Варварская энциклопедия: Атаманщина

А, Б, В, Г, Д, Е, Ё, Ж, З, И, Й, К, Л, М, Н, О, П, Р, С, Т, У, Ф, Х, Ц, Ч, Ш, Щ, Ы, Э, Ю, Я.

Реклама:

Семёнов и Калмыков, Анненков и Красильников — белые атаманы Востока России… Положительные герои или злодеи? Что в рассказах о них правда, что вымысел?

В начале Междусобойной войны добровольческие части с обеих сторон «самозарождались» как иррегулярные. Они создавались как импровизация частных лиц, самостоятельно изыскивались средства, формировались и вооружались на ходу, обеспечивались путём «самоснабжения».

«Партизанство» требовало лидеров определённого психологического типа и притягивало к себе людей с авантюрной жилкой. И белые, и красные столкнулись с проблемой превращения импровизированных отрядов в регулярную армию.

«Полевые командиры» часто не имели материальных стимулов поддерживать свою центральную власть, от которой почти ничего не получали.

На Востоке первыми возникли полупартизанские отряды в полосе отчуждения КВЖД:

В мае — июне 1918 года под Омском на основе тайных военных организаций сложились партизанские отряды есаулов Сибирского казачьего войска Б. В. Анненкова и И. Н. Красильникова .

Сначала эти атаманские отряды вели тяжёлую войну на разных фронтах — от Верхнеуральского (анненковцы) до Уссурийского (калмыковцы), а с осени 1918 года сосредоточились на борьбе с партизанско-повстанческим движением в тылу. Эти четыре атамана и их сподвижники — семёновцы, калмыковцы, анненковцы, красильниковцы — и стали носителями классической атаманщины.


Из четверых в начале их партизанства один Калмыков являлся выборным войсковым атаманом и то нелегитимным. Сначала все они были лишь командирами добровольческих отрядов. Причём только Семёнов действовал в своём родном войске. Красильников был из казаков. А Калмыков и Анненков по сословному происхождению и не казаки вовсе .


Никакой «возродившейся Запорожской сечью», «удалой казацкой вольницей» отряды Анненкова, Красильникова, Семёнова и Калмыкова никогда не были.

Создатели, кадровые офицеры, твёрдо держались единоначалия. Но чтобы «обойти неловкость» отрядной иерархии, когда у первых добровольцев оказались в подчинении старшие по чину (у есаула Семёнова даже генералы), они сами приняли на себя звание атаманов своих отрядов — сами.

Так появился особый тип полевых командиров — «казачьи атаманы». Хотя их отряды были сословно-смешанными и даже с подразделениями из «инородцев» и иностранцев.


Все новоявленные атаманы были незаурядными личностями, героями мировой войны, инициаторами вооружённой борьбы с большевиками в своих регионах. И с немалыми амбициями. Анненков, взяв Белорецкий завод, посчитал свою задачу на Верхнеуральском фронте выполненной и стал проситься партизанить в Семиречье. Он проигнорировал приказания о подчинении Г. А. Вержбицкому, побоявшись, что под началом этого генерала регулярного типа его и так потрёпанный отряд «постепенно растает» и будет ликвидирован.

Начавшееся в Алтайской губернии крестьянское восстание дало повод для компромисса. По сути, Анненков сам выбрал Семиреченский фронт. И даже внешне он демонстрировал «автономность». С июня 1918 года у него все партизаны, в отличие от остальной Сибирской армии, были с погонами.


Атаманщина — это не просто своеволие партизан, а средство самосохранения и вариант самоорганизации некоторых групп населения провинции в условиях смуты.

Сила атаманов в близости отношения к массе, которая образует не войско вокруг них, а дружину, содружество воинов, спаянных круговой порукой.

Их лозунги просты и понятны, потому что недалеко расстояние до самых толп.

Каждый атаманский отряд — локальное явление со своей социальной базой.

Часть населения явно воспринимала атамана как своего защитника. Анонимный автор в «Хвале и благодарности» Анненкову писал:

«Ты для спасения страдающей отчизны нам Богом дан. Благословит тебя Христос! И он тебе поможет и на твою главу премудрую венец хвалы возложит, да победим врагов своих…».


Атаманы, чувствуя себя самостоятельной политической силой, устанавливали на подконтрольной территории собственные порядки и старались влиять на верховную власть. Созданные ими структуры разведки и контрразведки, альтернативные правительственным, выходили далеко за пределы атаманских владений.

Анненковская контрразведка действовала в Омске, семёновская и калмыковская — в Харбине, Владивостоке. Даже лояльный Верховному правителю Красильников в январе 1919 года направил собственную разведывательную экспедицию в Среднюю Азию.


