Варварские тексты: Акимова Людмила Ивановна. Гомеровский эпос: миф и ритуал

Гомер

Идея сотворения мира - ведущая в ритуальной культуре, и оба великих греческих эпоса, "Илиада" и "Одиссея", пронизаны ею. Они выросли из совокупности древних ритуалов и мифов, связанных с возрождением бога-солнца в первичных водах. Бог умирал на закате, уходя в подземный Океан. Там он соединялся со своей супругой-праматерью, и этот брак приводил к новой жизни, которая представлялась всегда по-разному, но всегда разделением двух существ: то как извержение из утробы сына проглоченного матерью-чудовищем, то в виде кастрации бога-отца, как в мифах об Уране и Гее, то в виде рассечения исходного тела первомира-Хаоса на две части - мужскую и женскую, подводную (земную) и небесную, лунную, солнечную. Утром отделённый от матери солнечный бог покидал водный мир и восходил на небеса.

В чистом, почти незамутнёном виде эта космогоническая мысль представлена в "Одиссее", которая считается боле поздней, чем "Илиада". Бог-солнце Одиссей терпит великие страдания якобы по воле владыки моря Посейдона, а на деле - из-за супруги-матери. Она выступает в поэме под разными именами: это и "реальная" супруга Одиссея Пенелопа (её имя значит "утка-нырок"), и её олимпийская ипостась Афина (тоже имевшая способность превращаться в утку-нырка), и собственно морские богини, которые губят-спасают Одиссея: Кирка, Калипсо, "феакийская невеста" Навсикая, Белая богиня - Левкотея (тоже утка-нырок). Из них наиболее замечательна Кирка, владычица солнечного острова Ээи: она обладает магической способностью превращать живых в мёртвых, а мёртвых в живых. В эпосе она ударом волшебной палочки превращает попавших на её остров мужчин в животных - волков, львов, свиней (все они зооморфные ипостаси солнца), но она же возвращает им человеческий облик. Происходит это важдейшее действо на пиру, который в представлениях древних аналогичен браку. В эпоху земледелия подводный мир как место смерти-возрождения стал дублироваться подземным, и соответственно, морская богиня Кирка получила право отправлять мужчин-богов уже не в подводное царство, а в подземный Аид. Так, Одиссей по её указке попадает в царство мёртвых (метафорически умирает) и возвращается оттуда живым. Но всё равно эпос заканчивается только его "истинным", водным возрождением: когда он прибывает к берегу родной Итаки, видит Пенелопу и своё брачное ложе и открывает домашним - сыну, отцу, няне Евриклее и жене - своё имя.

В любом эпосе чрезвычайно важен вещный мир, он имеет равные права с человеческим. Вернее, и люди, и вещи в нём имеют один и тот же героический статус. Это касается всех абсолютно вещей - живых и неживых, от свиней Кирки до рубища Одиссея. Но в поэме есть одна особая вещь, на которой основан сюжет. Это покров, который ткёт Пенелопа, пока её пропавший без вести муж терпит водные страсти. Её окружают женихи - тот же супруг-Одиссей, представленный в "коллективном образе" и в негативном, смертном аспекте. По возрасту они юные (Пенелопа постоянно обращается к ним: "Юноши, ныне мои женихи ..."), по смыслу - отжившие. И напротив, Одиссей, которому эти царские дети годятся в сыновья, - по сути, рождаемый: происходит взаимообмен образами. Осаждаемая женихами Пенелопа ставит условием выхода замуж готовность своей ткани. Пока она ткёт - замуж выйти не может. Чтобы выиграть время, "хитроумная" Пенелопа днём ткёт, а ночью распускает ткань, так что её работа превращается в бесконечное действо. Когда женихи догадываются о её хитрости и вынуждают завершить покров - Одиссей возвращается, истребляет их (старая форма его самого теперь отмирает) и восстанавливает свой царский статус. Пенелопа ткёт "ковёр", как мифическая Мойра прядёт нить судьбы, и характерно, что в мифах греков прядут и ткут морские, водные богини - царицы мира, в котором зарождается жизнь. В "Одиссее" прядёт и ткёт не только Пенелопа, но и богини моря Кирка и Калипсо, да, вероятно, и Левкотея (иначе кто ей дал ту чудодейственную накидку, благодаря которой спасся Одиссей?); олимпийская покровительница Одиссея Афина - тоже учредительница прядения и ткачества. Прядение нити и ткание в эпосе - метафора зарождения жизни.

