположилась за столом и предложила мне сигареты. Я вежливо отказался и по ее расслабленному лицу понял, что она смертельно устала.
- Кофе хочешь?- неожиданно спросила меня Лена, привычно закуривая сигарету.
- Хочу, - честно признался я, потому что в тот момент я хотел всего: воды, чая, водки, кофе - всего и побыстрей.
- И-и-ир!! Сделай два кофе! Я не могу больше-е-е! – смешно протянула моя собеседница, обращаясь к девушке, которая сидела за стойкой. Та доброжелательно отозвалась, и через пару минут принесла нам две чашечки черного кофе. Лена блаженно затянулась сигаретой, взяла чашечку в руки, и просто обратилась ко мне, как бы, продолжая прерванный разговор.
- Ты где живешь?..
Ее простоватая, без предисловий манера общаться нравилась мне все больше, и мы легко общались, пока Лена вводила меня в курс дела...
Москва 1993 год.
... Фирма Weishaupt + Partner GmbH была организована Дитмаром в его родном городе Дортмунде не очень давно. Когда в России открылись коммерческие возможности, Дитмар, человек практического ума и неплохой деловой хватки, обьединил в своей фирме достаточно разных людей. В РФ появились деньги и богатые люди стали обустраивать свою жизнь, стараясь подражать Европе. Строительный бизнес, который прочно вошел в сознание москвичей под названием «евроремонт», стремительно развивался, и это был тот самый выгодный сектор, где молодой, энергичный Вайсхаупт вполне успешно получал заказы. Дитмар был человек непростой и мнение о нем среди русских сотрудников и даже немцев было неоднозначным, однако, он был хозяином и находился вне критики.
Без специального университетского образования и богатого строительного опыта, необходимого в деле, рассчитывать не успех не приходилось, поэтому Дитмар пригласил в фирму еще троих директоров, своих друзей или партнеров, о чем говорило название компании. Остальными директорами, с которыми мне предстояло познакомиться, и которых я уже видел на стройке в «Союзе», были людьми довольно разными.
Ульрих, специалист, инженер-дизайнер, автор технической части проектов, был всеобщим любимцем. Высокий, в очках, с доброжелательной немецкой физиономией и хорошим английским нравился абсолютно всем. Внешне Уле напоминал чуть повзрослевшего европейского студента пост-хипового периода университетской демократии.
Марио, молодой белокурый немец с внешностью альпийского мачо, вряд ли пользовался всеобщей любовью. Марио происходил из швейцарских немцев, и уноследовал от родителей значительный капитал, арийскую внешность и итальянское имя, что как мне показалось, ему не очень нравилось. Русских он откровенно ненавидел, особо не заботясь об их отношении, английский знал, но почти не использовал его, и предпочитал находиться в Дортмунде. Негативное отношение к русским проектам обьяснялось весьма просто – деньги, вложенные в фирму Вайсхаупта, были его, Марио, деньги. Любые, даже необходимые затраты богатый партнер Дитмара воспрнимал болезненно, а московский офис исключительно как расточительную блажь. Марио предпочитал руководить бюро в Дортмунде и в Москве появлялся довольно редко.
Третий директор, по имени Фернандо , оказался вполне настоящим испанцем по внешнему виду и по паспорту, который всю жизнь прожил в ФРГ, но гражданства так и не получил. Фернандо был опытным инженером-строителем, все время проводил на стройке, на практике осуществляя амбициозные планы фирмы. В общении немецкий испанец был прост и доброжелателен, вполне уверенно говорил по-английски, и умело решал все проблемы с разнообразным рабочим людом...
Дитмар Вайсхаупт, 2000-е годы. По материалам Интернета.