Семёнов с самого начала считал возможным временно брать на себя государственные функции и дальше других продвинулся в этом направлении. В апреле 1918 года он создал Временное Забайкальское областное правительство, а отказавшись признать Колчака, пытался отстроить при поддержке японцев самостоятельный военно-политический режим.

В результате договора с Калмыковым и войсковым атаманом Амурского войска И. М. Гамовым он провозгласил себя Походным атаманом Дальневосточных казачьих войск, сформировал под своим командованием отдельную Восточно-Сибирскую армию (к июню 1919 года — 42,4 тысячи человек).

Как запасной вариант Семёнов предпринял попытку создать буферное военно-теократическое монголо-бурятское государство. Прочие атаманы также хоть на крайне ограниченной территории и ненадолго, но сосредотачивали в своих руках всю власть.


Колчаку для полного подчинения атаманщины не хватило ресурсов, международного признания, времени.

Легко подчинились западносибирские атаманы, получив самостоятельные задачи в качестве командиров специальных частей и соединений:

Из-за различной внешнеполитической ориентации Омска и Читы потребовалось более полугода на подчинение дальневосточной атаманщины, которая в конечном итоге получила в рамках омской государственности фактическую автономию.


Атаманы не могли стать преобладающей силой в рамках «конституционной диктатуры» Колчака, ибо в ней доминировало либерально-демократическое гражданско-правовое течение англо-саксонской ориентации.

Даже внутри Забайкальского и Уссурийского войск у атаманщины была либеральная оппозиция, пытавшаяся использовать нормы казачьей сословно-представительной демократии.

В Забайкалье конфликт не пошёл дальше давления Семёнова на органы войскового самоуправления (изоляция войскового атамана полковника В. В. Зимина, запрет созыва Войскового круга) и бегства оппонентов в Иркутск (генералы И. Ф. Шильников, И. Н. Толстихин и другие).

Калмыков же не остановился перед тайными убийствами конкурентов — есаула А. М. Шестакова, войскового старшины Г. Ф. Февралёва.

В созданных государством казачьих войсках азиатской России не было глубоких традиций самоуправления, Колчак и сам не стал углублять конфронтацию с дальневосточными атаманами и в «читинском инциденте» пошёл им на уступки.

Компромисс между Омском и Читой позволил Калмыкову и Семёнову окончательно легитимироваться в качестве войсковых атаманов (последний 3-м кругом 10 июня 1919 года избран атаманом Забайкальского войска).
Режим власти в Забайкалье в 1920 году нельзя признать классически атаманским. Семёнову пришлось лавировать вплоть до созыва в Чите законосовещательного краевого Народного собрания. Атаман отвел ему под заседания… «жёлтый дом» на Сумасшедшей площади.


Что касается атаманского террора, реквизиций и прочих беззаконий, то не видно принципиальных отличий от практики большевиков. Методы были идентичны.

Как и красные, атаманы исходили из того, что цель оправдывает средства. Они вели беспощадную борьбу на истребление, руководствуясь презумпцией виновности и принципом «кто не с нами, тот против нас».

Калмыкову приписывают фразу: «Перегрызай горло всякому большевику, а то он тебе перегрызёт».

Подобно чекистам, поисками вины арестованного здесь себя не утруждали — хватало подозрения. Эффективность террора атаманов также была высока. Анненковская контрразведка настолько разгромила большевистское подполье в Павлодаре, Семипалатинске, Усть-Каменогорске, что после прихода Красной армии нельзя было найти местных для включения в ревкомы.


Начав борьбу на свой страх и риск, без средств, Семёнов и Калмыков задолго до появления в Омске центральной власти нашли внешние источники оружия и денег, сделав ставку на Японию.

Только Страна Восходящего Солнца, в отличие от других интервентов, давала помощь регулярно, не скупясь и — самое главное — не требуя отчётности.

Этой подпиткой во многом обусловлена устойчивость дальневосточной атаманщины и оппозиционность её Омску. Семёнов и Калмыков не считали изменой получать помощь от японцев и обещать за это определённые компенсации (например, концессии). Ставка на Японию была для них естественным союзом с японскими военными монархистами.


Для части православных борьба приобрела религиозный смысл. Может, отсюда лозунг анненковцев «С нами Бог!» или аналой с Библией в тесной комнатке атамана Калмыкова.

Один из ближайших сподвижников Семёнова барон Унгерн фон Штернберг так объяснял необходимость истребления носителей социализма:

«Зло, пришедшее на землю, чтобы уничтожить божественное начало в душе человеческой, должно быть вырвано с корнем».