Для чего предназначена эта ткань? По словам Пенелопы, она - "старцу Лаэрту покров гробовой", ибо не принято было, чтобы столь доблестный муж был "погребён без покрова". Значит, с изготовлением покрова Лаэрт символически умирает, а Одиссей символически рождается. "Покров гробовой" превращается в облачение для новорожденного. А "хождение" туда-сюда ткацкого челнока, которым работала Пенелопа, уподобляется "лабиринтному" путешествию по морю "в челне" её спасаемого супруга.

"Илиада" обросла многими новыми смыслами, но в ней можно вычленить древнее ядро. Заморский царевич Парис (т.е. царь потустороннего, подводного мира, "Трои") похищает земную красавицу, жену спартанского царя Менелая, во всём подобную богини любви Афродите, и по наущению этой коварной богини. А отместку брат Менелая, царь Микен Агамемнон, снаряжает в поход всех доблестных греческих воинов - начинается Троянская война. В поэме женщину спасает мужчина (в коллективном образе "ахейских воинов") - это новая, патриархальная версия сюжета. Старая, матриархальная связана с нереидой Фетидой, древней морской богиней, которую "оскорбили" Зевс и Посейдон, жаждавшие брака с ней, но боявшиеся предсказания о могучем сыне, который мог свергнуть с трона отца и установить новый космический порядок. Вот почему олимпийцы отдали Фетиду за смертного мужа Пелея. Тема "унижения женщины" - её похищения - тоже новая, близкая теме похищения Елены Парисом или похищения Коры Плутоном, которое станет для греков метафорой смерти.

Фетида мстит за своё "унижение" в лице богини вражды Эриды. Последняя на свадьбе Фетиды бросает в зал для пирующих яблоко с надписью "Прекраснейшей". За него спорят три олимпийских богини - Афина, Афродита и Гера, а Зевс велит Гермесу, богу, знавшему путь в преисподнюю, отвести их на суд к её владыке Парису. Парис присудил яблоко Афродите, царице водного мира. Суд красоты, как и любой другой суд, - вариант исходного загробного суда. Мужчина судит женщин - ноавя черта, в других древних мифах происходит наоборот. [Так, на египетском загробном суде вершит суд, пожирает сердца неправедных женское чудище Аммат - в имени сохраняется древний корень -ма- (мать).] Но в обновлённой версии сложным образом и подспудно реставрируется старая: Фетида достигает цели. Как водная богиня, Фетида олицетворяет заморскую, т.е. подводную, Трою, сливаясь с её защитницей Афродитой (своей обновлённой олимпийской ипостасью). Богиня-мать завлекает в "город" обидчика-супруга - старого солнечного бога. Он прибывает в водяное царство (Трою) из мира жизни (Эллады). Это Патрокл ("Слава отца"), центральное место которого в "колективном образе" ахейских воинов отмечено значимостью его похорон: они составляют кульминационный момент "Илиады".

Но за смертью следует новый этап - умерший возрождается в сыне. В "Илиаде" его представляет сын Фетиды Ахилл - он подготовит разрушение Трои, убив её главного защитника Гектора, и тем самым "отделит себя" от водной матери. Во всех версиях мифа Ахилл погибает и роль сына возлагается на другую фигуру, например Филоктета, убийцу Париса. Но в мифоритуальном смысле ничего не меняется: сын означает победу и новый жизненный цикл.