1989 - 1996
Geschaftsfuhrender Gesellschafter
Weishaupt + Partner GmbH Dortmund - Moskau
Industry: Business Supplies & Equipment
Wants
Vertriebspartner fur T5 Lichtleisten, Geschaftskontakte, Lichtplaner, Architekten, Innenarchitekten, Ladenbauer, Einrichter, Hotelplaner, Planungsburos, Apothekenbau, Kosmetikindustrie, Markenindustrie, Schuhgeschafte, Textil
Haves
Leuchten fur Ladenbau, Regalbeleuchtung, Displaybeleuchtung, Hintergrundbeleuchtung, Sockelbeleuchtung, Leuchttransparente, Outdoorleuchten, LED, LED-Fassadenstrahler, LED-Lichtdesign, LED-Lampenentwicklung, T5, T16, Lichtleisten, EVG, Design und Einrichtungskonzepte, Parfumerien, Apotheken, Optike, Juweliere, Ladenbau, Innenausbau, Einrichtungsplanungen fur Hotels und Ladenbau in Russland, Lichtplanungen, Wellness - Objekte, Fitness - Studios, Corporate Design, CD, CI, Geschaftskontakte nach Moskau, Russland, Hongkong, Shanghai, China
Interests
Design, Kunst anschauen, Kunst selber machen, viel auf Achse sein......Reisen..........gut essen gehen, andere Kulturen kennen lernen, neues ausprobieren, Naturverbunden, Umweltschutz durch Energieeinsparung, Sport, Fussball, Garten, Auto.............und vieles mehr.........
Данные со свободной странички Дитмара Вайсхаупта в Интернете. 2000-е годы.
...Лена продолжала курить и рассказывать о моей новой жизни, которая все больше и больше выглядела серьезным испытанием. В офисе фирмы, которое по-немецки называлось «бюро», некоторые вещи показались мне странными, однако, мне предстояло соответствовать. Елена по-дружески давала мне советы, и к концу нашей беседы мы достигли вполне нормального взаимопонимания. Моя новая начальница была не лишена чувства юмора, и ее непроницаемое лицо вполне могло означать хорошую шутку, после чего она могла весело хохотать низким, хрипловатым голосом. Чтобы не попадать впросак в вопросах бизнеса и немецкого делового этикета, я попросил Лену подсказывать мне по ходу дела, на что она с готовностью согласилась. Расстались мы вполне знакомыми людьми, и я покинул уютное «бюро» фирмы «Вайсхаупт и партнеры», чтобы вернуться туда ровно через две недели...
Немецкая мебель
...Не афишируя свое решение, я сразу пошел в кабинет начальника отдела таможни и молча положил перед ним на стол заявление об уходе. Дмитрий вопросительно посмотрел на меня в ожидании обьяснений, на что я коротко ответил, что решил работать в фирме «Вайсхаупт». Новость для него была не из приятных по многим причинам, в особенности потому, что обслуживать немецкую фирму отправлял меня в свое время он сам. Начальник отдела медленно встал из-за стола, подошел к окну, и я внутренне приготовился к неприятному разговору. Дмитрий, давший мне работу три года назад, не изменил хорошего мнения обо мне, и потеря опытного инспектора для него была весьма нежелательна. Сотрудники отдела, находившиеся в комнате, деликатно вышли, оставив нас одних. Дмитрий вздохнул и, не смотря на меня, спросил:
- Ты окончательно решил?
- Да.
Он помолчал, подумал о чем-то, сел обратно за стол и взял в руку ручку.
- Ну, если человек решил уходить, значит, надо уходить!
Выдержав последнюю паузу, Дмитрий размашисто подписал заявление и деловито напомнил, что мне надо закончить все вопросы в отделе кадров Московской выставочной таможни, сдать печать, нагрудный знак и форму, что я и сделал, оказавшись через две недели совершенно свободным человеком, который никогда и нигде больше не служил ни одному государству.
Дортмунд, 2000-е годы.
4 Новый порядок
Я радостно вливался в жизнь псевдо-европейского бизнеса, всеми силами стараясь не потерять радостного оптимизма, характерного первому этапу вхождения в должность. Пока мне все чертовски нравилось, когда после все более грязного и набитого метро я входил в до боли знакомые двери гостиницы «Международная-2» и, поднявшись на скоростном душистом лифте, я вполне законно входил в уютное бюро, чтобы через пару минут сидеть в удобном кресле с кружкой необыкновенно вкусного немецкого, растворимого кофе. О том, что сами господа немцы пили другой, фильтрованный кофе «Якобс», мне думать совсем не хотелось.