Отсутствие снабжения толкало на реквизиции государственной и частной собственности. Оседлав железную дорогу, семёновцы и калмыковцы устроили охоту за спекулянтами, контрабандистами, наркокурьерами, отбирая деньги, золото, опиум; выручка от добычи шла на нужды отрядов.

О последствиях и правовой стороне не думали. Анненков говорил: «Я реквизирую, а кто будет платить — не моё дело». Равнодушным зажиточным слоям населения белые добровольцы платили презрением, действуя по праву сильного.

Антибуржуазная струя в атаманщине несомненна. Анонимный анненковец критиковал в своём стихотворении «набивавших мошну» рвачей с народа, «золота рабов», а Колчака назвал «избранником богачей».
Участие в карательных операциях, бессудных казнях, бесконтрольных реквизициях неизбежно вело к злоупотреблениям и нравственной деградации. Современники стали использовать термин «атаманщина» как синоним «белого большевизма», самовластия и произвола военных властей.

Белогвардейцы либерального толка сами дали атаманщине убийственные характеристики.

Затем коммунисты использовали их, чтобы создать доживший до сего дня миф о «псах-атаманах», «фанатичных деспотах и садистах».


К этим леденящим душу рассказам надо относиться осторожно. Например, советские авторы приписывали Семёнову зверское истребление в декабре 1917 года членов Маньчжурского совдепа, «истерзанные, изуродованные трупы» которых атаман якобы прислал в Читу.

На самом деле депутаты остались живы. Семёновцы лишь закрыли снаружи их товарный вагон. На разъезде Биликтуй членов совета освободили, с пассажирским поездом они прибыли в Читу и даже провели пресс-конференцию.


Правда в том, что гражданских войн без взаимного террора и дикостей не бывает. «Большевизм белый» и большевизм красный имели общую основу, обусловленную культурой народа, психологией эпохи, характером и условиями борьбы.

Согласно современным исследованиям, коммунистические части вели себя в отношении повстанцев и мирного населения практически, как атаманские отряды, демонстрируя те же черты: самостоятельность и произвол, высокую боеспособность и бандитизм, собственные представления о справедливости и полную безнаказанность, попустительство со стороны высших властей.


Чего стоит чоновский командир И. И. Долгих, при ликвидации в Горном Алтае партизанского вожака А. П. Кайгородова единолично порубавший всех пленных — 40 человек (10 апреля 1922 года)! Верхом на лошади он ворвался к ним в скотский загон. И как эти несчастные метались в ужасе, чтоб избежать его смертоносной шашки! Долгих же отсек убитому Кайгородову голову — на показ начальству.

В чём принципиальное отличие от красильниковцев или калмыковцев, рубивших пленных? Террор, «распущенность» белых и красных однотипны. Специфика — в деталях.

Так, белые широко применяли «домашнее средство» — порку. Коммунисты предпочитали расстреливать сразу.


Подобно большевикам, для достижения успеха атаманы использовали отрицательные побуждения людей, но крайности пресекали. Калмыков расстрелял всю свою военно-следственную комиссию, признав ее виновной в грабежах и вымогательстве. Белые «законники» осуждали его за то, что казнил без суда, только по собственному приказу. Хотя во многих случаях он расстреливал за дело: за шпионаж, уголовные преступления. Но ведь это обычнейшая практика ВЧК!..


Атаманские отряды «грабили, а сражались великолепно»
. «Своеобразное идейное служение стране», харизма вождей, привязка к местности и населению, боевое братство и круговая порука партизан — всё это обусловило высокую боеспособность и надёжность вооружённых сил атаманов.

Генерал Будберг, злой на язык пессимист, в знаменитом «Дневнике» мало о ком сказавший хорошо, атамана Анненкова оценил высоко: «В его отряде установлена железная дисциплина, части хорошо обучены и несут тяжёлую боевую службу, причём сам атаман является образцом храбрости, исполнения долга и солдатской простоты жизни. Отношения его к жителям таковы, что даже и всеми обираемые киргизы заявили, что в районе анненковского отряда им за всё платится и что никаких жалоб к Анненковским войскам у них нет… Те сведения, которые приведены в докладе Щербакова об устройстве анненковского тыла и снабжений, дают полное основание думать, что в этом атамане большие задатки хорошего организатора и самобытного военного таланта, достойного того, чтобы выдвинуть его на ответственное место».


У атаманов, конечно, были недостатки. Анненков — «человек-карьерист». За это к нему недружелюбно относился Красильников, у которого имелся свой минус: любил выпить.

Слабость Семёнова — женщины. В 1918 году у него случился бурный роман с молодой певицей «Машей Шарабан» — красавицей М. М. Глебовой (Розенфельд), «приводившей своим сложением в восхищение посетителей кафе-шантанов». Ради нее Семёнов бросил законную жену с сыном и ввёл фаворитку в свой дом; в атаманском окружении «цыганка Маша» приобрела большой вес. Но в 1920 году атаман женился на юной Е. В. Терсицкой, родившей ему в эмиграции пятерых детей.