На этом фоне многовековых размышлений о смерти и жизни в период Тёмных веков проявляется ряд необычных, даже экстраординарных черт. В "Илиаде" огромное место занимает описание обряда кремации: как для Патрокла кладут костёр, как доставляют для него спиленные стволы деревьев, как приносят в жертву двух из девяти собак, выросших при столе покойного, а также четырёх лошадей и двенадцать пленных троянских юношей, как призывают ветры для возжигания костра, как потом заливают его вином и собирают уцелевшие кости. Все детали обряда, включая жертвоприношение Ахиллом локона собственных волос (т.е. своей головы - он символически умирает вместе с отцом, они одной крови), выписаны с особой тчательностью. Смысл кремации заключается в необходимости разделения духа и тела: бренное тело остаётся в земле, и все смертные части его уничтожены - остаются только нетленные кости, а бессмертный дух возносится с дымом костра в небеса. Разделяются две части мира, две части человеческой субстанции - материальная остаётся внизу, в земле, у матери, а нематериальная уходит в выси к отцу.

Таков обряд погребения героя. Герой у греков - это сын бога и земной женщины или сын богини и её смертного супруга, но теперь понятие героя получает и современные черты: самоотверженный воин, преданный делу и отечеству, который достоин "космического" погребального действа.

Духовное, небесное и отцовское приобретает теперь особый смысл, и обряд кремации его специально акцентирует. Не случайно в поэме главным организатором похорон Патрокла выступает Ахилл - его друг, хотя по возрасту и смыслу сын. Древние материнские плачи, Фетиды с нереидами, Брисеиды и пленных троянских женщин, отодвинуты на второй план ритуальным плачем Ахилла. Оплакивая друга, Ахилл произносит поразительные, невозможные для микенского грека слова, утверждая, что Патрокл для него дороже родного отца и сына.

"Илиада" живописует, как тень непогребённого Патрокла является к спящему Ахиллу с просьбой о совершении должного погребения, ибо она не может попасть в Аид, оставаясь между двумя мирами. Разговор с душой покойного в древней литературе имеет долгую традицию. У истоков её стоит беседа Гильгамеша с Энкиду в шумеро-вавилонском эпосе о Гильгамеше (песнь XII). Гильгамеш нисходит в преисподнюю, чтобы вопросить покойного друга о том, что там, в мире ином, каков "закон земли великой"? Энкиду, погибший до срока из-за богини Инанны, жалуется на судьбу, отмечая, что в преисподней благая жизнь предназначена только тем, кто "был убит на поле в сраженье":

Друг твой, кого ты касался,
С кем веселилось сердце,
Как старое платье, едят его черви,
Тело его наполнено пылью.

Энкиду скорбит о разложении тела, Патрокл заботится о спасении духа, и выход его души к живому Ахиллу - процесс обратный тому, что наблюдается у Гильгамеша с Энкиду. Патрокл просит о необходимости отделения его души от тела, прекращения хаотического состояния в мире.

Кроме того, Ахилл удивляет ещё одним экстраординарным шагом. Говоря о погибшем друге, он восклицает:

............... не забуду его, не забуду, пока я
Между живыми влачусь и стопами земли прикасаюсь!

Кажется, он протестует против старинных догм - обычаев родового строя с его почитанием кровно-родственных связей, с его вещным мышлением: всем умершим в могигу обычно клались дары - залог воскрешения, как воплощение возраждающей силы (богини-матери). Сейчас это всё иссякает. В могилах совсем немного даров, и они не такие роскошные. Залогом возрождения становится память - идеальная и неощутимая, но более прочная и долговечная, потому что её нельзя истребить. И потом, она существует в мире живых, а не под землёй. Вскрик Ахилла можно понимать как знак отчаяния по поводу умирания старых традиций. Но в то же время это и знак горячей, трогающей душу любви.

Итак, кровные узы уступают место некровным, человек впервые завоёвывает для себя статус отдельного, особого существа в социуме, материальная сторона обряда уступает место воображению и памяти, а духовное начинает отделяться от телесного и постепенно доминировать над ним. Это черты, появляющиеся синхронно как в погребальном обряде Тёмных веков, так и в гомеровском эпосе, - новые, не существовавшие ранее. Они первыми ложатся в фундамет будущей эллинской культуры.

Источник: Акимова Л.И. Искусство Древней Греции: Геометрика и архаика. - СПб.: Азбука-классика, 2007. Стр. 25-30

Вверх.

На главную страницу.