Московское метро 1990-е годы .
Распорядок дня в бюро фирмы «Вайсхаупт и партнеры» был жестким. Рабочий день для русского состава начинался в 09.00, когда все собирались вместе и блаженствовали своей маленькой компанией в ожидании 10.00, когда с боем часов в бюро появлялся Дитмар с своими партнерами. Немцы находились в офисе строго до 20.00 ежедневно, чтобы потом, как по команде, отправиться в ресторан на обед. Официальный рабочий день советских граждан, который по идее заканчивался в 18.00 никого не интересовал, и немцы никогда не оставались в бюро одни. Ежедневно в полном или сокращенном составе с ними сидели и наши офисные девушки, что делало их рабочий день бесконечным. Вольно или невольно, все русские, работавшие в компании знали немецкий язык, и их ненормированный рабочий день диктовался необходимостью сопровождать директоров и помогать с переводом, однако, со временем народ сидел допоздна просто так, потому что это вошло в своеобразную традицию фирмы. Меня подобный распорядок поначалу не касался, но я с некоторой тревогой думал о предстоящем проекте.
Главной, несколько настораживающей новостью для меня было то, что таможенными вопросами я не занимался. Так выходило, что я попал в тот один процент бывших таможенников, которые шли своим путем. Тоном не терпящим возражений Елена сообщила мне, что всеми вопросами таможни на фирме занимаются другие люди (?), и мне о своей прошлой деятельности можно забыть. Мне оставалось только согласиться, и я старался изо всех сил всем понравиться и быть как можно менее заметным в маленьком немецком бюро.
Товары перестройки, начало 1990-х .
Со временем я познакомился еще с одной сотрудницей фирмы – знаменитой Мариной. Крупная сороколетняя дама, самая старая сотрудница фирмы Вайсхаупт, «стояла у истоков» фирмы, работая первой переводчицей у молодого Дитмара Вайсхаупта. Мать многочисленного семейства, Марина проработала всю свою жизнь в советской внешней торговле или Интуристе, и с наступлением перестройки удачно устроилась на немецкой фирме. Обладая хорошими внешними данными и отменным вкусом, «заслуженный работник» фирмы неуловимо вносила в наш круг стойкий привкус «совка», который, вероятно, был неистребим после многолетнего труда на благо советского международного имиджа.
Марина постоянно жаловалась. Она жаловалась на голод и на отсутствие денег, как будто, мы жили в разгар коммунистического голодомора, и всем окружающим было хорошо известно, что ее зарплата была намного выше других. Очевидно, что привычку жаловаться Марина приобрела с годами работы в советских организациях, где процветала нищенская экономия валютных зарплат и жесточайшая диета для поддержания внешнего вида. Трудно сказать, как у нее действительно обстояло дело с деньгами, но талию ей сохранить удалось.
Кроме постоянных жалоб на голод, «ветеран фирмы» не гнушалась просто взять из холодильника и сьесть чей-нибудь строго выверенный по колориям обед, наивно обьявив его «общим». Когда подобные случаи стали повторяться, Ирина с Леной решили ее проучить, поймав на обычной жадности. Меня доверительно ввели в курс, чтобы я случайно не проболтался. Как-то девчонки принесли из дома жутко старый, высохший, откушенный бутерброд с сыром. Его вид был настолько отталкивающим, что у всех закралось сомнение, что подобная «приманка» сработает, но главное, чтобы жертва не отравилась насмерть. Смеясь и заговорщицки перешептываясь, мы положили обьедки на полку пустого холодильника бюро утром, чтобы немцы случайно не увидели грязь.
Однако, все сработало как нельзя лучше, Марина радостно схрустела бутерброд, от чего у Ирины схватило желудок, и она скрылась в туалете, а наш урок ничего не дал – «ветерану фирмы» стало только веселей.
Банкетный набор .