Калмыков имел пылкую натуру, буйный нрав и не прощал обид. Храбр, умён, но «эгоист до мозга костей» и «как человек — невозможный». До революции дурная слава о его рукоприкладстве вышла далеко за пределы Уссурийского казачьего полка, в который он перевёлся из сапёрного батальона. Проведя детство на Тереке, в станице Грозненской, где его отец-мещанин занимался мелочной торговлей, атаман любил казачество, но «любовью дикаря». Участь в чем-нибудь заподозренного казака решалась его настроением.


Шагнув из рядовых обер-офицеров в большую политику, атаманы имели на всё «упрощённые взгляды». Старый школьный друг, с которым Семёнов откровенничал, писал: «Он ни над чем не задумывается. Что-нибудь скажет одно, а через десять минут другое. Кто-нибудь из близких людей может посоветовать одно, Семёнов согласится с этим. Через некоторое время он соглашается с другим». Начальник личной канцелярии Семёнова Л. Ф. Власьевский характеризовал атамана как «человека без определённых политических убеждений, политического фантазёра с большими авантюристическими наклонностями».

Но все недостатки атаманов перекрывало одно несомненное достоинство: они боролись от начала и до конца, несмотря ни на что!

Главное, в чём белые либералы упрекали атаманов, — они думают больше о себе, чем о Родине, фрондируют вместо помощи центральной власти. Но с чего это атаманам кидаться в объятия Колчака, приехавшего, по их мнению, на готовое да еще боявшегося «замарать перчатки»?!

Сепаратизм атаманщины объективно вытекал из её самозарождения и первородства, а также из недостатка у Омска властных ресурсов и расстановки внешних сил. И справедливости ради, кое-что Колчаку атаманы всё-таки дали.


Осенью 1919-го в составе 1-й колчаковской армии героически сражалась с красными Егерская бригада Красильникова. На «большой» фронт пошли и все резервы Партизанской дивизии Анненкова, приготовленные в Семипалатинской области: три стрелковых и три конных полка (в том числе «чёрные гусары» и «голубые уланы»), инженерный и артиллерийский дивизионы. Они составили Сводную партизанскую дивизию генерала З. Ф. Церетели в составе Степной группы. Тяжёлую с серьёзными потерями борьбу вели анненковцы в Семиречье. Так, в их Казачьей бригаде погибли два комбрига: войсковой старшина Е. А. Берников убит в конной атаке, полковник Е. В. Слюнин умер от полученных в бою ран.


Войска Семёнова и Калмыкова в течение 1918–1919 годов вели реальную борьбу с красными партизанами. Во время краха семёновцы искренне пытались спасти Колчака и его правительство. И, не будь предательства интервентов — чехов и американцев, наверное, подавили бы восстание Политцентра в Иркутске.


Высказывалось мнение, что атаманы лишь случайно оказались на белой стороне и что монархизм их сомнителен. Однако события трагичного для белых финала Гражданской войны доказали обратное. Части Анненкова летом 1919 года ехали на фронт с плакатами на вагонах «Да здравствует великий князь Михаил Александрович» и под пение «Боже, Царя храни».

Красильников заболел роковым для него тифом, подавая личный пример своей бригаде: был с солдатами в окопах, ночевал с ними у костров. Калмыков мог уехать из Хабаровска «на острова» и спастись, но предпочёл разделить со своим отрядом тяжелейшее отступление в Китай, где был арестован и убит китайцами.


Во время краха белого режима атаманщина парадоксально явила собой последние очаги порядка и стойкости. Поэтому Колчак, по некоторым данным, назначил Анненкова командующим Отдельной семиреченской армией (декабрь 1919 года), а Семёнову, слагая с себя звание Верховного правителя, передал «всю полноту военной и гражданской власти на всей территории Российской восточной окраины» (указ 4 января 1920 года).


Своими крайностями атаманщина врезалась в память современников. Но недостатки вождей и дикие выходки их партизан не должны заслонять сути этого яркого явления:

атаманщина была консервативным военно-террористическим течением Белого движения. Противник по достоинству оценил боевое значение крайне правого крыла белых.

Фрунзе писал:

«В нашей политической борьбе — кто может быть нашим достойным противником? Только не слюнтяй Керенский и подобные ему, а махровые черносотенцы. Они способны были бить и крошить так же, как на это были способны мы».

Источник: http://hvac.livejournal.com/313753.html

Реклама:

Вверх.

На главную страницу.