Проработав, по меркам перестроечной Москвы, достаточно долго в инофирмах, я заметил, что везде были свои приближенные к директору люди. Обычно они исторически начинали дело вместе, когда новые и часто неопытные в России иностранные директора приезжали начинать бизнес. Деньги, выделенные компаниями на открытие офиса, регистрацию, подкуп нужных чиновников и обустройство, распирали бумажник иностранного директора, и зачастую были магнитом для росторопных, деловых людей, готовых искренне помочь иностранцу. Такие специалисты отличались большой расторопностью, энергией, многопрофильностью выполняемых задач и тягой к легким деньгам. Их век в компании был недолог – сразу после открытия офиса и введения должностного расписания места им не находилось и до своего естественного ухода они числились какими-нибудь «консультантами», «экспертами» или начальниками мифических проектов.
Вторую группу «приближенных к телу» директора сотрудников составляли переводчицы. Иностранцы в начале 1990-х русского языка почти не знали, и традиционно женскую работу переводчика за наличные выполняли иногда совсем случайные дамы. Без страха и упрека сопровождая своего патрона днем и ночью, первые переводчицы директоров росли в зарплате и авторитете, и после организации московского офиса занимали высокооплачивые должности от маркетинга до проджект менеджемента, отдела кадров и управления офисом в зависимости от возраста, трудоспособности и близости к директору. К таким ценным ветеранам относилась наша знаменитая Марина, которая занималась каким-то неведомым проектом по внедрению в московскую жизнь кондиционеров фирмы Мицубиси (?).
Замыкали «золотую гвардию» иностранного бизнеса водители. По традиции все иностранцы-директора имели в Москве свои персональные машины, от лимузинов до драных «Жигулей», на которых они ездили день и ночь. Управляли этими машинами замечательные люди, которые не задавали много вопросов, держали язык за зубами и получали хорошие по тем временам деньги наличными. Большинство водителей были профессионалами, в числе которых встречались бойкие таксисты, когда-то где-то удачно посадившие подвыпившего молодого директора фирмы, иногда это были солидные люди, приведенные кем-то из окружения начинающего бизнесмена, а иногда это были совсем случайные люди, как молодой юноша-студент московского иняза с немецким языком, по слухам сын приятеля Саврасова. К счастью, юноша имел права, и папины «жигули-шестерка» временно стали лицом фирмы, на которых не гнушался перемещаться сам герр Вайсхаупт.
«Прорабы» перестройки. По материалам Интернета
Все без исключения приближенные люди кроме большой зарплаты и специальных условий имели еще одну особенность – они много знали. Помимо свидетельства банальных пьянок и многочисленных взяток в период становления фирмы, они часто были вхожи в семью директора, знали семейные тайны руководителя и его увлечения, и обычно уносили эти тайны с собой, когда приходило время уходить директору или им самим.
...Мне потрясающе везло в неустойчивом перестроечном водовороте жизни, и через каких-то шесть месяцев, показавшихся мне бесконечно длинными, я случайно встретил подобного «ветерана фирмы», старшего лейтенанта запаса Алексея Ермакова, которого я знал с времен нашей совместной работы на позиции радиотехнического полка ОСНАЗ в ГСВГ на Ремхильде в конце 1980-х. Батальонный «шмекер», двухгодичник, удачно применил свой талант хитрого переводчика в Москве, превратившись в долговязового сотрудника иностранной фирмы, бесстрашно разделив нелегкую судьбу директора, направленного португальской корпорацией «завоевывать» темную, холодную Россию.
Надо ли говорить, что работу, ради которой я пришел в офис португальцев, я получил сразу, когда Алексей зашел вместе со мной к директору. За что я до сих пор ему бесконечно благодарен!
Правда, мой будущий начальник, молодой, злобный португалец, так и не поверил, что наша встреча с Алексеем была в тот день совершенно случайной...
Дом на Тверской в Москве. В левом верхнем углу окна офиса фирмы Catermar , где осенью 1993 года состоялась историческая встреча автора и «заслуженного шмекера ГСВГ» Алексея Ермакова.
... Ко мне постепенно привыкали, с девушками у меня сложились вполне дружеские отношения, и через несколько дней моей «бурной» деятельности по перемещению с кружкой кофе по маленькому бюро и маскировке, чтобы не попадать на глаза Вайсхаупту, Елена торжественно сообщила мне, что скоро мне предстоит большая работа. В конце мая 1993 года в Сокольниках состоялась международная выставка мебели, на которой была размещена экспозиция компании «Вайсхаупт и партнеры». И этой выставкой предстояло заниматься лично мне.
Черно-белый лэптоп и видеомагнитофон «Электроника» ВМ-12 .
Я с готовностью кивнул и погрузился в размышления о предстоящей работе, машинально наблюдая за точеным сосредоточенным лицом Ирины, которая что-то печатала, сражаясь с достижением немецкого гения – Windows на немецком языке, внутри толстого, медленного, черно-белого лэптопа первого поколения. «Дрюк-дрюкен» вспомнил я смешную команду «принт» на немецком, однако, сам я впервые сел за комьютер только в конце 1993 года совсем в другом месте...
Гигантским ЭВМ, занимавшим целые залы в вычислительных центрах НИИ, пришли на смену персональные компьютеры, которые стали ввозить в 1987-м, причем еще до организованных коммерческих поставок это делали те, кто выезжал за границу по частным приглашениям. Максимально возможной суммы обмена (420 руб. из расчета 7 руб. в день на два месяца) при тогдашнем курсе доллара около 60 копеек хватало в среднем на полтора компьютера. Люди скидывались, привозили технику, продавали страждущим и полностью окупали поездку. Помимо компьютеров впервые в СССР появились принтеры и аппараты Xerox, таким образом, множительная техника, находившаяся под замком, стала общедоступна .
По материалам Интернета
5 На обьекте !
... Я сидел на стуле лицом к голубоватому толстому стеклу бюро и при свете утреннего солнца с сожалением рассматривал глубокую свежую царапину на своем любимом немецком ботинке «Саламандра». Царапину я посадил вчера на стройке бассейна на первом этаже ЦМТ, когда засмотрелся на работающую диковинную машину – бетонную помпу. В 1993 году в городе-герое Москве с мобильными телефонами было трудновато, т.е. их вообще не было, и меня, как самого свободного в бюро, частенько отправляли вниз, на стройку, всего лишь для того, чтобы сказать Фернандо, что ему надо поговорить с Дитмаром по телефону. Я был совсем не против, и использовал свободную минуту, чтобы понаблюдать за европейским строительным процессом...
Аква-центр «Атлантис», 2000-е годы.
Строительство аква-центра «Атлантис» началось в ЦМТ давно, и новый комплекс фирма «Вайсхаупт» строила с нуля. Огромный, тяжелый и дорогостоящий проект, по слухам обошедшийся заказчику в 5.5 миллионов долларов США, совсем был не похож на промышленный «евроремонт». На стройке, которая представляла собой залитый бетоном котлаван, применялись новейшие немецкие технологии, а система очистки воды, установленная Вайсхауптом под самим бассейном вообще была уникальна. Вполне возможно, что после сдачи этого большого обьекта в 1994 году, ЦМТ до сих пор применяет те самые технологии. Мне так и не удалось увидеть готовый продукт, но современные фотографии комплекса «Атлантис» очень напоминают дизайнерские рисунки проекта, которые я видел в бюро фирмы в 1993 году.
Стройка, надо признаться, выглядело очень организовано. Русские рабочие, вчерашние бойцы пятилеток, трудились добросовестно, прогулов и пьянства не было и в помине, и я даже не представлял, каких денежных вливаний это стоило Дитмару. На самом деле, там было все – и недовольство рабочих, и требование наличных за неурочные, и тякучка, и проблемы с поставками, и даже исчезновение немецких рабочих по русским любвеобильным бабам...
Аква-центр «Атлантис», 2000-е годы.
После очередного самовольного увольнения «бундеса» с обьекта, с исчезновением на несколько дней, по некоторым сведениям, немецкая община рабочих и прорабов строек Вайсхаупта была поручена некоей неформальной организации, занимавшейся отдыхом утомленных европейских пролетариев. Организация была солидная, с многочисленными квартирами и «дамами» вполне домашнего направления. Достаточно сказать, что проблем с длительным исчезновением больше не было.
Я был свидетелем, как немолодого, солидного прораба-бюргера нашли в многомиллионной Москве в течении часа без всякой помощи милиции. Достаточно было одного звонка, и через пару часов побритый, умытый и сытый бюргер сидел в бюро в готовности предстать перед карающим лицом Дитмара...
Однако, грубая, пыльная стройка, где пахло какими-то химикатами и из земли торчали гадкие железки, была не для меня. Скоро я познакомился с гораздо более изящными обьектами строительной компании «Вайсхаупт».
Киногерои 1993 года: Леня Голубков и Просто Мария.
По материалам Интернета
Недалеко от центра Москвы, возле известного памятника знаменитого зодчего Зураба Церетели – «Дружба народов», (я, кстати, ничего не имел против железной кукурузины вполне грузинского стиля), в стандартной башне-девятиэтажке располагалась квартира господина Дементьева, молодого успешного миллионера, одним из первых укатившего в Лондон. Квартиру он купил своей подружке, модели из глухой провинции. Денег на ремонт кооперативного духкомнатного гнездышка Дементьев не жалел и подрядил для этого западногерманскую фирму со всеми вытекающими ценами.
В квартире Дементьева я был не раз, сопровождая сборщиков-немцев, встречая работников местного ЖЭКа и подвозя какие-то материалы. Мне нравилось ездить туда, где я мог совершенно свободно общаться и просто развалиться на белых удобных диванах. Со стороны заказчика в квартире почти всегда присутствовала замечательная женщина, какая-то дальняя знакомая Дементьева, которая своим потрясающим видом доказывала какой может быть москвичка в возрасте за тридцать при наличии свободного времени и денег. Молодая, интеллигентная еврейка в деньгах не нуждалась, однако, я был уверен, что просто так она свое время в какой-то квартире тратить не стала бы. Женщина любила сидеть на стуле возле окна, когда свет выгодно оттенял ее красивое лицо и безукоризненной формы ноги были у всех на виду. К слову, знаменитые ноги, на которые невольно пялились все – от жэковских рабочих до немецких директоров, оказались произведением израильской пластической хирургии...
Мы долго и с удовольствием общались, и постепенно заказчица рассказывала мне некоторые подробности о ее хозяине и о квартире. Оказалось, что Дементьев, с которым я, кстати, позже познакомился, сделал карьеру в Рижском морском пароходстве. Когда пришла перестройка, молодой, начинающий бизнесмен сумел воспользоваться правовой неразберихой и финансовым хаосом, приватизировал какие-то корабли, а потом вообще загнал за безумные деньги весь рыболовецкий флот Латвии за границу. С тех пор мистер Дементьев благополучно проживал в Англии, продолжая наведываться в РФ по делам денежным и сердечным...
«Халявщик» Леня Голубков и его «жена Рита».
По материалам Интернета
Сама квартира, купленная недалекой и заносчивой подружке, была какой-то неудачной. Жить в ней никто особо не собирался и до свадьбы дело там вряд ли дошло. Кроме мелких недоделок и оплошностей, которые нередко случаются во время ремонта, квартиру преследовали и крупные неудачи.
Потолки и стены по советским стандартам строек 1970-х были не выравнены и углы не соблюдены. Когда специально выписанные из Германии и полностью оплаченные специалисты-сборщики драгоценной, стоимостью более 10 000 долларов, «скромной» кухни фирмы «Хюльста» померяли углы советского помещения, то они отказались работать. Оказалось, что сделанную на заказ кухню такая фирма на советские стены вешать отказалась. Дитмару Вайсхаупту стоило много усилий, а возможно и денег, чтобы, в конце концов, заставить гордых мастеров выполнить дорогостоящий заказ.
Пролетарский подход. 1990-е годы.
С партьерами, заказаными по каталогу в дорогой немецкой фирме, вообще произошла накладка. Вероятнее всего, немцы не уточняли высоту потолков советского жилища, принимали заказ как есть, по картинке. Когда тяжелые, шелковые партьеры были повешены на место, вид оказался ужасным. Горизонтальные увесистые воланы и банты висели на уровне лица, а сами шторы укорочены на добрый метр... Делать было нечего, и Дитмар выписал из Германии специалиста-дизайнера из той самой именитой фирмы.
Какого же было всеобщее разочарование, когда прилетевший в Москву маленький толстый человечек в круглых очечках посмотрел на партьерное безобразие и сказал... что ничего сделать не сможет. Дитмар был взбешен и долго ругался с немецкой фирмой по телефону, после чего очкарик обиженно сидел по-турецки на полу злополучной квартиры и что-то пришивал иголкой. Ничего он, конечно, не исправил, лишь только слегка подтянул свисшую горизонтальную часть партьеры наверх.
Кстати, тот самый толстячок-портной и был тем самым немцем, который по дороге в машине, смущаясь и извиняясь, спросил меня – почему все женщины в России всегда накрашены и одеты так, как будто они идут на диско?...
Живопись 1990-х.
Пожалуй самый смешной эпизод в истории обьекта случился незадлго до моего появления в квартире. По традиции «новых русских» в расширенный санузел была впихнута итальянская ванна-джакузи. Стыковать районных водопроводчиков и электриков для подключения европейского чуда не удавалось, и рабочие приходили в разные дни. Так получилось, что последним пришел жэковский электрик, который заканчивал свою работу в квартире один.
Подключив все по правилам, мужик не удержался и решил сам попробовать чудо техники, которое он видел только в кино. Он быстро наполнил ванну и даже успел немного прибалдеть в эротичных струях джакузи, когда в дверь квартиры начали с криками долбить соседи. Оказалось, что плохо подходящие итальянские соединения слетели с труб советского стандарта, и вода, скрытая основанием ванны, просто полилась на вниз...
Словом, новая итальянская ванна г-на Дементьева стала очень популярна среди соседей тремя этажами ниже.
...Надо отметить, что все более популярный среди разбогатевшей части населения способ заказов по каталогу порой ставил Вайсхаупта в неловкое положение.
Одним из заказчиков фирмы был некий состоятельный армянин, невысокий, круглый человек, с выдающимся брюшком и сияющей лысиной. Его квартира на верхнем этаже огромного дома на Тверской в районе Маяковской была произведением кавказского «ремонтного искусства», мебель в которую он заказал в настоящей немецкой фирме «Вайсхаупт». На Тверскую к заказчику я был отправлен руководством один, как я потом понял, чтобы не выслушивать все его претензии на качество и прочность знаменитых и дорогих изделий.
С недовольным армянином мы на удивление быстро нашли общий язык – я не грузил его рекламной ерундой, был человеком подневольным и ничего не решал. Он, в свою очередь, был человеком деловым, не занудным и быстро решал вопросы. Непрочная немецкая мебель тут же была передана в руки его дальних родственников, плохо говорящих по-русски мастеровых мужиков, которые стояли вокруг немецких гарнитуров в позе полной готовности с инструментами в руках...
Москва, 1993 год .
...Армянин настойчиво приглашал меня на кухню пить прекрасный домашний коньяк, смешно говоря с сильным кавказским акцентом:
- Слюшай! Ты ему, эта,.. ну, твоему... как его? Да, Дитмару, скажи! Эта... ну, што это, а? Ты сам видел? Он эта видел? Слюшай, ты ему скажи! А, если я с дэвушкой на эту кровать, а?!..
Толстый армянин тыкал волосатыми пальцами в хлиплые крепления ребер немецкой кровати, а я старался деликатно сдерживать смех, представив заказчика «с дэвушкой» рухнувшими на пол с развалившегося европейского ложа...
Все права на публикацию защищены. При перепечатке или упоминании ссылка на сайт varvar.ru обязательна